Солдаты - Форстчен Уильям Р. (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации TXT) 📗
— Вам нужно отдохнуть. Не двигаться.
Ганс улыбнулся.
— Сынок, сколько уже времени я участвую в этой войне? Я не собираюсь пропускать заключительный акт. Теперь застегни на мне мою куртку.
Джек на мгновение не двигался.
— Сделай это сейчас же, сынок, — задыхаясь, сказал он сквозь сжатые зубы.
Джек положил руку на узкую грудь. Это была грудь старика, которая была переполнена неудержимой силой в юности, но теперь была впалой, плоть обвисла, как будто была готова начать отслаиваться. Кожа ощущалась холодной, липкой, и хотя он не был доктором, он мог сказать, что с сердцем было что-то не так, оно неровно билось под ребрами.
— Хорошо, — наконец прошептал он, и застегнул куртку; на пуговицах все еще были старые орлы от старой униформы армии Союза, хотя золочение уже давно истерлось.
Ганс кивнул с благодарностью.
— Теперь помогите мне встать.
Джек взял его за руку, когда Ганс стоял, то с трудом ловил воздух от боли. Он с минуту неловко покачивался, глубоко вздохнул, и казалось, как будто сердце продолжало биться на чистой силе воли.
Он медленно счистил грязь со своей куртки и вышагнул из окружения. Джек хотел остаться рядом с ним, чтобы помочь ему идти, но Кетсвана удержал его.
Ганс боролся с собой, чтобы отстраниться от боли, странное, опустошенное ощущение, что часть его уплывала. Он сосредоточился на воине перед ним, неловко прислоняясь к колесу повозки, перевозящей артиллерийские зарядные ящики. Хотя он видел его только на расстоянии, старший сержант Ганс Шудер знал, что столкнулся с Джураком, кар-картом Орды бантагов.
Он медленно приблизился, осторожно. Не считая, жара боя, последний раз он находился так близко к всаднику орды, когда он все еще был рабом, и ему стало стыдно, что старый инстинкт почти овладел им, заставляющий опустить голову и отвести глаза пока непосредственно говоришь с ним.
Он удержал зрительный контакт. Джурак немного передвинулся, и у него проскочила небольшая гримаса боли.
— Вы ранены? — спросил Ганс, снова говоря на бантагском языке, простое применение его послало холод через него, когда он тщательно подбирал слова.
Джурак сказал что-то в ответ, немного слишком быстро, и Ганс покачал головой, жест, который они также использовали.
Джурак снова заговорил, более медленно.
— Лодыжка сломана; это — ничто. Вы также выглядите раненым.
Ганс сделал паузу на мгновение при переводе в уме, пораженный, когда понял, что на языке Орды, Джурак использовал личную форму «вы», используемую только при обращении к другому из той же самой расы, а не презренную «кагса», их форме слова «ты» для того, чтобы говорить со скотом.
Ему потребовалось время, чтобы вернуть самообладание из-за этого. Боль в груди все еще была там, быстро спускаясь по рукам; он с усилием загнал ее подальше.
— Сбило взрывом. Это — ничто, — солгал он.
Джурак уставился на него, и Ганс задался вопросом, была ли у него способность видеть в мыслях других. Он понял, что должен был быть осторожным, должен оставаться сосредоточенным.
— Хотя мы враги, мы должны поговорить, — заявил Ганс.
Он чувствовал головокружение, зная, что Джурак также страдал от боли. Наконец, он указал на землю. Джурак кивнул и, вытянув ногу, сел, Ганс сделал тоже самое, не дожидаясь приглашения сесть.
— Вы проиграли, — сказал Ганс.
— Сегодня да, но не завтра. У меня есть еще два умена прибывающих поездом прямо сейчас.
Он ждал, формируя слова тщательно, чтобы не подразумевать, что Джурак лжет, и поэтому автоматически опозорить его.
— Мои глаза видят по-другому, — сказал он, наконец.
— И что это такое, что ваши глаза видят то, что мои не видят?
Ганс смотрел прямо на него. Меньше чем час назад он предполагал, что все было потеряно. Они нанесли ущерб орде, возможно непоправимый, но для него и его товарищей все будет по-прежнему потеряно. Теперь появился слабый проблеск света.
Снова импульс боли, но он проигнорировал его. «Даже если я не выживу в этот день, те, кого я люблю, будут жить».
Он попытался проникнуть в разум, в сущность Джурака. Орда верила, что их шаманы могли читать в душах других. Эндрю также утверждал, что это было правдой, сопротивляясь лидерам тугарской и меркской орд. Он, в свою очередь, был в присутствии Тамуки и Гаарка. В Тамуке что-то было, какое-то холодное беспокойство, чувство, что он действительно мог видеть.
Что касается Гаарка, то он был просто воином. Проницательный время от времени, но, тем не менее, не способный проникнуть. Однако в этом воине что-то было, он был не таким как все.
Ганс полез в рюкзак, Джурак с беспокойством опустил взгляд. Ганс медленно извлек маленькую плитку табака и откусил кусочек. Джурак издал тихий ворчливый смешок.
— Теперь я припоминаю, — сказал Джурак. — Вы жевали тот высушенный сорняк. Отвратительно.
Ганс также не смог не рассмеяться тихонько.
Он продолжал взирать на Джурака. Как с большинством из орды, не было никакого ощущения дискомфорта из-за тишины, чувства, что кто-то один должен был заполнить пустоту. Как кочевники они были расой, долго приучаемой к тишине, к дням одной бесконечной скачки.
В воздухе вокруг них струились звуки, отдаленные взрывы, стрекотание «гатлинга». С запада раздавался свисток приближающегося парового поезда, ржание лошадей, гортанные крики верховых воинов. Ганс посмотрел вперед. На расстоянии меньше чем в полмили он увидел группу бантагов, они занимали боевой порядок, упавший штандарт Орды снова подняли вверх, в качестве пункта сбора. Они, скорее всего, знали, что их кар-карт упал; он задался вопросом, знали ли они, что он был все еще жив и взят в плен.
«Шмель» налетел на формирующиеся ряды, открыл огонь, рассеивая их.
Ганс посмотрел через плечо. Несколько сотен мужчин собрались позади него, смотря с неприкрытым страхом и любопытством.
— Джек, у тебя есть своего рода сигнал сказать тем летчикам прекратить огонь? И Кетсвана, я думаю, что они понимают, что такое белый флаг. Отправь нескольких человек туда, людей, которые могут говорить на бантагском. Мы не сдаемся, но мы предлагаем перемирие. Скажите им, что мы захватили их кар-карта.
Он оглянулся назад на Джурака, который сидел, с неразборчивыми чертами лица. «Это всегда было одной из проклятых проблем, когда имеешь с ними дело», думал он. «Невозможно прочитать их лица, их тонкие жесты; это походит на контакт с каменной статуей».
— Я сказал моим людям прекратить огонь, пока мы говорим, — сказал Ганс.
Джурак кивнул, затем посмотрел вокруг. Группы чинов бродили по полю битвы. Всякий раз, когда они разыскивали раненного бантага, они приближались с криками гнева, и ликования и падали на него, чтобы помучить его, прежде чем прикончить его толчком штыка или сокрушительным ударом по голове.
— И Кетсвана!
Его товарищ подошел рядом, смотря вниз на него, глаза, все еще заполненные беспокойством.
— Я в порядке теперь. Но скажите нашим людям остановить это, — сказал Ганс на языке бантагов. Он кивнул туда, где, на расстоянии меньше чем в пятидесяти ярдов, толпа чинов навалилась на воина бантага. — Это недостойно. Это — перемирие, черт побери, а не возможность для резни. Я хочу, чтобы наши люди остановились там, где они сейчас находятся и задержались. Раненые должны быть оставлены в покое; если они могут выйти самостоятельно, позвольте им пройти.
— Их кровь проснулась, — Кетсвана ответил на том же самом языке, его голос был наполнен горечью. — Настала пора все вспомнить и отомстить. Они не предложили бы нам милосердия, если бы это ты сейчас был заключенным.
— И это — то, что отличает нас от них, — прокричал Ганс. Из-за усилия этого крика он почувствовал головокружение и стал задыхаться.
Пристальный взгляд Кетсваны остановился на Джураке. Наконец, он кивнул, официально отдал честь Гансу, и убежал, выкрикивая приказы.
— Неужели мы такие разные? — спросил Джурак.
— Я хотел бы думать, что мы одинаковы, по крайней мере, когда речь идет о том, как мы ведем войну.
