Внук Донского - Раин Максимилиан (книга регистрации txt) 📗
Оставшись со мной наедине, спросил, кивнув на дверь:
— Иже мнишь о сём, Митря?
По правде говоря, я был сильно разочарован в Шемяке. Такая яркая историческая личность показался мне обыкновенным, примечательным только своими одеяниями человеком. Ожидал чего-то большего.
— Почему он надумал навестить тебя?
По словам отца, старший Дмитрий просил у него много денег, почти тысячу рублей. Якобы из-за сильной жары случился сильный недород в его маленьком княжестве. Люди будут зимой голодать.
— А почему он в Москве у многочисленных бояр помощи не просил, или у своего брата Василия? — возник закономерный вопрос.
— Про сие вопрошай его самого, — пожал плечами отец.
Тут могло быть два варианта: либо парень банально промотался, либо его подослал к отцу московский временщик.
— Пусть тогда он женится на Боровской княжне. А ещё заставь подсылым твоим стать на Москве, — предложил государю, — И княжество своё пусть под залог отдаст.
— А сребра толико отнуду яти ми? Боярину Никитовичу обещал. Либею поминки готовити нать. В Орду такожде нать, — возразил отец.
Разговор как-то заглох, сидели некоторое время молча.
— Добре, ступай в мовню, разговорись с братом. Негли поведае те паки лишче, — предложил он.
Тёзка сидел в предбаннике ещё одетый, потягивая какой-то напиток из кувшина, ожидая пока холопы растопят каменку для парной. Своих слуг оставил во дворе. Думал, что разговорю братца, выполню поручение отца и свалю из бани, будто бы опасаясь, что путные распорядители нагонят в мыльню толстых баб. Оголяться мне самому перед братом не хотелось по причине позорных следов. Подговорил банных холопов, чтобы не сильно торопились со своей работой.
— Брате мой, седи к ми, — снова заключил меня в объятия старший Дмитрий и принялся тискать, — Сказывай, яко ты бытиешь зде с отичем. А помнишь, яко мы на ловитву хаживаша купно к Москве реке? Ты детищ возгривый бысти паки. За нами, отроки, лещился присно. Потеряша тя ноли повечеру. Мниша, иже утоп. Искаша обношь на реке с ребяты, а ты дома оказался. Яко мы на качелях катались, помнишь? Я тя раскатал до верха, а ты пал и главою убился. Гугнити с той поры стал. Отич мя побил яро ноли. Сести долго не мог.
Парень засмеялся как-то легко, душевно. Никакой настороженности в нём уже не чувствовалось. Наоборот, сейчас я видел перед собой доброго и любящего брата. Даже стыдно стало за свои предположения, высказанные ранее отцу.
— Молва шед, иже главой ты хвор? — продолжил он, — Блядяша поди. Гугнил токмо зельно. Бывало, чаяшь, дондеже ты косно мыслю глаголишь, и в томление влещиваешься. А ныне ты выправился. Глаголешь, яко вития на торжище. Ладен стал. Ликом красным матушке уподобен. Деву пригожу те нать. Иму тя с сей в Москву, а то скваснешь зде.
В кувшине оказался крепкий перевар, на вкус очень даже отменный. Брат вдруг взъярился и наорал на холопов, что они медленно работают. Мужички забегали шустрей.
— Ты сам как поживаешь в Москве? — поспешил переключить поток вопросов на него.
— Инде те вся поведаю, а то отичу полный час рекл о сиём бытие в Москве. Язык ужо заболел, — увернулся от допроса брат, — Женити тя нудит, небось? Мя на Феодору Васильевну, княжну Рязанску спихивал. А она ликом травлена. Черти на ей горох молотили. Нудма отлещился от сего, с братом Васькой ушед под руку государя Московска.
— Есть такое дело. Сватают за Машку Боровскую, — признался ему.
— Воно иже! — поразился брат, — И я же семо пришед по сему ряду. Такожде хочу к ней посвататися. Стара княгиня Елена Ольгердовна зельно скудна калитою стала. Готова за унучку Марию град Малоярославец с окрестью в приданное дати, удел вящший. За сие мнит от долга сваго избавитися. А у мя удел мал вельми, гобину не зрю. Долгов сеих мнозе.
— Не тревожься, братиш. Постараюсь уговорить отца тебе помочь, — заявил я.
— Добре, — просто согласился будущий Шемяка, улыбнулся и потрепал мои волосы, — Отич присно любил тя лишче мя с Васькой, но я такожде тя люблю.
И вдруг заорал зычно в сторону суетящихся холопов:
— Зачну совлещася. Не уборзитеся пещь запалити, пока порть на ми есть, болезновати будете сеими гузнами.
Я предупредил тёзку, что мыться с ним не стану.
— Не люблю купаться с толстыми тётками, — объяснил свой отказ.
— Не хоронися мой утый брате, — хохотнул брат и саданул ладонью по плечу, — Управимся без женок дебелых. Буде нам радощи и удало.
Он подозвал одного из холопов и произнёс какой-то приказ. Я не разобрал ничего, а парень тут же умчался.
Как я не пытался уйти, как не вырывался. Всё было бесполезно. Пришлось тоже раздеваться, горестно вздыхая и сгорая от стыда. Историческая персона, уже раздетая полностью, стояла, улыбаясь и ожидая меня. Фигурой он был похож на греческого бога Гермеса, сошедшего с Олимпа. Нет, скорее на козлоногого сатира, вышедшего из оливковой рощи после секса с нимфами, если принимать во внимание слегка кривоватые ноги, обильную волосатость и прочие детали ниже пояса. Его тело, источающее запахи пота и адреналина, было также покрыто множеством ссадин и синяков. Задышалось гораздо спокойней. Меня комментировать он тоже не стал, хотя заинтересованно разглядывал.
— Готов? Поидем ужо в мыльню, а то у мя гузно простыло, — заорал на меня сатир и, дурачась, толкнул вперёд.
Мы с грохотом и хохотом поскакали в парную.
— Где же бабы? — заинтересованно промявкал я, млея от предвкушения.
На такую сексуальную наживку, как мой братан, должны клевать только красотки первой величины. И мне, надеюсь, тоже что-нибудь откатится. Отцовы гренадёрши и прочие гиппопотамихи будут вспоминаться только у угасающих воспоминаниях.
— Не терпится? — поощрительно улыбнулся брат, — Поскору буде те лепше баб.
Я ещё не успел переварить в своём мозгу эти слова, как в мыльню ввалилась толпа голых парней, вопя, пихаясь, размахивая руками и прочими конечностями. Все без исключения выглядели ожившими статуями древнегреческих богов. Братец, точно, спецкастинг устраивал в свою команду. Бород почти у всех атлетов не было, только некоторые из них имели кое-какую поросль на своих лицах. У меня даже похолодело как-то там внизу, в кишочках.
— Чего это они сюда припёрлись? — прошептал я одеревеневшими губами, но брат услышал, или просто догадался:
— Буде радощи! — проорал он, подмигивая шалыми глазами.
Данунах! Клял себя последними словами. Не зря свербило под копчиком. Чуть не наделал при всём честнОм народе в мыльной.
— У меня живот скрутило чего-то вдруг, братец, — сообщил тёзке слегка охрипшим дискантом, борясь с рвущейся на свободу массой.
— Иди, избременися и ворочайся наопак. Мы тя древле чаяти не будем, — ответил он, нетерпеливо суча руками.
Я вскочил и пулей вылетел из мыльни. Позади раздались жуткие крики. Началось! Даже не хотелось думать о том, что там могло твориться. Рука сама неосознанно совершила над собой крестное знамение. В предбаннике накинул на себя холстину и проскочил в ближайший нужник. Вернувшись, принялся лихорадочно набрасывать на себя шмотки, вспоминая моменты общения с братом и злобно матерясь.
Когда посидел немного и успокоился, прислушиваясь к доносящемуся из мыльной рёву, вдруг жутко захотелось взглянуть на мужскую групповуху, хоть краем глаза полюбопытствовать. Для расширения кругозора, ясен пень. Осторожно приоткрыл дверь и заглянул.
В помещении происходила банальная драка. Голые атлеты боролись стенка на стенку. Махались руками, ногами, шмякались телами о деревянный пол, тискались в борцовых позах. Многие были уже окровавленными. Кое-кто отдыхал без сознания на лавках. Князя Дмитрия дивные атлеты возюкали так же немилосердно, как и всех остальных. С трудом узнал его с подбитым фейсом. Вместо жёсткого порно оказался всего лишь голый баттл.
— Ну, ты иде тамо закоснел, Митка? Иди к нам боронитися, — весело заорал брат, заметив меня.
— Сейчас, я скоро, — сообщил ему и бросился в предбанник снова раздеваться. Когда вернулся, сражение уже закончилось. Боги отдыхали, омывая боевые раны, сидя по лавкам и обсуждая варианты наказания проигравшей стороны. Предлагались самые жуткие глумления, которые только может вынести над собой душа русского парня. Против порки и прочих унижений уже я решительно возражал. Обрыдли мне эти все садистские штучки. Наелся ими в этом времени до печёнок. Однако, свои варианты наказаний не предложил. Кроме как кукарекать под столом, ничего в голову не приходило.
