Наследники по прямой. Книга первая - Давыдов Вадим (электронная книга TXT) 📗

— Молодой человек, простите, Бога ради. Вы не будете столь любезны?

Гурьев повернулся — стремительно, словно пантера. Нет. Пантеры так не умеют. Быстрее. Как умел только он один. Ирину всегда, буквально до мурашек по коже, изумляла эта сидевшая в Гурьеве невероятной мощи пружина, которая была его второй — а может, первой?! — натурой:

— Извините. Вы мне?

— Да. Еще раз покорнейше прошу меня простить. Ваша фамилия случайно не Гурьев?

— Да. И это не случайно, — Гурьев напрягся еще сильнее. Человек, обращавшийся к нему, был Гурьеву знаком — он пока не мог точно вспомнить его имя, но в том, что он видел прежде и знал этого человека по имени, не было и тени сомнения. — Это важно?

— Вы очень похожи на Кирилла Воиновича, — человек замолчал и посмотрел на Гурьева, ожидая, какой эффект произведут его слова.

Гурьев отложил какую-то книгу, которую продолжал по инерции держать в руке:

— Вы служили вместе, — это был не вопрос, а утверждение. В тот же момент имя человека проступило из памяти чётко, как на бумаге.

— Имел честь, — человек наклонил голову и, казалось, только из-за неподходящей обстановки не щёлкнул каблуками. — Позвольте представиться.

— Я помню, — кивнул Гурьев. — Полозов, Константин Иванович. Лейтенант, если не ошибаюсь.

— Верно, — Полозов был явно ошарашен. — Совершенно верно. Младший минный офицер на «Гремящем». Как вы понимаете, бывший. Однако! Неужели Вы меня помните?!

— Отличнейшим образом, Константин Иванович. Я всю команду помню, вот только канонира кормового орудия фамилию не знал. Кажется, его первого мая на «Гремящий» откомандировали, не так ли?

— Так, — после некоторого замешательства подтвердил Полозов. — Строгов его фамилия. Была.

— Он тоже погиб? — тихо спросил Гурьев.

— Да. Простите.

— Ну, в том вашей вины усмотреть невозможно, — Гурьев протянул Полозову руку. Несмотря на жаркий день, тот был в кожаных перчатках, и Гурьев, хотя и удивился, не подал виду. — Сколько человек уцелело?

— Шестеро. — Секунду помедлив и бросив взгляд на Ирину, Полозов осторожно взял руку Гурьева своей, в перчатке.

Ирина никогда не слышала, чтобы Гурьев разговаривал так. И не догадывалась, что он так умеет. Но, по всему судя, тон был взят правильный, потому что этот… человек — он явно почувствовал себя лучше. И увереннее:

— Мне, право же, очень лестно, что Вы меня помните. Мы были друзьями с Вашим отцом. Правда, это было, кажется, в другой жизни.

— Да. Но мир тесен, иногда это к лучшему, — Гурьев улыбнулся и подтянул к себе девушку за локоток. — Познакомьтесь. Это Ирина.

— Весьма польщён, — Полозов поклонился и церемонно поцеловал протянутую Ириной руку, чем окончательно смутил её. — Яков Кириллович, надеюсь, Вы сможете уделить мне немного времени? Нам необходимо побеседовать, я живу здесь, неподалёку.

— Я подожду тебя на площади перед Музеем религии, хорошо? — Ирина снизу заглянула Гурьеву в глаза, поняв мгновенно, что сейчас она лишняя и нисколько, ни капельки не обижаясь и не сердясь. — Поговорите без меня.

— Это может быть довольно долгий разговор, — тихо буркнул Гурьев.

— Ничего, я не заблужусь. Делай то, что ты должен, я подожду, — Ирина кивнула Полозову: — До свидания.

Он проводил Ирину взглядом и повернулся к Гурьеву:

— Когда увидитесь, передайте, пожалуйста, что я бесконечно признателен мадемуазель Ирине за возможность поговорить с вами с глазу на глаз. Прошу Вас, сюда.

Дорогой Полозов не проронил ни слова. Гурьев тоже молчал, хотя буря чувств переполняла его.

Они поднялись на третий этаж и вошли в длинный коммунальный коридор, тихий и пустой — была середина рабочего дня. Оказавшись в жилище бывшего лейтенанта Минного Отряда Балтийского флота, Гурьев с интересом огляделся. Обстановка была спартанской, чтобы не сказать — убогой: узкая, как шконка в кубрике, кровать, этажерка с книгами, стул, огрызок — иначе не скажешь — письменного стола да полупустая вешалка для одежды. Полозов взял стул и пододвинул его Гурьеву:

— Садитесь, Яков Кириллович, — перехватив его взгляд, направленный на свои руки в перчатках, Полозов усмехнулся: — Не подумайте ничего такого. Пожар в снарядном бункере — пренеприятная штука, а вентиль задрайки оказался чересчур горячим для нежных ручек моего благородия. А потом — соленая вода, вот и хожу теперь, как опереточный шпион. Могу вас угостить коньяком. Не побрезгуете стариковским угощением?

— Я просто не пью, Константин Иванович. По нескольким причинам, одна из которых — прискорбно юный возраст.

— Как вы сказали? Прискорбно юный? — Полозов остановился, приподнял брови и улыбнулся. — Какого же Вы года рождения, голубчик, десятого, кажется?

— Да. Десятого.

— Но выглядите Вы, смею вас уверить, значительно старше.

— Спасибо. Я стараюсь.

— Вы просто удивительно похожи на Кирилла. Кирилла Воиновича. А матушка Ваша как поживает, здорова ли?

— Благодарю Вас. Можно сказать, вполне благополучно. И не замужем, если вас это интересует.

— Помилуй Бог, — Полозов вскинул руки, словно защищаясь. — Столько лет, да у кого язык повернется сказать хоть слово в упрек! А сверх того — и подумать! Я Вас искал, матушку Вашу, разумеется, когда вернулся. А, впрочем, по порядку. Так Вы определенно не будете любезны составить мне компанию?

— Мне очень жаль, Константин Иваныч, но не могу.

— Больше не уговариваю, — кивнул Полозов, повернулся, достал из тумбочки пыльную початую бутылку, невысокий граненый стакан, налил себе на два пальца густо-коричневой жидкости, поставил бутылку на место и сел напротив Гурьева на кровать. — А я, с вашего позволения, — Он помолчал, сделал глубокий глоток, посмотрел на Гурьева, потом в окно. И повторил: — Я вас искал. Я вернулся в Питер зимою девятнадцатого, после плена. Мы повредили рули в на выходе из бухты, — такая глупая случайность. И, соответственно, лишились возможности уклониться. Девяностодевятка и сотка [90]. Шли по пятам. Приняли бой с численно превосходящим противником, как принято писать в сводках. Первым же снарядом разбило радиорубку. Даже сигнал бедствия не сумели передать. Ну, да вы и сами, наверное, знаете. Извините. Все эти подробности… Наверняка не говорят вам ничего.

— Напротив, — Гурьев опустил голову. — Для меня это представляет особую ценность. А уж от вас — тем более. Константин Иванович. Нам ведь ничего не сообщили. Вы же знаете — они не состояли в законном браке. Это во-первых. А во-вторых — не было никаких сводок. Вы просто исчезли — и всё. Потом, окольным путём, через немцев, докатилось, что «Гремящий» сражался до последнего. Мы были уверены, что уже никто и никогда ничего не сможет рассказать, — желваки прыгнули у Гурьева на щеках — раз, другой, третий. Как сумасшедшие. — Простите. Я слушаю вас.

— Нет, — Полозов сделал еще один глоток, кадык его сильно дернулся вверх-вниз. — Я должен был. Мы всё-таки их потрепали. Кирилл Воинович умер у меня на руках. Осколок в брюшину. Это было безнадёжно, особенно в том положении, в котором мы очутились. Ваш отец… Он был настоящим командиром. Не сочтите, что я перебираю с патетикой. Я оставался единственным офицером. Он сказал — ты отвечаешь за команду. Если представится возможность спасти экипаж, сделай это. Я забрал его золотой браслет, чтобы передать Вашей матушке. Вы, вероятно, не помните, но этот браслет… У меня был такой же, у всех в Минном Отряде, нам выдали их после тренировочного похода с предписанием носить, не снимая. А Вашему батюшке пожалован был еще браунинг. Я, собственно, Вас за тем и позвал. Я не мог этого сделать раньше по независящим от меня обстоятельствам. Но я делаю это теперь.

— Что?! — Гурьев привстал. — Как вам удалось это сохранить?! Вы же сказали — плен?!

— Да, да, — Полозов невесело усмехнулся. — Лучше не спрашивайте, все равно не скажу. Да и какая теперь разница? Просто я слово Кириллу Воиновичу давал. И нынче — исполняю. Помогите, Яков Кириллович, половицу вот приподнять.