На боевом курсе (СИ) - Малыгин Владимир (лучшие книги .TXT) 📗
Сразу стало легче.
— Фёдор Дмитриевич, вы мне напомните, чтобы я заявку в инженерном отделе сделал. Нужно будет установить противосолнечные козырьки…
И мы ещё немного поговорили об этом с инженером. А что не поговорить-то? Самолёт идёт по небу ровненько, как по ниточке. Ну, болтает его изредка, когда над облаками проходим, и что? Подумаешь. Это воздух прогревается, вот нас и потряхивает. А к обеду кучёвка начнёт разрастаться и подниматься выше. Но к тому времени мы уже на земле будем находиться. Лишь бы ветер на посадке не поднялся…
Садились сходу, с прямой, без предварительного прохода над аэродромом. Перед этим прошли почти над самым Моонзундом, оставили его чуть в стороне слева. Ещё успели вдоволь полюбоваться нашими кораблями в проливе. Дымят во всё небо, идут ходко на запад. Скорость-то у нас маловата, поэтому и времени поглазеть вниз у нас было вдосталь. И сразу же после пролива начали пытаться установить связь с Ревелем. Нужно же было узнать погоду на посадке…
Снижаться с эшелона начали минут за двадцать до аэродрома. Задержались на трёхстах метрах, прошли немного в горизонтальном полёте. Впереди показался город, наше поле, и мы продолжили заход.
Сели, отрулили на своё место, заглушили моторы. Механики вокруг снуют, ещё кто-то под самолётом толпится. Скользнул наружу через нижний люк и прямо в руки к Лебедеву попал. Обрадовался товарищу, облапил, по спине хлопнул о т души.
— Миша! Здорово, чертяка! Выписали? — отстранился, руки разжал и сразу же обратил внимание на болезненную гримасу, искривившую лицо моего товарища. — Или… Неужели из госпиталя удрал?
— Не удрал, а вернулся к своим боевым товарищам! — отшутился вахмистр. Отступил на шаг, принял строевую стойку, начал докладывать.
— Миша!? — перебил доклад, посмотрел вопросительно.
— Ну, удрал… И что? Вы тут вовсю летаете, немцев бомбите, а я там на койке должен отлёживаться? Не могу я больше. Понимаешь, не могу!
— Понимаю. Но спина-то у тебя всё ещё болит. Вон как скривился.
— И что? Рана затянулась, это главное. А то, что болит… Так поболит и перестанет. А в госпиталь я не вернусь! Вот что хочешь со мной делай, а не вернусь!
— Нужно будет и вернёшься. Особенно если прикажу… Ладно, понимаю всё. Не горбись. Только в небо я тебя всё равно не возьму. Пока… — остановил рукой вскинувшего голову и открывшего рот Михаила. — Рана-то у тебя всё равно ещё болит. Я же вижу. Походишь пока по земле, восстановишься. А подняться в небо ещё успеешь. Всё, вопрос закрыт. Иди лучше с ребятами поздоровайся…
Посмотрел ему вслед. Окружили Мишу ребята, загоготали, смешки и шуточки посыпались. Отметил, как чуть присел мой товарищ от дружеского хлопка по спине, отшагнул чуть назад, скривился. И товарищи на Маяковского тут же набросились, выговорили ему за столь сильный хлопок, напомнили, что рана-то ещё не зажила в должной мере. Прав я, прав. Это хорошо, что мой товарищ рвётся в небо, но… Пусть пока по земле походит. Успеет ещё повоевать.
Пока мы с Михаилом разговаривали, народа к самолёту набежало… Суетятся вокруг, вопросы разные задают. Интерес понятный, но подробно отвечать никаких сил нет. Устал всё-таки. Поэтому отделался общими фразами. Главное — первый подобный вылет прошёл нормально.
А тут и начальство прикатило. Сослуживцы резко в стороны рассосались. Построил экипаж, доложил, как положено. Командующий «Вольно» скомандовал. Каламбур непроизвольный, однако, получился. А потом распустил экипаж и потребовал у меня коротко, буквально в двух словах рассказать о вылете и его результатах.
Стою в окружении начальства, рассказываю, а сам на небо поглядываю. Да где же они? Сколько можно отдуваться за всех?
Аэродромный люд осмелел, снова вокруг моих ребят столпился. Из толпы иной раз даже весёлый хохот доносится. Это хорошо.
А там «Муромец» Шидловского показался на глиссаде снижения, и народ наконец-то оставил нас в покое, рассосался по своим местам. Встречать самолёты.
Сдали наш аппарат в заботливые руки механиков и побрели в сторону жилья. Именно что побрели. Как только ступили на твёрдую землю, так у всех силы и закончились. Слишком много нервов и эмоций в этом вылете потрачено.
Остальных дожидаться? Пока сядут? Не буду. Командующий меня отпустил переодеваться. Через час общий сбор в штабе. Будем проводить разбор полётов и подведение итогов, если говорить более привычным языком.
А я даже умудрился горячего чаю попить с бутербродами. Хорошо первым садиться. И в туалет перед этим сбегать. Пожалуй, самое главное для меня на этот момент. На аэродроме-то у меня ничего не вышло. Сначала сослуживцы набежали, потом высокое начальство подъехало. Пришлось терпеть. Хорошо ещё, что в полёте получилось разок ведром воспользоваться. А так бы совсем тяжко…
И, самое главное. После разбора сегодняшней ночи в штабе мы отдыхаем, отсыпаемся и ночью делаем повторный вылет по тому же самому маршруту. Вполне возможно, от нас не будут ожидать подобной наглости, поэтому нужно пользоваться моментом и добить то, что не добили сейчас. И обработать кое-что ещё. За это время и плёнку проявят, и с целями командование определится… Опять же пока погода держится, нужно лететь…
Вчерашний сценарий полностью повторился. Взлетали поочерёдно, разворачивались над морем и уходили на юго-запад с набором высоты. Только состав экипажа у меня несколько изменился. Снова сбоку от моего кресла пристроилось деревянное, с нарисованными по зелёной ткани розовыми цветочками кресло Дудорова. Я, когда это чудо увидел, дар речи потерял. Неужели ничего попроще не нашлось, кроме вот этого явно театрального реквизита? Зато, как положено, рядом с креслом парашют для командира на полу лежит.
За спиной в грузовой кабине пристроились на скамейках Игнат с Семёном. В этот раз пришлось их брать с собой. И команда такая поступила, и я сам бы в любом случае их прихватил. Потому как в этом вылете, не исключено, нас могут ждать сюрпризы в виде авиации противника.
Зенитная артиллерия? Тоже вполне возможна. Немцы правильные выводы из своих ошибок быстро делают. Если в первый раз проспали атаку, то сейчас вполне могут и подготовиться.
Командование отрицает подобную вероятность и ссылается на острый дефицит времени у противника. Якобы не до того им сейчас. Потому так и торопило нас с повторным вылетом. Единственная возможная вероятность — следует ожидать ответного огня корабельной зенитной артиллерии. Но основной удар мы нанесём по крепости Пиллау и порту.
Судя по этакой торопливости стоит в самом ближайшем времени ожидать штурма Кенигсберга. С моря его заблокировали подводные лодки, да ещё и наше командование решило в полной мере воспользоваться таким прикрытием и отправило туда почти все боевые корабли.
И нам легче. На этот раз будет совместная с флотом операция. Сначала к городу подойдут корабли, отвлекут на себя внимание противника, и только после этого начнём работать мы…
Третий раз я взлетаю в ночь с этого аэродрома с максимально возможным весом, всего лишь в третий раз, а уже привык и к отрыву в самом конце взлётного поля, и к чёрным волнам Балтийского моря внизу, всего в нескольких метрах под колёсами «Муромца», и к звёздному куполу неба со всех сторон. Если облаков нет, само собой. А хоть какие-то облака почти всегда есть. А скоро небо вообще будет сплошняком затянуто белёсым мокрым покрывалом серой скомканной ваты и лишь изредка в этом покрывале будут появляться редкие прорехи и ещё более редкие лучи зимнего тусклого солнца…
Плавный разворот в наборе высоты через слоистую низкую кучёвку на заданный курс. Над головой чисто — луна и звёзды. Облака внизу отражённым серебристым светом сияют с редкими чёрными пятнами прогалин. Через них в дневное время земля была бы видна. Пока была возможность, понаблюдал, как из серебристых облаков выныривают тёмные силуэты самолётов с навигационными огнями на крыльях, продолжают карабкаться ввысь, медленно уплывают нам за спину.
Дудоров, глядя на меня, вообще к боковому стеклу прилип. Да ещё и на часы поглядывает, время засекает. Соблюдают ли экипажи заданные интервалы взлёта. Такими темпами мы скоро вообще начнём в боевых порядках летать…
