Ведущий в погибель - Попова Надежда Александровна "QwRtSgFz" (книги серия книги читать бесплатно полностью .TXT) 📗

– Господи, – с преувеличенным испугом пробормотал Курт, и Хауэр коротко рассмеялся:

– А иначе не выразишься, Гессе. Итак, можешь ты сказать, что обретенные здесь умения пригодятся в твоей следовательской службе? Что все мучения, что ты тут претерпел, не напрасны?

– Разумеется.

– Ты начал с наскока, и мне пришлось втискивать в три месяца годовое обучение; но, согласись, если бы все это ты постигал в академии – понемногу, с самого начала, с юности, с детства, постепенно увеличивая нагрузку…

– Ясно, – перебил Курт. – Судя по тону, каким вы это произносите – это высказывалось уже не раз; и уж наверняка не вашим курсантам. Стало быть – вы говорили это руководству. Вы уже не раз пытались убедить вышестоящих в том, что подобную систему обучения следует ввести в самой академии, для рядовых служителей. Верно?

– Но хотя бы для следователей, – согласно кивнул Хауэр. – Да и курьерская служба – разве не нуждается в том, чтобы их люди могли при необходимости отстоять то, что везут? Знаешь, Гессе, скольких курьеров мы потеряли за последние пять лет?

– Нет. Сколько?

– Ну, раз не знаешь, значит, и не положено… Просто скажи – я прав?

– Вы правы, – согласился тот серьезно. – В том, что осваивал здесь я, нет ничего неисполнимого и для рядового курсанта – при условии, что его действительно будут подводить к этому исподволь, год за годом. Если вы призывали меня в союзники – я на вашей стороне. Но если вы надеялись на мою помощь… Не понимаю, как я могу ее оказать.

– Могу я в своем… ты прав – не первом уже… запросе указать на то, что ты придерживаешься того же мнения?

– Конечно, – согласился Курт, не медля, – однако же как мое слово может на что-то повлиять?

– О, – усмехнулся Хауэр, – ты просто не осознал еще и не свыкся с тем, что начинаешь кое-что значить в Конгрегации. Не за каждого, поверь мне, ректор святого Макария будет просить меня лично; как правило, все обходится сопроводительным письмом от непосредственного начальника. Не каждого знают и не о каждом даже мои парни говорят «а, тот самый». Ты знаешь Эрнста Хоффманна, следователя?.. А он тебя знает. Откуда? Понятия не имею. Могу предположить, что – от руководства; но это не моего ума дело. Он сейчас внизу, в основном лагере; уедете вы вместе, некоторое время вам будет по пути, и, полагаю, в пути этом он намерен к тебе присмотреться, если судить по тому, как он на этом настаивал. Что бы это ни значило, за одно можно поручиться – ты пойдешь на повышение, а стало быть, Гессе, вес твое слово иметь будет. Хоть какой-то. Имеет и мое, однако один голос – это один голос, а testis unus, testis nullus [9]…

– Упоминайте меня в ваших рекомендациях, – благословил Курт. – Если вы полагаете, что это поможет, могу написать отдельный нарочитый запрос от собственного имени, ибо идею вашу разделяю всецело. А теперь – еще раз: что это там за следователь, который напросился мне в конвоиры?

– Эрнст Хоффманн, следователь первого ранга.

– Курт Гессе… – отрекомендовался он в ответ, оборвав сам себя: – Но наверняка вы сами знаете.

– Верно, наслышан, – кивнул инквизитор, – и немало.

Его попутчик в точности соответствовал образу, представшему в воображении – уже немолодой человек, перешагнувший свой полувековой рубеж уверенно и твердо, сохранив осанку и взгляд сжившегося со своей неспокойной жизнью бойца. Инквизитор ожидал у главных ворот подле двух нетерпеливо топчущихся коней; инструктора Хоффманн поприветствовал, как старого знакомого, тут же обратясь к Курту, и, пока тот приторачивал сумку к седлу, воспроизвел в подробностях уже слышанную им новость об их совместном путешествии.

– Наслышаны… – повторил Курт, не скрывая неудовольствия. – Откуда?

– От отца Бенедикта, – пояснил Хоффманн по-прежнему приветливо, не замечая его враждебности и даже, кажется, несколько забавляясь ею. – Он весьма вас ценит, Гессе; или предпочитаете «фон Вайденхорст»?

– Не предпочитаю, – отозвался Курт хмуро. – Наше совместное путешествие – его распоряжение, ваша задумка или?..

– Просто так сложилось. Вы направляетесь в Аугсбург, я – в Ульм, и какое-то время у нас будет одна дорога; не станете же вы возражать, что вдвоем гораздо безопаснее – особенно, если учесть тот факт, что вы привлекли к себе внимание довольно опасных личностей, каковые не единожды уже пытались вас устранить.

– Если им захочется повторить попытку, при всем уважении, ваш надзор моей шкуры не спасет; к слову, и вашей тоже. Я бы сказал, ваше пребывание со мною рядом само по себе можно рассматривать как риск для жизни.

– Это следует понимать как ваше непременное желание избавиться от моего общества? – уточнил тот, и Курт отмахнулся:

– Нет, если вы ответите на один вопрос. Не думаю, что моя биография изучается, как Жития, стало быть, о подробностях моей жизни вас намеренно поставили в известность. Вопрос такой: к чему?

– Славный паренек, – усмехнулся Хоффманн, переглянувшись с инструктором, наблюдавшим за сборами в молчании. – Я вам отвечу, Гессе. К тому, что на вас возлагаются большие надежды, а стало быть, у вас впереди и большие дела; а оные дела, в свою очередь, предполагают общение с агентами, обладающими более секретной информацией, и со следователями, имеющими доступ к более закрытым тайнам. Я один из таких следователей; и если в будущем нам доведется повстречаться на каком-либо расследовании, мы уже будем в некотором роде знакомы. Предваряя ваш следующий вопрос – нет, я не тащился сюда нарочно ради вашего сопровождения. Попросту сроки нашего обучения здесь истекли одновременно, пути сошлись, чем руководство и не преминуло воспользоваться.

– Обучения? – переспросил Курт недоверчиво, смерив человека напротив придирчивым взглядом. – Я – понятно, но вы…

– Спасибо, – иронично поклонился инквизитор. – Лесть приятна всякому… Учиться всегда есть чему, Гессе, в любом возрасте и на любой должности.

– Я и не знал, что здесь, кроме меня, истязают еще кого-то, – заметил Курт уже более дружелюбно, обернувшись к Хауэру, и тот развел руками:

– Не положено было до поры – вот и не знал.

Курт промолчал, вновь отвернувшись к седлу и бросив на упряжь последний ревизующий взгляд; удивление он высказал не столько потому, что остался в неведении относительно и впрямь не касающихся его секретов, сколько поражаясь тому, как Хауэр, уделявший ему почти круглые сутки своего времени, умудрялся находить какие-то прорехи в своем плотном расписании.

Против присутствия Эрнста Хоффманна в пути он более не возражал; впрочем, навязавшийся ему следователь оказался попутчиком интересным и приятным, умеющим, что Курт ценил в собеседниках особенно, уловить момент, когда пора смолкнуть и не досаждать более разговорами. Тогда оба подстегивали коней, переходя на легкий галоп, и в молчании преодолевали час или два пути, вновь сбавляя скорость или останавливаясь вовсе, давая отдохнуть жеребцам от седоков, а седокам – от седел. Вечер застал их уже на полпути от цели, в небольшом поселении, каковое городом, строго говоря, не являлось, но и назвать его попросту деревней не поворачивался язык: прежде, чем остановиться у дверей довольно оживленного трактира, следователи миновали широкие улицы, поразительно чистую площадь с колодцем, поворот к высокой каменной церкви и нескольких прохожих, не обративших на чужаков ни малейшего внимания.

В просторном зале трактира было шумно и тесно, однако свободный стол все же обнаружился – основной гам и толкотню создавала компания не вполне трезвых, однако весьма дружелюбно настроенных вояк, перекрикивавшихся меж собою со всех концов зала и бродящих от одной маленькой группки к другой, натыкаясь на двух разносящих заказы девиц и мешая хозяину слышать требования прочих посетителей. Всю ночь доносящиеся снизу хохот и крики подбрасывали Курта с постели, однако спуститься вниз и призвать два десятка вооруженных нетрезвых воителей к порядку он так и не решился; казнь за посягательство на жизнь или здоровье инквизитора, разумеется, всем известна своей жестокостью, однако вспомнят они об этом лишь утром, протрезвев и осознав весь ужас сотворенного. Устраивать же показательные выступления с оружием он не желал, а кроме того, помня десять лет в академии и проведя в учебке три с половиной месяца, проникался к орущим и грохочущим кружками парням искренним пониманием.