Proxy bellum (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич (бесплатная регистрация книга .txt, .fb2) 📗
Получится или нет? Кто знает? Поживем-посмотрим…
[1] Тяжелый военно-транспортный самолет создавался на базе тяжелого четырехмоторного бомбардировщика. И покамест выпускался штучно. Но сильно много их и не требовалось для ВДВ. А в бомбардировщиках таких пока особого смысла не имелось — управлялись дирижаблями с куда большим эффектом. В первую очередь из-за неготовности ПВО противника к таким испытаниям. Ну и правильная тактика применения в комбинации с более легкой авиацией делало свое дело.
[2] Одна из причин строительства домов-коммун и увлечение общежитиями было связано с идеологией. В Союзе довольно долго (с 1920-х) пытались построить нового человека, лишенного предрассудков, для чего, среди прочего, в отдельные периоды целенаправленно, а потом невольно рушился институт семьи. Комплексно. Через разрушение социальных ролей, экономическое переформатирование, с внедрением женщины на мужские профессии (требующие мужских психических и физических кондиций) и так далее.
[3] Если очень кратко — фискальная система Союза изымала у предприятий (включая колхозы-совхозы) почти всю прибыль (80% или больше). Что, среди прочего, вело к очень скудному, усеченному зарплатному фонду. Из-за чего формально за эти стройки платили предприятия, но фактически — люди, так как за счет этих поборов им технически не могли увеличить зарплаты. Из-за фискальной модели уровень зарплат и их покупательная способность в Союзе была очень и очень низкой. Не Африка, конечно, но все равно — весьма печально, даже несмотря на великолепные темпы роста в 60-70-е годы.
[4] В узком смысле пролетариат — это наименее квалифицированные наемный работник, не имеющий никакого имущества и способный оставить после себя только потомство. Собственно, «пролетарий» от латинского слова proletarius — «производящий потомство».
[5] Идеология — это по сути своей система лозунгов, штампов и прочих пропагандистских приемов, которые позволяют оформлять сложные вопросы в понятные широким массам формы. Чтобы даже дурак понял куда мы идем, как и зачем. Это своего рода художник-оформитель для здравого смысла и холодного расчета.
Часть 3. Глава 8
1931, сентябрь, 16. Хельсинки
Группа из примерно сотни человек бодро шагала в сторону порта. Наспех собранные из почтальонов, полицейских и прочих госслужащих бойцы ополчения выглядели предельно напряжены. Вооружение их было случайным. У кого — что. От древнего револьвера на дымном порохе до самозарядной винтовки. Какого-либо порядка во всем это наводить не было ни времени, ни возможности, ни желания. Их формировали по принципу «тяп-ляп и в продакшн». Желая не столько победить, сколько разменять их жизни на время…
— Стойте! — выкрикнул один из них. — Тихо! Слышите?
Люди прислушались.
И верно — со стороны порта надвигался шум металлических гусениц, катящихся по каменной брусчатке. Звонко и громко звякающих. За которыми слышался гул нескольких моторов.
— Это что? — невольно спросил молодой полицейский.
Но никто не ответил.
Те, кто знали, гнали от себя эту мысль. А остальные сами нуждались в ответе.
Звук приближался.
Нарастал.
Пока из-за изгиба улицы не показалась тяжелая советская САУ. Штурмовая. Имеющая в лобовой проекции минимум 152-мм брони. Да еще под наклоном. Медленная. И предельно опасная, потому что, высунувшись мордой она могла стрелять из своей гаубицы, держа в ответ удар из всех противотанковых средств, что имелись у финнов и англичан. Наверное, только корабельные орудия калибров в сто и более миллиметров представляли в такой проекции для нее угрозу. А скорее даже потребовалось бы хотя бы дюймов пять на длинном стволе, чтобы более-менее надежно ее пробивать…
САУ остановилась, уставившись на них стволом своей 152-мм легкой, короткой гаубицы. Оказавшись метрах в ста пятидесяти. Считай — в упор.
За ее «спиной» показались легкие МОП — машины огневой поддержки, которые делали из легких танков. Первая с 20-мм автоматической пушкой, вторая со спаркой 13-мм пулеметов. Сами по себе они также представляли для этой группы ополченцев смертельную опасность. И также были для них неуязвимы. Но тут… за спиной этой грозной САУ, выглядели как пудели рядом с громадным доберманом.
— Сложить оружие. Разойтись по домам. — произнес на ломанном финском языке кто-то с русской стороны в громкоговоритель.
Никто из ополченцев не дернулся.
Люди, словно кролики, завороженно смотрели в дуло САУ. Чувствуя, что оттуда на них смотрит сама смерть. И боялись отвернуться или отвести глаза.
Узкая улочка.
С нее некуда было бежать.
Несколько дверей, в которые можно было бы нырнуть. Но они закрыты. И сколько времени придется провозиться, чтобы их открыть — не ясно.
Подсадить друг друга и забраться на балконы? Тоже времени нет.
Бежать назад? Так там метров сто или чуть побольше до следующего изгиба улочки.
Деваться им было некуда.
— Повторяю. — раздалось из громкоговорителя. — Сложить оружие. Разойтись по домам. Иначе вас уничтожат.
Ветеран, негодный к строевой из-за травмы ноги начал нервно озираться. Его товарищи явно были подавлены. Более того — склонны подчиниться. Ведь одно дело вступить в бой и погибнуть в, например, перестрелке. И совсем другое дело — вот так. Когда тебя просто как лягушку паровым катком раскатают…
Вот с мерзким дребезжанием на брусчатку упала первая винтовка. Вот звякнул пистолет. Вот еще…
И он не выдержал.
Он вскинул свою винтовку, припав на колено, и прицелившись выстрелил в смотровую щель САУ. Он ненавидел русских всем сердцем, всей душой. И во время провозглашения независимости резал их. И еще бы резал, если бы их можно было найти в Финляндии. Так что сдаваться вот таким позорным образом и отступать он не собирался. Тем более, что в случае последующих зачисток и фильтраций его все равно бы либо пристрелили, либо отправили в лагеря. Было за что.
Звук выстрела прокатился по улице, слившись с глухим ударом от попадания пули в толстенную плиту брони. Почти что шлепком. Потому что она была со свинцовым сердечником, который просто расплескало от удара.
Кто-то из ополченцев тоже начал стрелять.
Кто-то с криками ужаса побежал назад.
Кто-то поднял руки, отбросив от себя оружие.
Кто-то застыл в ступоре.
БАМ!
Ударила легкая гаубица. В ее боекомплект входила картечь, чтобы накоротке работать. Не шрапнель, а именно картечь, которая в контейнере вылетала из ствола и давала на ста пятидесяти метрах очень неплохую осыпь. Хотя на уток охоться. В том числе и потом, что применялись не шарики, а маленькие стрелки — этакие мини-флешетты, уложенные в три слоя.
Жух!
Пролетел шквал металла.
И люди либо заорали от ужаса, либо от боли, либо молча упали.
В основном такие стрелки не убивали на такой дистанции, если только не какое-то особое неудачное попадание. А вот раненых они оставляли массу.
Почти тут же ожила 20-мм автоматическая пушка и спарка 13-мм пулеметов. Открыв шквальный огонь в упор. Ведь эта дистанция для них — в упор и есть. От чего люди, оставшиеся еще стоять на ногах, буквально «взрывались» от попадания тяжелых, массивных пуль, залетающих к тому же, группами.
Так-то и одна 13-мм пуля, залетев в голову, разорвет ее как спелую тыкву. А тут — по две-три попадало. Про 20-мм и речи не шло. Из-за чего вся улица в этом месте несколько секунд выглядела каким-то адским зрелищем. Словно люди лопались, стремясь своим содержимым окрасить не только брусчатку, но и стены… Словно это была какая-то чокнутая компьютерная игра, завлекающая участников особой жесткостью и спецэффектами.
Жуть.
Наконец стрельба затихла.
САУ дала малый ход. И громыхая гусеницами по брусчатке, двинулась вперед. Отряд еще не вышел на намеченный ему рубеж, который он намеревался достигнуть. Так что спустя пару минут тяжелая боевая машина прошлась по этому месиву еще и гусеницами. Следом это сделали и МОП, которых, на самом деле было больше двух. Просто не все сразу стали высовываться на этой узкой улочке. А штурмовики, идущие за ними, уже шагали просто по жутковатой кровавой грязи. В которой невозможно было распознать отдельных людей…
