Даймон - Валентинов Андрей (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗

Не стал Алеша отвечать, улыбнулся. Мол, не зря, а зачем – сама увидишь. Как в фильмах голливудский: сюрприи-и-и-из!

– Поехали?

Когда втиснулись в вагон, когда хлопнули двери, Алеша не выдержал – снова губами дернул. Приятно хорошим людям сюрпризы преподносить! Пора, начинайте!..

– Увага! Увага! Потяг прослидуе станцию "Центральний рынок" без зупынки. Увага! Увага! Потяг прослидуе…

За шумом вагонным не сразу услыхали, Ева тоже не отреагировала поначалу. Ничего, есть еще великий, могучий и свободный.

– Внимание! Внимание! Поезд проследует станцию "Центральный рынок" без остановки. Внимание! Внимание!..

– Ой, Алеша! Ты слышал? Что там случилось? Сегодня же воскресенье, все на базар едут…

Действительно – что? Центральный рынок – это Благовещенский, самый крупный в городе. Именно там перчатки продаются, и канистра продается, и пластмасса нужная. Воскресное утро, самое время на рынок спешить!

Моргнул Алеша – неплохо получилось, не хуже, чем у Евы. Ему почем знать?

Сюрприи-и-и-из!

– А мы на Советской выйдем, поглядим.

Хотела Женя-Ева возразить. Им совсем не туда, на другую линию, чтобы потом на троллейбус пересесть. Посмотрела на Алешу – внимательно очень, пристально.

Промолчала.

Вот и Советская. Толпа на перроне, а в толпе – сплошь синее, сплошь родная милиция. С чего бы? Даже когда Президент приезжал, без такого обходились.

– Выходим?

Сюрприз лишь тогда настоящий, если подготовить его, продумать до мелочей. Алеша так и поступил. Два выхода с Советской на поверхность ведут – на площадь и на спуск Бурсацкий, откуда Благовещенский рынок словно на ладони. Алеша свою спутницу туда и повел. Пока эскалатором ехали, еле сдерживался, даже на вопросы не отвечал. Зачем слова, сейчас все увидим.

Выше, выше, выше… Скорее! Наконец-то!..

Переход, стеклянные двери…

– Доставай фотоаппарат!

Вышли наружу, на свежий весенний воздух, поглядела Женя вперед…

– Ой!

Еще бы не "ой"! Бурсацкий потому и спуск, что вниз ведет. Справа – рынок Благовещенский, прямо за близкой рекой, только мост перейти. Слева…

– А… А что там?!

Вновь не стал отвечать Алеша. Зачем спрашивать? Дым там – черный, на полнеба. Славно горит, от всей души! Вон и пожарные машины, и оцепление, прямо за мостом…

А хорошо! Ой, хорошо!.

– Снимай!

Кивнула Ева, достала цифровик, прицелилась…

Чи-и-и-из!

– Слышь, мужики, это же ментура горит! Горотдел милиции! Горотдел!..

Рядом дохнуло перегаром. Переглянулись изумленно два небритых парня. Эти места знают, в темноте не спутают!

– Горотдел! Бли-и-и-ин!..

Дрогнули пальцы, едва фотоаппарат не упустили. Повернулась Ева, открыла рот.

– Горотдел милиции? Он… Он же в самом деле там, у рынка!..

Пожал плечами товарищ Север. Ему откуда знать? Сами мы не местные, живем на вокзале…

– Пошли, Алеша, поглядим! Пошли, пошли!..

За мостом – пробка. Оцепление стоит мертво, машины не пропускает. Людей, конечно, не остановишь, рынок рядом. Потому коридорчик устроили, чтобы по одному просачивались. Но не все на рынок спешат, кому и поглядеть охота. Не каждый день горотдел, твердыня стражей порядка, черным дымом народ радует.

Толпа! Локоть к локтю, плечо к плечу. Фотоаппарат не достанешь.

– Перед рассветом рвануло. Темно еще было, спали все…

– Я видела, видела! Сначала рвануло, потом со всех сторон занялось, и сверху, и…

– Электропроводка.

– Ага, самонаводящаяся. Вертолет это был, военный. Три ракеты засадил! Потому и пожарных не сразу вызвали, боялись, гады…

– Теперь не потушат, поздно!

А впереди, за густым оцеплением, за пожарными машинами – дым. Где, черный, где белый, только ясно – амба зданию, хорошо если соседние спасти удастся. Стоял серый монстр о семи этажах, силу и порядок олицетворял…

Где он теперь?

А в толпе опять про взрывы, про вертолет, про ракеты, не простые – зажигательные, специальной дрянью начиненные, чтобы не гасла, напротив, пуще разгоралась. И про то, сколько стражей порядка в сером здании сгорело, дымом задохнулось. Немного – то ли трое, то ли четверо. Гуманисты, они, вертолетчики, в воскресенье перед рассветом наведались. Если бы в полдень, в рабочий день…

– Алеша, неужели правда? Насчет вертолета?!

Развел руками товарищ Север, поглядел недоуменно. Откуда ему знать?

– Не думаю, Ева. Какой вертолет! Сторож керосинку заправлял…

Сам же не выдержал – улыбнулся.

Ноу-хау! А насчет вертолета – удачно вышло. Сразу поверили, подхватили!

– Снимки Игорю покажем. Порадуем!

Вот и телевидение, куда без него? Наставили камеры, микрофоны тычут. Что скажете, люди добрые, как прокомментируете? Один, самый смелый, с камерой на горбу за оцепление проскользнул. Кинулись к нему стражи порядка, мрачные, с "демократизаторами" наперевес. Не вышло! Вслед за телевизионщиком еще трое просочились. Менты к парню – они к ментам…

Ой!

Двое стражей порядка на земле пластом, третий присел, скорчился, подняться не может. Даже не поймешь, почему и как, слишком быстро все…

– Ментов бить начали!

Уверенно констатировали, радостно. И не возразил никто. А чего возражать? Если горотдел горит, черным дымом исходит, еще и не такое случиться может.

– Это им, ментам поганым – за Десант!

Быстро сообразили. Понятливые!.

– Алеша! Выходит, ты все заранее знал? Ты же вчера вечером велел фотоаппарат взять! Ты же… Тебе Севе… Семен сказал? Ты… Ты такой молодец, Алеша!..

Дорожка 6. "Czerwone Maki na Monte Cassino". Слова Феликса Конарского, музыка Шутца (обработка). Исполнительница неизвестна. (4`56).

Знаменитая польская песня, посвященная боям у Монте-Кассино в 1944 году. Дальний ее прообраз – канадская «In Flanders Fields» («В полях Фландрии») времен Первой мировой войны. Песня очень хорошая, исполнение удачное, но под Монте-Кассино поляков все-таки разбили.

К больнице Алеша подходил не без опаски. Пост у палаты Игоря убрали, и следователь надоедать перестал, но так до сегодняшнего утра было. Мало ли что озверевшим ментозаврам в голову взбредет? Дуболомы у двери – ладно, а вот "мышеловка" (всех пускать, никого не выпускать) уже опаснее. Зачем товарищу Северу ясным месяцем светиться?

Но и отступать поздно. Не отправишь же Еву в авангард, как Матросова на амбразуру. Раз договорились…

Дочке Профессоровой, понятно, хоть бы хны. С шага на бег переходит, с первой космической сразу на третью. Не осудишь, не удержишь – первый раз девушку к Игорю пустили. Тем более, не просто идет, с гостинцами – с теми, что в сумке, и с теми, что на фотографиях.

Алеша не удерживал, лишь время от времени за руку брал. Не беги, уже пришли.

А если бы Игоря убили? Куда бы они с Евой сегодня спешили?

Возле входа – больничный народ в стираных халатах, никого в форме. В холле тоже, и у лифта, и в коридоре. Возле палаты – пусто. Ева не выдержала, вперед бросилась, рывком дверь открыла…

Дернуло Алешу. Бог весть, чего боялся. Окрика "Стой, стреляю!"? Паранойя…

Те, в аптеке на Костомаровской, не боялись. Смело горели!

И только когда в палату заглянул…

– Женя! Алексей! Ребята, смотрите, кто пришел!.. Женя!..

…Ясно стало: не в узилище попали – на праздник. Торт на столе, рядом ваза с цветами, из-за нее бутылка коньячная выглядывает.

– Хорст! Хорст!..

Пока Женя-Ева Игоря обнимала, по бинтам и по гипсу гладила, Алеша к стеночке отступил, мешать не желая. Свое дело сделал, девушку к другу в целости-сохранности доставил, можно в сторонке обождать.

Не тут-то было.

– Алексей! Парни, это же наш демократ! Дуй сюда, Алексей, чего топчешься?

Узнали! И он узнал – всех троих, что возле койки Игоря собрались. Хоть и в штатском, без повязок и значков, а не спутаешь. Вместе тогда на улице стояли, в одном ряду. Двоих только в лицо помнил, а третий…