Последнее звено - Каплан Виталий Маркович (книги онлайн TXT) 📗
Ни темную громаду по левому борту, несмотря на ветер все-таки выставившую паруса. Ни четырехвесельную шлюпку, отделившуюся от громады и уверенно приближающуюся ко мне, точно гриф-падальщик к трупу какой-нибудь ламы. Ни крепких рук, хватающих меня и без излишней деликатности куда-то сваливающих. Последнее, на что меня хватило перед тем, как провалиться в полную нирвану, – это невнятная фраза:
– Учебники тоже возьмите… Они ж чужие…
Первое, что я ощутил, – подо мною мягко. И сухо. Уже плюс. Глаза открывать не хотелось, вряд ли я увижу что-нибудь радостное.
Судьба в очередной раз сыграла со мной шутку юмора. Прямо цепочка какая-то – когда все уже было на мази, бездарно растратить деньги на лодку, потом, когда до острова осталось пару часов умеренной гребли, – обнаружить вместо продовольствия груду книжек, уснуть – и проснуться в шторм. Теперь вот – лишиться честно купленной лодки, надежды на возвращение и, вполне вероятно, свободы.
Еще Буня ведь рассказывал, что «ночные» водятся не только на суше, но и на море. Дело ж выгодное – с торговой шхуны можно снять больше добра, чем с купеческого обоза. И, кстати, гораздо менее опасное. Приказные редко выходят в море с рейдами, а если и выходят – пираты на время сворачивают активность. От ограбленного обоза что-то да останется – ограбленный корабль можно просто утопить. К тому же и сопротивления никто не оказывает. Народ в странах Круга мирный, драться умеют только военные и приказные – но у них свое дело есть, охранниками на судно не наймутся. Да и кто бы им позволил…
А пираты не брезгуют никаким товаром – ни мертвым, ни живым. Конечно, так вот просто свободного человека в странах Крута не продашь, но есть же и другие страны. Можно сбыть рабов на западном берегу Африки – плыть долго, небезопасно, но зато у негров белые рабы ценятся. Можно через Каспий добраться до персов – они Учение не приняли, в Круг не вошли, хотя и не рвутся воевать с цивилизованным миром.
Но, по словам Буни, бывает и хуже. Научные разработки изредка попадают не в те лапы… Есть тут, оказывается, технология лишения памяти, когда стирается только личная история, а знания и умения остаются. Конечно, в городах такого беспамятного раба держать опасно, у соседей вопросы возникнут… а вот в сельском хозяйстве самое то… Некоторые оторвы, – усмехался Буня, – на вид ничем не отличаются от обычных людей. Так же ведут себя, так же соблюдают законы, только вот если встанет выбор между сиюминутной выгодой и прямизной линии – не колеблясь выберут выгоду. Такие, кстати, в основном-то и покупают вещицы у лазняков.
…И все-таки нельзя же вечно наслаждаться тьмой. Я судорожно вздохнул – и разлепил глаза.
Не сказать, чтобы здесь было ослепительно светло. Напротив круглое отверстие иллюминатора, но там – темно-бурая пелена, и только выведенный на минимум свет-факел над дверью дает возможность оглядеться.
Каюта совсем небольшая. Метра три в длину, около двух – в ширину. Обстановка, прямо скажем, скудная – койка, на которой я имею несчастье возлежать, вырастающий из стены столик – очевидно, откидной, табуретка, наверняка привинченная к полу. И возле койки – закрытое крышкой жестяное ведро. Приглядевшись, я увидел, что удерживает его деревянный ободок – иначе бы, наверное, елозило по полу. Качка-то приличная.
В лодке, само собой, было еще хуже, но и тут мало не казалось. То взлетаешь ввысь, то падаешь вниз и вбок, и в желудке от этого происходит неприятная возня. Не иначе как морская болезнь подступает. Для того, надо полагать, и ведро. Ну и для иных, столь же естественных надобностей.
Потом я переключился на себя. Во-первых, койка мягкая, застелена – ну ни фига ж себе! – чистой простыней, и укрывает меня шерстяное одеяло, заправленное – опять же фантастика! – в холщовый пододеяльник. Никогда бы не подумал, что живой товар перевозят с таким комфортом.
Правда, на этот плюс тут же нашелся и минус. Одежда моя куда-то испарилась, лежал я в чем мать родила – ну прямо как в тот светлый и радостный день, когда я обнаружил себя в лазняковском амбаре. Одно утешение – рабского браслета мне сейчас не нацепили.
Итак, голые факты. Первое – я жив, я на каком-то корабле. И, видимо, в куда большей безопасности, чем когда валялся на дне лодки и предавался религиозной истерике. Второе – для моих неведомых спасителей я представляю какую-то ценность. Иначе – никакого постельного белья. Да и никакой отдельной каюты. В трюм! В темный вонючий трюм! Третье – я потерял свой шанс добраться до душановского острова. Куда бы ни шел этот вовремя (или все же не вовремя?) подвернувшийся корабль – я удаляюсь от своего мира. Вывод? Элементарно, Ватсон. Просто лежать и ждать событий. Не терзаться, не вспоминать, как разгоралась на Ленином лице радостная улыбка – точно солнце всходило, не думать о бабе Усте, упрямо и бесполезно утешающей теперь Лену, не думать про деда Василия, который, скорее всего, не очень-то способен уже насладиться последним своим счастьем… Не думать о Душане, который сейчас наивно ждет, что я исполню свое обещание… Короче, не думать о белой обезьяне.
О чем же думать? Например, надо бы заранее сочинить легенду, кто я такой и как оказался в лодке без паруса, вдали от берега… Может, я разбойник-душегуб, угнавший лодку с причала? Тем более у меня и ножик бандитский имеется… то есть имелся. Конечно, это здорово, но вот зачем душегубу учебники? Учебники надо обязательно обосновать. Например, я готовлюсь к вступительным экзаменам, и мне нужна тихая, спокойная обстановка… В доме-то совершенно невозможно заниматься: младенцы в колясках орут, коровы в хлеву ревут, сосед дядя Филя с утречка поддал и поет матерные частушки… А лодка, лодка-то откуда? Ну и что касается тихой, спокойной обстановки – тоже как-то не звучит. Что ж, значит, не фига ломать мозги.
Вновь навалилась сонливость. На сей раз я не отрубился, точно получив дубиной по башке… дубиной из той легенды, что когда-то скормил Буне… Сейчас я уплывал в сон медленно, соразмеряясь с ритмом подбрасывающих меня волн. Вверх – вниз, подъем линии – провал, а лучше всего – в точке минимума, где производная меняет знак, а всего тревожнее – в нуле, потому что все так быстро меняется, и ты мучаешься неизвестностью – к лучшему ли, к худшему? Бежит, бежит по графику моя бедная, моя изломанная линия, вздымается волнами, освежается белыми барашками – и вперед, вперед, не дожидаясь отстоя пены, а я бегу за ней, я оторвался, и дернуло же меня по линии отрыва, а теперь не догнать, думаете, это просто – бежать по воде? Она же холодная, и снизу могут кусаться хищные рыбы…
Нет, повезло – не укусили.
Проснулся я от ощущения, что в каюте кто-то есть. Медленно и на самую малость, чтобы не заметили, открыл глаза.
Похоже, времени прошло изрядно. Свет-факел уже не горел, а из иллюминатора лился поток солнечного света, плясал на чистых досках пола, частью захватывал стену, обшитую узкой деревянной планкой. Болтанка продолжалась, но то ли была послабее вчерашней, то ли я уже к ней приспособился. Во всяком случае, больше не мутило.
А в каюте действительно кто-то был. Этот кто-то сидел на табуретке и внимательно смотрел на меня, в то время как пальцы его безостановочно крутили какую-то деревянную палочку, более всего напоминающую карандаш.
Нет, раньше я этого человека не встречал. Высокий, плечистый, светлые волосы аккуратно расчесаны и схвачены на лбу черной ленточкой. На вид ему лет сорок… Хотя не больно-то я умею определять на глазок возраст. Ясно, что постарше Арсения Евтихиевича и помоложе боярина Волкова. Одет просто – белая холщовая рубаха с отрезанными рукавами, бицепсы бугрятся, темно-синие штаны заправлены в короткие сапожки с отворотами, на широком поясе никакого оружия.
– Ну что, проснулся, самоубийца? – беззлобно спросил он, не меняя положения. Голос у незнакомца оказался мягкий, какой-то даже интеллигентный. Явно не капитан этой посудины. Голос капитана должен быть хриплым, и в каждой его нотке необходимы обертоны силы и агрессии. Такого капитана послушаются даже самые отвязные головорезы. А этому, с таким голосом, только культурологию и читать.
