Государь революции (СИ) - Бабкин Владимир Викторович (первая книга txt) 📗
Наконец к исходу второго часа адъютант доложил, что ожидает аудиенции генерал Гурко. Я дал дозволение и вот на пороге моего кабинета появился Гурко. Он был бледен и прочитанное явно не добавило ему лет жизни.
— Ваше Императорское Величество! По вашему повелению я ознакомился с показаниями офицера британской разведки господина Рейли.
— Что скажете, генерал?
— Я жду ваших повелений, Государь. — глухо произнес он.
Я внимательно посмотрел в лицо Гурко.
— Генерал, пришло время трезвых оценок и сложных решений. Мы наступать не можем. Наступление Нивеля закончится катастрофой. И, в первую очередь, катастрофой для нас.
Видя, что Гурко собирается что-то возразить, я сделал останавливающий жест рукой.
— Нашими союзниками мы поставлены в положение, при котором каждый наш шаг ведет к ухудшению нашего положения. В шахматах это называется цугцванг, не так ли? Мы, конечно, не попали в главную ловушку и избежали революции в России, но партия не закончена и любой вариант ее развития ведет нас к проигрышу. Участие в наступлении Нивеля с любым результатом этого наступления, в итоге приведет к обвинению и потерям России. Наше наступление на Восточном фронте сейчас, однозначно, приведет к катастрофе. Отказ от наступления, приведет к обвинению в предательстве. Забавное положение, вы не находите?
А путь выхода из ситуации был отнюдь не прост. Хотя я был уверен, что решить проблему можно только следуя известному выражению про то, что на каждую хитрую гайку найдется… Но, то, что я собирался делать дальше, несколько расходится с принятыми в этом времени представлениями, а потому может встретить яростное сопротивление среди генералитета. И простого повеления тут будет недостаточно.
— Хорошо, генерал, давайте рассмотрим вопрос с другой стороны. Первый вопрос — можем ли мы выполнить требования союзников об одновременном с Нивелем наступлении? Нет, не можем. Это будет бессмысленная бойня, которая приведет к обрушению всего нашего фронта из-за контрударов германцев. На контрудары в образовавшиеся прорехи у немцев сил хватит даже без переброски войск с Западного фронта. К тому же, Василий Иосифович, не мне вам рассказывать о катастрофическом для нас соотношении количества орудий, особенно тяжелых, химических зарядов, пулеметов, аэропланов, танков и броневиков, автомобилей, тракторов, прочих тягачей между Россией и Центральными державами. Итак, наступать мы не можем, а значит, будем обвинены союзниками при любом развитии событий. Никакие оправдания их не устроят. Их бы устроила революция, в качестве оправдания, но, к их великому сожалению, ее не случилось. Так что отказ наступать будет квалифицирован, как неисполнение союзнических обязательств. И никого не будет интересовать, что сами союзники в схожих обстоятельствах, когда русской армии нужна была помощь, точно так же отказывались наступать. Ну, тут, как говорится, Quod licet Iovi, non licet bovi. Второй вопрос — каков шанс, что Нивелю удастся прорвать фронт на достаточную стратегическую глубину, настолько чтобы принудить Германию запросить мира?
Гурко сделал неопределенный жест. Кивнув, продолжаю.
— А я вам скажу — таких шансов нет. Нивелю даже не удастся повторить Брусиловский прорыв, поскольку немцы не австрияки, а о наступлении Нивеля знает каждый официант в Париже. И уж конечно о нем знают в Берлине. Германцы прочно засели и засели не в чистом поле, а на хорошо укрепленных позициях Линии Гинденбурга, с возможностью покидать свои позиции и быстро занимать подготовленные рубежи второй и третьей линии обороны. А на первой линии в капонирах и блиндажах останутся пулеметные расчеты, которые невозможно выкурить никакой артиллерийской подготовкой. И повторятся катастрофы Вердена и Соммы. Сотни тысяч погибших в результате кинжального пулеметного огня. Горы трупов и нулевой результат. Ну, если не считать подготовленного германцами контрудара. И удар этот будет предельно мощным. У немцев просто нет другого выхода. Революции в России не случилось, русский фронт не рухнул, а потому только выбивание из войны Франции может спасти Германию. На карту поставлено все. Тем более что кроме наступления Нивеля у немцев не будет другого шанса в обозримом будущем. Впереди только вступление в войну США и удушение Германии и Центральных держав.
Я встал и подошел к окну.
— Итак, союзники отказываются внимать голосу разума и сами идут в ловушку, давая германцам шанс переломить ситуацию и выиграть эту войну. Наступление Нивеля закончится катастрофой и очень велик шанс, что мы вскоре окажемся на континенте один на один с германской военной машиной. И шансов победить в этом противостоянии у нас немного. У вас есть возражения против этого утверждения?
— Никак нет, Ваше Императорское Величество!
Прекрасно, подтвердив тезис об отсутствии перспектив в войне с Германией один на один, Гурко, заодно, психологически согласился и с идущем в комплекте утверждением о катастрофе, которая постигнет Нивеля. Продолжим.
— Что мы может сделать в такой ситуации? Нам нужно время для приведения армии и тыла в порядок, и нам не нужно, чтобы Франция вышла из войны. Так?
— Так точно, Государь!
— В сложившихся правилах игры мы этого сделать не можем. Значит, к черту правила!
Гурко аж вздрогнул от моего внезапного восклицания. Я же продолжил рубить рукой воздух.
— К черту правила, которые ведут к поражению! Меняем правила и меняем условия игры! Не можем предотвратить катастрофу Нивеля? Давайте не допустим наступления! Не можем наступать из-за слабости? Найдем этому благородное обоснование! К черту условности! Мы объявляем мирную инициативу! Предлагаем всем объявить перемирие на фронтах и сесть за стол переговоров. В качестве жеста доброй воли и в качестве первого шага мы в одностороннем порядке объявим "Сто дней мира", в ходе которых русская армия не будет предпринимать наступательных операций ни на одном из фронтов. Мы призовем все остальные воюющие страны объявить свои "Сто дней мира" и присоединиться к нашим усилиям по урегулированию военного конфликта за столом переговоров!
Генерал ошарашено смотрел на меня.
— Простите, Государь, но это никого не устроит. Франции нужен Эльзас и Лотарингия, Британии нужно уничтожить германскую военную машину и экономику, устранив таким образом конкурента, США слишком много уже вложили в перевооружение и дельцы с Уолл-стрит не обрадуются такому повороту событий, а сама Германия не согласится на перемирие, поскольку это не решает ни один вопрос, из-за которых она вступила в войну, да и, как вы сами сказали, для них перемирие ведет к удушению. Австро-Венгрия же без победы вообще может рухнуть под натиском национальных революций. Так что наш призыв, как и другие призывы до этого, не приведет ни к чему и повиснет в воздухе глупой шуткой.
Я усмехнулся.
— Ну, шутка не такая уж и глупая. Подумайте сами, генерал. Да, мирные инициативы уже были, и как вы правильно сказали, просто повисли в воздухе. Мирные инициативы выдвигал мой брат Николай, но все знали о его пацифизме и не обратили внимания на пустые разговоры и благие пожелания, поскольку, как, опять-таки, вы правильно сказали, мир никому не был нужен. Перемирие предлагала Германия, но союзники сочли это просто проявлением слабости и признаком того, что сил у немцев почти не осталось. Подготовка наступления Нивеля стала ответом на эти предложения. Выдвигая же подобную шутку сейчас, мы не занимаемся абстрактным пацифизмом и вздохами, а решаем вполне конкретные задачи, причем свои задачи. Во-первых, мы подводим базу под наш отказ наступать. Мы не просто не можем наступать по причине слабости, а мы отказываемся наступать из любви к миру и желанию прекратить всемирную бойню. Во-вторых, объявляя об этом, мы выводим из под удара Русский Экспедиционный корпус во Франции, поскольку он уже не будет принимать участие в наступлении. Дабы не было лишних претензий и обвинений, мы заранее уведомляем союзников об этом и говорим о готовности корпуса исполнить свой союзнический долг, но в обороне, заняв один из участков фронта, где не будет наступления, высвободив таким образов французские или британские части. В-третьих, мы успокаиваем напряжение в наших войсках и отбираем у революционных агитаторов хлеб, фактически возглавив борьбу за мир во всем мире. В конечном итоге, мы получаем время на перегруппировку и наведения порядка, мы успокаиваем напряжение в общественной жизни России и мы подкладываем свинью всем остальным. Дело в том, что все прошлые мирные инициативы о мире не имели реального продолжения, оставаясь лишь благими пожеланиями. Мы же вместе с инициативой делаем ход, объявляя "Сто дней мира". И на этот ход нужно будет как-то реагировать, поскольку это меняет весь расклад сил на фронтах.