Сеятель бурь - Свержин Владимир Игоревич (читать книги без txt) 📗

Грянувший пистолетный выстрел разом скомкал мирное гудение органных труб, и дамы в роскошных платьях взвизгнули, пытаясь рухнуть в обморок, не измяв многочисленных юбок. Зал храма наполнился гренадерами Измайловского полка. Колеблющиеся огоньки мерцающих в церковном полумраке свеч шаловливо играли на начищенной стали примкнутых штыков.

– Принцепс Наполеон Бонапартий, – из толпы солдат выступил офицер с обнаженной шпагой, – извольте следовать за нами. Вы арестованы!

Глава 30

Возмущенные крики мужчин и женский визг в единый миг смолкли, точно кто-то захлопнул музыкальную шкатулку. Зеленые с красной оторочкой мундиры измайловцев казались столь несуразными и дикими в торжественном величии храма, столь резко контрастировали они с богатством и роскошью облачения придворных и дамскими нарядами, что все происходящее в эту минуту представлялось невероятным, невозможным.

Наполеон Бонапарт, стоявший у алтаря вместе с нареченной, едва успевшей сказать «Да!», медленно обернулся, устремляя свой тяжелый, до нутра пронизывающий взгляд на офицера. Полковничьи эполеты на плечах того невольно дернулись, точно от удара бичом.

– Да как вы смеете?!!

Гневная тирада принцепса была внезапно прервана самым бесцеремонным образом, однако среди присутствующих не нашлось бы ни единого человека, который мог сделать это по законному праву. Император Павел, исполнявший на свадьбе роль посаженного отца, дернулся всем телом и заорал срывающимся тенором:

– По чьему приказу, канальи?! Немедленно сложите оружие! Пред вами, сукины дети, ваш государь!

– По личному приказу императора Александра І! – звонко отчеканил измайловец, салютуя имени правителя шпагой. – Иных же над собой мы не числим. Потрудитесь сесть, Павел Петрович.

– Да я!!. Да я!!.

– Вот текст вашего отречения, – перебил задыхающегося от гнева монарха офицер. – Подпишите, и мы сохраним вам жизнь!

– Нагле-е-ец, – дергаясь в конвульсии, прохрипел император. Лицо его налилось багровой кровью, руки тряслись, он выхватил свернутый в трубку документ и, отшвырнув в сторону, потянулся к золотым эполетам полковника. – Солдаты, я вам приказываю…

Дождаться последующих слов государя замершим от ужаса измайловцам не было суждено. Едва выкрикнув начало команды, Павел схватился одной рукой за грудь, другой – за горжет [49] командира мятежников и рухнул на пол. Его тело била дрожь, губы посинели и зубы скрежетали, точно в час Страшного Суда. Однако странная, довольно жуткая усмешка, застывшая на его лице, и зажатый в руке знак офицерского достоинства, содранный с груди бунтовщика, заставляли думать, что рыцарственный монарх умирает со спокойной душой.

– Помогите ему! – выкрикнул Бонапарт.

– Назад! – заорал разжалованный полковник. – Солдаты – опустить штыки!

– Солдаты, не слушать изменника! Слушать меня! – попытался было перехватить инициативу принцепс Спартанский, но тут какой-то бравого вида штабс-капитан огрел его по голове эфесом шпаги, и неистовый корсиканец, обливаясь кровью, свалился на руки кардинала Габриэля Грубера, которого весь католический люд столицы почитал как нового святого.

Вопль ужаса заставил задребезжать цветные витражи в стрельчатых окнах храма, и отъевшиеся голуби Невского проспекта взмыли к небу, разнося весть об ужасном злодеянии. Штабс-капитан, сбивший с ног Бонапарта, занес над ним шпагу, но тут его запястье было перехвачено главарем мятежников.

– Нет! Он нужен нам живой!

– Во, блин, влипли! – Лис вцепился в мою руку. – У меня с собой пара стволов, но этим здесь, похоже, не обойдешься.

– Попробуем иначе! – крикнул я, но мой голос был заглушен воплем животного ужаса, вырывавшимся из сотен глоток.

– Молчать!! – отчаянно пытался обуздать всеобщую панику командир измайловцев. – Дам прошу на выход, мы не воюем с женщинами. Не суетитесь, не создавайте давки!

Солдаты в темно-зеленых мундирах выстроили живой коридор, глядя на разодетую публику не столько грозно, сколько ошарашенно. Происходившее в стенах храма не укладывалось в их головах.

Испуганные дамы, придерживая одной рукой шлейфы и прикрывая другой обширные созвездия драгоценностей, озираясь, потянулись к царским воротам, у которых толпилось множество солдат и офицеров различных полков. Устоявшийся порядок мироустройства рушился, и смириться с такой резкой переменой было выше сил беззаботных светских дам.

– Все остальные будут удерживаться здесь! – кричал полковник, размахивая шпагой. – Вплоть до особого указания императора!

– Лис, – я повернулся к другу, – ждать до указания нам абсолютно не с руки. Начинаем песню о дипломатической неприкосновенности.

– Заметано, – кивнул Лис. – Щас грянем.

– Господин полковник, – стараясь придать голосу испуганные нотки, завопил я что есть мочи. – Я австрийский военный атташе! И я протестую самым энергичным образом!

– Да-да! – вторым голосом завел Лис. – Мы энергично протестуем! Ща как порвем все отношения! Тут вам такая война начнется, шо никакой империи не хватит! Слава Кесарю, идущие на смерть приветствует тебя! – Последнее утверждение к происходящему имело весьма отдаленное отношение, и все же Лисова мелодекламация произвела желаемое действие.

Крики о дипиммунитете послышались с разных сторон, заставляя мятежников воочию осознать, что угроза войны против большей части Европы – отнюдь не пустой звук и что вряд ли император Александр I будет доволен столь плачевным началом своего царствования.

– Тихо! Тихо! – Измайловец поднял руку. – Господ иностранцев также прошу удалиться. – Полковник едва сдерживался, чтобы не обрушить на головы дипломатов поток отборной казарменной брани, однако нам с Лисом до этого не было ровно никакого дела. – Отпишите своим государям, что император Божьей милостью Александр I желает продолжать с ними дружбу и мир, как то было при его великой бабушке.

– Так, выбраться, кажись, выбрались, – констатировал мой напарник, когда мы наконец очутились на забитом людьми пятачке у ворот собора. – Ну, шо, командир, – протискиваясь сквозь толпу, обернулся Лис, – какие будут предложения на тему спасения дружественного отечества?

– Хорошие вопросики ты задаешь! Можно, конечно, запросить Вену, – проговорил я, имея в виду, естественно, не императорский двор Франца II, а дона Умберто, – но боюсь, пока наверху будут совещаться и принимать решения, здесь уже все определится без нас.

– Так, может, того, – Лис выразительно кивнул в сторону Аничкова моста, – попросим заезжего дядю повлиять на разбушевавшегося племянника? Раз пошла такая пьянка – режь последний огурец!

– Ваше сиятельство! – Кто-то сильно дернул меня за рукав. Я резко обернулся. Передо мной в толпе зевак стоял Тишка, раскрасневшийся и возбужденный.

– Ты что здесь делаешь? А ну-ка пулей беги домой! Неровен час стрелять начнут.

– Ваше сиятельство! – вновь повторил мальчишка. – Я только сказать хотел.

– Ну, что еще? – невольно продолжая тащить парнишку за собой, раздраженно спросил я.

– Вот тот офицер, что нынче в церкви горланил…

– Ты знаешь его? – остановился я.

– Ни-ни, чур меня, я знакомства с бунтовщиками и душегубами не вожу! – испуганно махнул Тишка.

– Что же тогда? – Я не удержался от резкого тона.

– Посторонись, расступись! – орал впереди Лис. – Блин, ну почему все мятежи начинаются с того, шо какая-то падла угоняет экипажи?! Теперь на слободу пешкодралом телёпать придется. Куда прешь, рыло свинячье?! Не видишь, хрен моржовый, дипломаты идут!

Мужик, к которому были обращены эти полные достоинства слова моего друга, отпрянул в сторону, и мы наконец очутились на Невском проспекте у самой башни ратуши.

– У-у, гоблины! – поминая невесть кого, выругался Сергей.