Зверь лютый. Книга 24. Гоньба (СИ) - Бирюк В. (читать книги бесплатно полностью TXT) 📗
— Поворачивай. По тому пути княжий обоз идёт. Прямо навстречу.
— Так ты чего, и киевских…?
— И их тоже.
— М-мать…
Тройки разворачиваются под берегом и идут рысью обратно, вниз по Ловати.
Я не знаю — как, когда, с какой скоростью начнёт распространятся информация о оставленных трупах. Но идти на юг — гарантированно «вступить в контакт» с охраной княжеского каравана. Которая странных проезжих… притормозит. А там… Ропак, наверняка, ежедневно гоняет гонцов к отцу.
Кем бы власти меня не посчитали, но вести быстрый сыск в сторону Новгорода они не смогут. Ропак — потому что ушёл с Новгорода. Пока папенька Ростик не додавит новгородцев до нового крёстного целования — Ропак не власть. А тысяцкий Якун не будет этого делать. Хотя новгородский тысяцкий и должен вести уголовные дела, но пострадавшие — люди князей. Якуну ущерб князьям — в радость.
Саботаж. Паралич власти.
Долго пытаюсь устроиться в санях. Хорошо, что в этих Губанах слуги важных новгородцев остановились — на дровнях мы бы не разогнались. За санки и за кое-какой припас расплатится наш хозяин постоя — зря, что ли, мы такую кучу серебра отдали? Отдали вперёд, «вперёда» не вышло. А «назад» отдать серебро… не, здешние «губаны» на такое не способны. Сами сочтутся. В духе Энгельгарда: «удивительно правильно разделив»… чего-нибудь.
Пытаюсь пристроить поудобнее свою битую плетьми спину. Горит огнём. Голова — тоже. Хреново. Эдак я «поплыву». Или — сдохну. «Сдохну» — ладно. «Дальше — тишина». А вот отключаться мне нельзя…
Отключаюсь.
Тишина. Уже пришло «дальше»? — Нет, ещё — «мир тварный».
Тройки стоят. Рассвет.
Факеншит уелбантуренный! Где мы?!
Пытаюсь приподняться, выглянуть из саней. Такой прострел в спине, что падаю обратно с криком.
Сквозь выступившие слёзы вижу лицо Сухана:
— Почему стоим?
— Коней меняем.
«Банный день — первый барак меняется бельём со вторым». Как у нас. Девять коней, три тройки. А саней двое. Угробим коней. Уже начали.
— Гнедой захромал. Который под вьюком был. Бабку зашиб — ступить не может.
— Отпускай. На волю.
— Здесь?!
— А где?!
Тихое Лето отводит коня к лесу, возвращается с уздечкой в руках. Молча, не поднимая глаз, залезает на облучок, зло бьёт упряжку кнутом. Кони с места берут в карьер. Я оборачиваюсь, выглядываю назад. Оставленный у леса хромой гнедой провожает нас взглядом. Потом кидается вдогонку. На трёх ногах. Ржёт, вытягивая шею. Спотыкается, падает. Подымается, неотрывно смотрит вслед…
Если прохожие не приберут — ночью волки съедят. А если и приберут — тоже съедят. Кому нужен хромой конь? Русь, зима, лес. Одинокому калеке не выжить. Только — в толпе, только — в подготовленном месте. Что коню, что человеку.
Тройки уже не меняем, меняем пристяжных в них. Кони толком не отдохнули в Губанах — слишком быстро я попался. Тихое Лето пытается собрать тройки, переставляет коней. Надо решаться. Или раскладывать нагрузку равномерно, рассчитывая сохранить всех, или нагружать слабых, надеясь, что сильные доживут до конца. До конца нашей эпопеи.
— Сёдла и лишнее барахло надо бросить. Идти одними санками, двумя сменными упряжками.
— Ты! Ты меня учить будешь?!
— Пустой разговор. Ты сам знаешь, Тихое Лето.
— Ни чё. В Холме прикупим парочку. Серебро-то есть. И пойдём себе потихоньку по Курье.
— Ага. А дальше Торопец. Где нас ждать будут. И Ржев. Где — тоже…
Зарезанный Хотеней… Может — нашли, может — нет. Понадеяться на «авось»? Поставить свою голову «на удачу»? Если нашли и поняли, то… убит боярин Великого Князя. Ростик такое злодеяние не пропустит. Сил у него мало. Поставить свою голову на его немощь? Велит сыскать. Сыновья его — его волю примут. Новгородский Ропак пока… «не в силе». А вот Ромочка Благочестник Смоленский, люди его… отработают по полной. Ростик в Луках шёпотом скажет — посадник в Торопце в два дня каблуками щёлкнет. И тут — мы. Тёпленькие.
Паранойя? — Может быть. Цена «психиатрии» — наши кони. Кони, на которых суздальские гонцы скачут, которые их, иной раз, из-под смерти выносят.
Тихое Лето аж шипит от ненависти ко мне.
— Что ж ты такое… злыдне-злобное сотворил? Что нам теперь нигде не пройти, не проехать?
— Почему «нигде»? Если быстро, то по Новгородской земле — проскочим. Идём к Ильменю. Оттуда на Мсту. Хорошо бы к Мологе выйти. Но и Новый Торг годен. А там — Тверь.
Ему мои советы… Он поведёт так, как сочтёт нужным. Максимум, что могу — дать инфу. О некоторых… подробностях.
Гоним и гоним. Где-то попадалось воспоминания 19 века о богатом ямщике, который господ московских на Святки за ночь до Твери довозил. У нас — сходно.
К утру прискакиваем в Руссу. Ещё не Старую. Хотя русы здесь живут… очень давно. Сам городок от реки вёрст за 10. Ближе не построиться — низкая дельта — кроме Ловати, ещё речки в Ильмень скатывается.
Несколько часов отдыха. Коней помыть, покормить. Самим горяченького похлебать. От меня пользы… Хорошо хоть — вреда нет. Лежу себе спокойно. Температурю. Особого ухода-внимания не требую.
Приходит Тихое Лето.
— А нут-ка перевернись. Спину твою глянуть хочу. Мда… Терпи.
Ё! Да нельзя же так! Калёным ножиком гнойники вскрывать!
«И мездрили его не только без обезболивающего, но даже и не сняв предварительно шкуру»…
Факеншит! Он что — репицу у меня нашёл и вырезать пытается?!
О-ох, интересно, а когда пикелевать начнут? Кислотой или щёлочью?
— Ты, Иван, как?
— Нормально. А ты?
— Тоже.
Врёт. У него за один день глаза глубже провалились, чем за всю предыдущую дорогу. Не от трудов особенных. Тем более — не от моего попадалова. От переживаний. Кони…
— На торг ходил? Чего говорят?
— Балаболят. Хотел коней прикупить. Ещё овса или ячменя. Нету. Всё выгребли. Которые в Луки шли. Сёдла продал. Ещё там всякое чего скинул. Шубу твою…
— Что?! М-мать…
Все вещи в «Святой Руси», да и вообще в средневековье — «именные». Массового производства нет, каждая «штука» — уникальна, можно точно сказать — кто, где, когда её делал. Отличить шубу, построенную в Киеве, от новгородской… даже и мастером-шубником быть не надо.
Засветились. Теперь все знают, что через Руссу проехал киевский боярин. Или человек, его ограбивший. И ругаться на Тихое Лето — бессмысленно. Он княжий гонец, а не воровской барыга. Надо просто быстро сматываться отсюда. Очень быстро.
Сматываемся. Прямиком на север через Ильмень. Не дойдя до Волхова находим устье Мсты и поворачиваем, наконец-то, на восток.
Мста — это хорошо, это граница. Между Деревской (левый берег), Бежецкой (правый берег, верховья) и Обонежской (правый берег, низовья) пятинами Новгородской земли. Стражи под разными начальниками — есть надежда проскочить по краю. А Боровичские пороги нам не в напряг — замёрзло всё.
Не всё. На Большом пороге пришлось полюбоваться на идиотов. Там главная струя бьёт в отвесную скалу на правом берегу. Струя-то — подо льдом, да лёд на струе тонкий.
Головник встречного обозика в пяток дровней торопился сильно, встречных не пропустил, принял вправо. И попал на тонкое место. Только мявкнуть и успел. Вместе с лошадью. Лёд ломаться пошёл, разлом растёт. Быстро так. И вторые сани — следом. Тут лошадка потрепыхалась. Успела истошным ржанием выразить обиду на дурака-хозяина. Хозяина тоже не недолго хватило: уцепился за край полыньи, да край обломился. Его под лёд и унесло. Остальные по-отставши были, остановились и назад.
Тихое Лето комментирует:
— Бестолочи. Видел раз, как три десятка возов вот так, один за другим, под лёд ушли.
Это-то фигня. Вот Иван Грозный однажды, в очередной свой Казанский поход, утопил возле Стрелки всю осадную артиллерию Московского царства. С обозами. С конями. И с людьми, конечно.
Хорошо, что Тихое Лето меня не послушал, что мы в две тройки идём. Шли бы одними санями, весу было бы больше. Могли бы и себе полынью сыскать.
