Контра (СИ) - Гавряев Виталий Витальевич (бесплатные онлайн книги читаем полные версии txt) 📗
На пятый день абсурда, творимого при полном попустительстве полиции, заговорили о том, что евреев необходимо приструнить. И в ту же ночь, неожиданно, начались массовые погромы, налётчики громили всё, что хоть в какой-то степени принадлежало "детям израилевыми", не брезгуя при этом, попутно, заниматься банальным грабежом. И снова, пресса не осталась в стороне, с невероятной скоростью напечатав экстренные выпуски посвящённые ночным событиям. Поражало то, как оперативно были "выданы на-гора" соответствующие статьи о творимом варварстве. При этом всё это было незамедлительно, со "скоростью света отредактировано", набрано и незамедлительно напечатано. В этой супер скоростной гонке за сенсацией не подкачали и их зарубежные коллеги, с невероятной скоростью перепечатавшие некоторые статьи о жутких еврейских погромах и сопровождающих их многочисленных жертвах. И откуда они только появились, если каждую ночь евреи проводили вне приделов столицы. Да и сами статьи шли с небольшими такими комментариями, такими как: "А что вы хотите? Что ещё можно ожидать от этих агрессивных русских варваров? Да-да, от этих дикарей иного ожидать и не стоит. Вот именно, они намного кровожаднее наших неугомонных бунтовщиков, шотландцев".
На этом фоне, никто не обратил внимания на то, что в "ночь возмездия", именно так её прозвали в прессе, было совершено нападение на десяток иноземных гостей, только что прибывших в столицу, и покинувших вокзал, дабы сесть в экипажи, зафрактованные встречающим их чиновником. И надо же, они оказались геологами, приглашёнными русской академией наук, для проведения исследовательской работы по прокладке дальневосточной ветки железной дороги. Пусть эти господа не были похожи на обвинённых во всех бедах евреев, ну ни капельки, но на них набросилась толпа разъярённых горожан, до этого мирно бродившая неподалёку. И эта, мгновенно "вскипевшая праведным гневом" толпа, истошно вопя: "Бей жидов!" — Аккуратно, но при этом весьма основательно "намяла бока" опешившим закордонным спецам. Что послужило причиной экстренного бегства пострадавших на родину, пока не них снова не напали и на этот раз не покалечили. "Забегая вперёд" нужно сказать, что об этом инциденте, Лопухин узнал только из газетных статей прессы. И был наш канцлер сильно взбешён тем, фактом, что про это ЧП вообще имело место быть. И главное, Олег Игоревич не мог взять в толк. Почему он узнал о том, что пострадали столь нужные для государева дела специалисты из газет, а не из доклада чиновников, ответственных за приём и безопасность этих долгожданных и весьма дорогих, во всех смыслах, гостей?
Думается, не стоит убегать вперёд, не описав хотя бы одно событие местной "Варфоломеевской ночи", правильнее сказать, её Павловский вариант. Как при любых волнениях, на их волне образовалась своя "пена", те, кто пожелал "пошалить", под шумок. Заодно, подправить за счёт пострадавших своё благосостояние. Так что, никто не удивился, узнав, что было ограблено несколько домов зажиточных мещан. Впрочем, эти события "украсились" стрельбой из новомодных револьверов, правда, происходило это не везде, да и не в этом суть. Например, притчей во языцех, стали события произошедшие в доме одного германского пивовара. Сухопарого баварца, двадцать лет назад переехавшего в Россию и открывшего в столице свой маленький бизнес. Здесь, этому семейству, удалось отбиться от грабителей без серьёзных потерь, но всё это получилось вопреки, а не благодаря действиям немного скуповатого главы семейства.
А получилось это так. Адольф Кох, был разбужен истошным лаем дворового пса и вскриком человека, судя по отборной ругани, укушенного за ногу верным дворовым охранником хозяйского имущества. Так что не было никаких сомнений, в дом лезут грабители. Сон, как рукой сняло. Пивовар ещё сидел на постели, пытаясь осознать происходящее и не видя во тьме спальни ни зги, а его супруга — Марта, уже нащупала спички и зажгла свечу. Вскоре, в коридоре послышался испуганные голоса его детей и их осторожные, и одновременно торопливые шаги. Они, в смысле дети, приближались к его опочивальне. Но события, разворачивающиеся на улице, шли своим чередом, к тому моменту как отворилась дверь, в которую протиснулась испуганная мордашка маленькой Эльзы, старый кобель, которого звали просто — Пёс, неистово и жалобно визжал, убиваемый незваными гостями.
К этому моменту, в спальне было относительно светло, благодаря усилиям хозяйки, помимо свечи, горело несколько масленых светильников. Так что, вид испуганной жены, детей, готовых в любой момент разреветься, визг погибающей собаки, подвигли Адольфа к активным действиям. Тем более Марта, дрожащими от страха руками, подала ему шкатулку с недавно купленным в лавке Каца револьвером и картонную коробочку с патронами. Именно так, крупными буквами, и было написано "ПАТРОНЫ". А мелкими буквицами было отпечатано пояснение, что это новшество позволяет ускорить и сильно упростить зарядку данного оружия. А бумага, в которую был собран патрон, пропитана неким веществом, что позволяет ей гореть не хуже пороха. Всё это, глава семьи прочёл и выучил ещё в день покупки пистолета, а сейчас, вспоминая инструкцию, он начал заряжать оружие. Время для этого ещё было. Пусть пёс уже смолк, что могло означать только одно, его убили, но добротные, крепкие двери, ставни на окнах, и мощные засовы на какое-то время способны задержать ночных татей. Вот и снаряжал пивовар револьвер, вставляя "сигарку" с пулей в камору барабана, только делал это не очень-то шустро и как-то неуверенно. И это действие совпало с моментом, когда заплакала белокурая Эльза. Девочка долго куксилась, морща своё милое личико и как итог, разревелась. Младшую поддержали и две старшие сестрички, так что из-за их рёва, стало неслышно брани доносившейся со двора. Благо, налётчики, ещё не ломились в дверь.
"Марта! Немедленно уйми детей!" — сорвался на жену пивовар раздражённый тем, что вопреки ожиданиям, заряжать оружие оказалось не таким уж простым делом.
Пышнотелая женщина, чью полноту не скрывала просторная ночная рубашка, кинулась к детям, что-то им шепча и стараясь обнять сразу всех, одновременно. Только её старший сын, тринадцати летний Фриц, немного от неё отстранился, сделав небольшой шаг в сторону. Пусть его испуганный взгляд и метался по комнате, перемещаясь с отца на закрытые ставни, и обратно. Однако он, старался выглядеть как можно воинственней и в данный момент, худосочный подросток, чурался материнской опеки. Может быть, на это и обратили бы внимание, немного позже, но в спальне прозвучал новый, возмущённый окрик:
— Марта, где банка с ружейным салом?! Живо неси её сюда!
— Адольф, оно, это самое сало жутко воняло, и я, вчера, вынесла его в сарай.
— Что? Да как ты могла? Как и чем прикажешь отстреливаться от бандитов? Ведь в этой чёртовой инструкции ясно прописано: "После снаряжения барабана и прессовки заряда, установить капсюля и замазать каморы ружейным салом". — Всё. Нам конец. И всё это благодаря твоей глупости, женщина, из-за твоей дурной прихоти я не могу привести свой пистолет в боевое состояние.
Тут оживился Фриц, со словами: "Папа, прошу вас, дайте мне свой револьвер!" — Отрок кинулся к родителю и, попытавшись взять пистолет, залепетал: "Маменька, пожалуйста, принесите с кухни сливочное масло". — "Но оно топлёное, — ответила женщина, удивлённо посмотрев на своего сына, — да и успело сильно подтаять, я его забыла отнести на ледник". — "Ничего, и такое сгодится. Папенька, ведь и его можно использовать вместо ружейного сала". — "Неси его сюда, женщина. Живо!" — Поддержал сына Адольф.
Пока испуганная женщина, не обратившая внимание на то, что на ней по-прежнему не одето ничего кроме ночной рубахи, даже не заметила, что белый чепец из-за развязанных завязок остался на кровати, бегала за маслом, револьвер был снаряжён. А во входную дверь уже ломились, стараясь её выбить. Какое-то время ушло на то, чтоб глава семейства смазал каморы барабана, и приказал своим домочадцам оставаться в спальне. Пока он одобрительно кивнул сыну, заметив в его руках топорик для разделки мяса, входная дверь предательски затрещала. Так что Адольф еле успел добежать до коридорной двери, распахнуть её и, зажмурившись, наведя револьвер по принципу: "У ту степь" — сделать три выстрела. Послышался чей-то истошный крик, полный боли и отчаяния. Затем были ещё какие-то возмущённые возгласы, вопли, и, если судить по ним, нападавшие отступили. Что там происходило, хозяин не видел. И не потому, что он по прежнему боялся открыть глаза, даже если бы он это сделал, то пороховое марево, заполнившее коридор, не позволяло что-либо разглядеть.
