Цена Империи - Мазин Александр Владимирович (книги онлайн полные txt) 📗
Глава двенадцатая
Антиохия
Они успели. Взяв с собой только тысячу всадников, ворвались в город на исходе ночи, незадолго до рассвета. Обленившуюся сонную гвардию наместника даже не стали резать: при виде свирепых германцев те сами побросали оружие. Беспечного прокуратора Гельмия выдернули из постели, где он наслаждался обществом аж пяти девок (хотя ему и одной было много), голого вышвырнули из дворца, кубарем, с лестницы, – под ноги новому наместнику.
Пылали факелы, багрово алели шлемы воинов. Тоже вытащенные из постелей (по наводке Анастасии) и в большинстве изрядно перетрусившие «лучшие люди» города с трепетом взирали на то, как творит суд новый наместник. А новый наместник наклонился к валяющемуся у его ног прокуратору и спросил:
– Любишь деньги?
– Я… Нет!.. Только для Августа…
– Нет, – почти ласково произнес Черепанов. – Не только.
Он уже успел переговорить с Настей и знал, что далеко не все, что удалось прокуратору Гельмию выжать из провинции, попало в казну Максимина. В общем-то, Черепанов мог его понять. Лично он вообще никаких отчислений в государственную казну делать не собирался. Но Гельмий присваивал чужое, а Черепанов собирался не отдавать свое.
– Любишь деньги? – еще раз спросил Черепанов.
– Д-да…
Это была правда. Прокуратор очень любил деньги. Намного больше, чем своих налогоплательщиков, у которых на него вырос очень большой зуб.
– Хорошо, – кивнул Черепанов, повернулся к Скулди и сказал: – Раз так, дайте ему денег!
– Сколько? – деловито спросил герул.
– А сколько влезет.
– Будет исполнено! – отчеканил Скулди и кивнул своим.
Прокуратора опрокинули на спину, специальными клещами развели челюсти и стали горстями запихивать в рот монеты.
Всякий, знавший Максимина фракийца, мог бы сказать, что новый наместник позаимствовал метод воспитания вороватых чиновников у своего бывшего командира. Правда, Максимин предпочитал предварительно расплавлять серебро… Впрочем, какая разница, ведь прокуратор Гельмий все равно умер.
Утром нафаршированный серебром труп прокуратора был выставлен на всеобщее обозрение, а Черепанов, оставив своего легата решать текущие вопросы, поехал в ближайший военный лагерь. К обеду первый из сирийских легионов – Шестнадцатый Клавдиев, с префектом которого Черепанов был знаком лично и не одну чашу вина выпил еще во время войны с алеманнами, – признал легата Геннадия своим верховным командующим… Так что, когда вечером того же дня Черепанов спустился к ужину в один из триклиниев дворца, настроение у него было превосходное… Но совсем недолго. И испортила его жена грозного наместника Сирии…
– Я не возлягу за стол вместе с этой женщиной! – заявила Корнелия, вытягиваясь стрункой и гордо выпятив патрицианский подбородок. – Больше никогда!
– Та-ак… – В сознании Черепанова моментально возникли самые мрачные предположения. – Вы что, поссорились?
– Я никогда не унижусь до ссоры с этой!
Черепанов взял двумя пальцами круглый подбородок жены:
– Ну-ка, что она тебе сказала?
– Она мне ничего не сказала! – Голос Корнелии дрожал от гнева. – Я… Я обращалась к ней, как… Как к равной! Я – праправнучка императоров…
– Внучка! – перебил Черепанов. – И дочь. Императоров.
Корнелия вздрогнула, словно Геннадий ее ударил, оттолкнула его руку.
– Кора, я хочу знать, что случилось? – строго произнес Черепанов. – И лучше я узнаю об этом от тебя.
– Какая разница! Можешь спросить кого угодно! В Антиохии это известно каждому… Каждому… А я… Какой позор!
– Проклятье! Ты мне скажешь, в чем дело или нет! – рявкнул Черепанов так, что качнулась тонкая ткань в оконных проемах и серая кошка, спавшая в кресле, недовольно дернула ухом.
– Анастасия Фока – гетера! – выпалила Корнелия.
– Ф-фух… – Геннадий вздохнул с облегчением. Он уж начал думать… – Гетера. Ну и что?
– Так ты знал?
– Конечно, знал. Алексий мне все рассказал в первую же нашу встречу.
– И он – знал?
– Ну разумеется. Когда они встретились, она была одной из жен германского рикса. Алексий полюбил ее и забрал.
– И он взял ее в жены? Вы… Вы действительно варвары!
Черепанов мог бы сказать, что они-то как раз не варвары. Что по готским законам женщину, однажды ставшую наложницей-тиви, никто не сделает законной женой.
Но он сказал другое.
– Слушай меня очень внимательно, – произнес он строго. – Я говорю это один раз. Больше повторять не буду. Кем бы ни была раньше Анастасия – это никого не касается. Она – жена Алексия, а Алексий – мой друг. Мой самый надежный друг в этом мире. Этого достаточно. Но это не всё. Я с большим уважением отношусь к этой женщине. У нее есть ум и воля. Она знает, что такое честь… (Корнелия фыркнула.) Помолчи! Я тоже знаю, что говорю! Ум и честь. И еще я знаю, что она предана своему мужу и готова была отдать за него жизнь. Я очень надеюсь, что тебе никогда не придется пережить то, что пережила она… Я сделаю все, чтобы этого не случилось. Но я требую от тебя не просто лояльности, но уважения к этой женщине. Заслуженного ею уважения. Со временем ты поймешь, что это так, а сейчас просто поверь мне и все. Ведь ты мне веришь, так?
Корнелия, помедлив, кивнула. Вспышка мужа ее ошеломила. Никогда он не говорил с ней так.
– И еще запомни пожалуйста: честь и достоинство жены моего друга Анастасии Фоки имеют к нам, ко мне и тебе, самое прямое отношение. Мы будем править этой провинцией совместно с Алексием. Его жена уже оказала нам немалую помощь, потому что она знает здешний народ намного лучше, чем я и мой друг. И она будет помогать нам впредь. Так же как и ты, я надеюсь. Мы все должны держаться вместе, вот так! – Черепанов сжал кулак. – Иначе мы погибнем. Как погибли твои близкие. И если ты не хочешь, чтобы твое изуродованное тело выбросили псам, ты должна запомнить: Алексий и его жена, ты и я, мы теперь – одна семья. Так что, если кто-то в твоем присутствии оскорбит жену легата Алексия, он оскорбит и тебя, и меня. А этого мы с тобой никому не должны позволять. Так что, если ты не сможешь сама наказать оскорбителя, – скажи мне. И я велю Скулди вырвать паршивый язык. Ты поняла?
Корнелия кивнула. Губы ее дрожали, глаза блестели…
– Вот и умница. – Геннадий обнял ее, поцеловал. – Ты очень красивая, – шепнул он в мягкое ушко. – Красивее всех женщин на свете. И я тебя люблю. А сейчас пошли ужинать… Это был слишком долгий день, и мне не терпится побыстрее закончить его… Угадай как?
Глава тринадцатая,
в которой Геннадий Черепанов вспоминает свое прошлое и размышляет о мрачной доле имперского наместника
– Это было в тухлые времена конверсии, – сказал Черепанов. – Когда космос почти прикрыли, керосин для «сушек» сливали налево, а сами «сушки» – направо. Тому, кто больше даст: хоть черным, хоть желтым, хоть серо-буро-малиновым. Все генералы – от двух больших звезд и выше – этим занимались, так что наш был не хуже и не лучше прочих. Даже лучше, поскольку старался продать самолеты тем, кто против нас их никогда не подымет. Хотя бы потому, что мозгов и навыков не хватит. – Бывший подполковник, а ныне наместник провинции Сирия хмыкнул. – Даже обезьяну можно научить управлять трактором, но черный тонконогий вудуист в кабине «сушки» – это, брат… Я, конечно, не расист, – тут же уточнил Черепанов. – Сам расистов-нацистов терпеть не могу…
– Угу, – усмехнулся Коршунов. – Как говорится: «Больше всего на свете я ненавижу нацистов и негров!»
– Некоторых негров, – уточнил Черепанов. – Знаешь, брат, я ведь тоже однажды в яме сидел. Причем не у римлян или твоих готов, а у этих самых черно… ногих «братьев по социализму». Помнишь такое время?
