Государь революции (СИ) - Бабкин Владимир Викторович (первая книга txt) 📗
МОСКВА. ДОМ ИМПЕРИИ. 29 марта (11 апреля) 1917 года.
Огонь жарко пылал в камине. Дрова задорно потрескивали, спеша отдать накопленное природой солнечное тепло и согреть душу. Но ни пламя камина, ни коньяк в бокале, ни трубка, дымящаяся в руках, не могли развеять ту тоску и апатию, которая прочно поселилась в моей душе сегодня вечером.
Был ли это отходняк от нервного напряжения последних дней? Вероятно. Но разве было мне от этого как-то легче? Ничуть.
Кто я и что делаю здесь? Месяц назад (Капризом кого? Судьбы, случайности, Бога, Его антагониста?) попал я сюда и, откровенно говоря, я даже не имею представления куда именно. Что вокруг меня? Прошлое ли это моей реальности или это параллельный мир? Меняю ли я будущее своего мира или творю новую реальность, которая родилась или, если угодно, ответвилась от моей Вселенной в момент моего сюда попадания? Ведь утверждают же яцеголовые ученые, что… А если это прошлое моего мира, то как я могу менять историю, не исчезнув при этом сам? Ведь попадание в тело прадеда само по себе абсурдно, поскольку если я все меняю, то разве не поменяется ли сам набор тех случайностей, который и привел к моему рождению, даже если мой дед Михаил уже родился, а моя прабабка Ольга Кирилловна Мостовская еще не умерла от испанки? Изменится же, вероятно, все — она не умрет через пару лет, дед не попадет в детский дом и так далее. Или нет? Или вот тот же брат мужа моей прабабки Александр Мостовский, шкодничающий сейчас в Париже, он же в моей версии истории ничем особым себя не проявил и тихо сгинул на фронтах. Во всяком случае, мне о его судьбе в моем мире ничего не известно. А тут он одна из важнейших фигур в Большой Игре. Да и сама эта Игра давно уже идет по другим правилам.
Так что — родилась новая реальность, изменилось будущее привычного мира или это параллельная Вселенная? Отделился ли я от моего пространственно-временного континуума и попал в так называемое кольцо времени, существуя уже вне самого будущего?
Почти допитая бутылка коньяка и языки пламени странно влияют на меня, вгоняя в тоску и ипохондрию. Как говаривал кузнец в фильме "Формула любви": "Ипохондрия всегда на закате делается. От глупых сомнений. Вот глядит человек на солнышко и думает: взойдёт оно завтра аль не взойдёт?" Вот и меня сейчас нечто такое. М-да…
Что ж, вот я уже месяц как тут царствую. Много раз, в прежние времена, я слышал о том, что власть опьяняет, мол, власть, как наркотик и от нее трудно отказаться. Мол, человек зачастую готов пойти на любые преступления, чтобы ее удержать. Мой ли это случай? Не знаю, трудно судить непредвзято. Возможно, когда-нибудь потом, когда я, так сказать, подсяду на этот наркотик власти и попаду в зависимость, может случиться всякое, но пока… Пока, скорее, я себя чувствую перепуганным пассажиром, который вдруг попал за штурвал огромного авиалайнера, в кабине никого знающего, вокруг только толпа истеричных советчиков, дергающих штурвал в разные стороны, за спиной дают жару полтысячи вопящих пассажиров, а внизу огромный мегаполис. И всю эту летающую бодягу нужно как-то посадить. И, зараза, нет же никакого диспетчера, как в фильмах, который рассказывает, что нужно делать в каждый конкретный момент времени.
Впрочем, самолет-то, вероятно, я бы посадил. Все ж таки я, какой-никакой, но летчик, и сажать, пусть спортивные, но самолеты мне приходилось, и в летном училище я все-таки учился. Но кто меня учил управлять огромной Империей в момент жесточайшего катастрофического кризиса? Вот то-то.
Устало тру ладонями лицо. Что-то я совсем расклеился. И, гадство, даже поговорить не с кем по душам. Друзей у меня нет, жены, боевой подруги, так же не имеется и будут ли — Бог весть. Да и что я им расскажу-то? Что, мол, капец, вот такой я молодец? Прибыл к вам из светлого будущего, чтобы оно, не дай Бог, не повторилось? И я вас научу Родину любить, мать вашу?
Нет, одиночество — это наше все. Я, камин и бокал коньяка — вот и все мои друзья. Ну, и трубка еще. Хорошо быть царем. А Императором еще лучше. Да.
Разумеется, я мог бы нагнать сюда сколь угодно много "друзей" и прочих подхалимов, но лично меня воротит от таких вот "друзей". Посему…
Наливаю себе бокал до краев и салютую камину.
…
— Государь, не изволите ли в покои свои пройти? Чай спать в кресле не удобно?
Я несколько мгновений смотрел на говорившего, с трудом осознавая самого себя, не говоря уж про окружающую действительность. Затем взгляд мой сфокусировался, и я опознал подле себя своего камердинера Евстафия. Тот почтительно меня тормошил и явно намекал на необходимость неких действий. Встряхнув головой, я осмотрелся. Камин уже практически догорел, трубка, ясное дело, давно потухла, а пустой бокал говорил о том, что я его таки приговорил.
— Который час?
— Три четверти пятого, Государь. Заработались вы сегодня, Ваше Величество.
— Три. Четверти. Пятого. Хорошо сказал. Да. Что ж, изволь. Действительно, как-то я… заработался сегодня… Хотя, стоп. Организуй мне, голубчик, горячую ванну!
— Как прикажете, Государь. Сейчас все сделаю.
Еще через двадцать минут, я вышел из ванной комнаты практически избавившись от остатков хмеля и вновь будучи готовым к труду и обороне.
— Вот что, Евстафий, передай мои повеления. Первое. Управляющему усадьбы Марфино с самого утра быть готовыми к моему визиту. Никакого официоза, просто обзорный визит. Пусть подготовятся мне все показывать.
— Может, пусть баньку истопят?
— Отменная мысль. Да, распорядись.
Евстафий склонил голову. Я продолжил повелевать.
— Второе, передай князю Волконскому, что я желаю, чтобы он меня сопровождал. Третье, пусть подготовят Георгия к девяти утра. Он едет со мной. Все, ступай.
Мой личный камердинер поклонился и бесшумно испарился, как он всегда умел делать. Я же сладко потянулся, да так, что суставы затрещали. Что ж, побузили и будет. Не хватало еще, чтобы двор начал пересуды про то, что я запил, ослабел и потерял железную хватку. Пусть не радуются, хватки мне хватит раздавить еще не одну глотку.
МОСКОВСКАЯ ГУБЕРНИЯ. УСАДЬБА МАРФИНО. 30 марта (12 апреля) 1917 года.
— Беги, спасай своего Дика.
Георгий с хохотом рухнул в сугроб вслед за щенком и, весело смеясь, кувыркался в снегу, пытаясь поймать уворачивающегося и заливисто тявкающего четвероногого друга.
Дик — это Дикарь. А как еще назвать щенка кавказской овчарки? Пусть он и мелкий еще, но есть в нем что-то эдакое, могучее и свободное, не признающее никаких запретов. Пес сразу признал Георгия за вожака, меня воспринимал вполне лояльно, а вот на других, кто подходил к мальчику, он смотрел отнюдь не дружелюбно. Даже Мама жаловалась, утверждая, что я поступил легкомысленно и безответственно, подарив сыну такую грозную и необузданную нравом собаку. Ну, не знаю, была у меня самого в детстве кавказская овчарка и катала она меня на санках по такому же, как сейчас, снегу.
Да, тут еще сохранилась та самая зимняя сказка, о которой в Первопрестольной уже успели подзабыть. Казалось бы, всего три десятка верст от Москвы на север, а весной здесь еще толком и не пахнет. Яркое, но все еще зимнее солнце сверкает в голубых небесах, всеми цветами радуги искрятся вздымаемые борющимися в сугробе бойцами снежинки, чистый воздух полон запахов леса и той самой настоящей природы, которая была недоступна и городам моего времени, а уж о прокопченных и пропавшихся смогом, гарью, потом, навозом, миазмами и прочими приметами "цивилизации" городах семнадцатого года века двадцатого и говорить не приходится.
Усадьбу Марфино обошли все грозы последнего времени. И ту, которая смыла в Москве последний снег, и ту, которая смыла из усадьбы ее прежнюю владелицу графиню Панину, отправившуюся этапом в места не столь отдаленные, а точнее, в отдаленные и притом весьма и весьма — за круг полярный да на восток дальний. Так что отошло имение казне, а оттуда уже и перешло в ведение Министерства Двора и уделов, поступив таким образом в мое личное распоряжение. Да, в этом смысле, царем быть хорошо. Как говаривал король в "Обыкновенном чуде": — "Честное слово, мне здесь очень нравится! Очень! Дом так устроен, славно, с любовью! Так взял бы и отнял бы! Честное слово". Мне, к счастью, отбирать специально ничего не пришлось, графиня сама дел наворотила, а министр мой моего Двора князь Волконский как раз мне "дальнюю дачу" подыскивал. Вот и сложилось у нас любовь и взаимопонимание. В смысле, от меня "любовь", а от бывшей графини "понимание".
