Неизданные записки Великого князя (СИ) - Подшивалов Анатолий Анатольевич (серии книг читать бесплатно txt) 📗
— Вот, сказал Николай и передал надушенный конвертик, я не могу это передать.
Прошла неделя. На перевязке я увидел, во что превратилась моя кистьУ меня осталось два коротких обрубка мизинца и безымянного пальца, доктору пришлось полностью убрать две раздробленных пястных кости и хорошо, что полностью остался большой палец — получилась уродливая клешня, но что-то зажимать ей можно научиться, когда заживет. И придется все время носить перчатки, чтобы не пугать клешней окружающих. Адмирал превратился в краба… Нога тоже не очень: раздроблено колено, осколки убрали, но, когда нога срастется, колено не будет сгибаться.
Я спросил доктора, как там мой летчик. Он ответил, что плохо, он в депрессии и не хочет жить. Я попросил поставить его койку у меня, нам будет веселее вдвоем. Доктор сказал, что согласует, все таки не положено поручику лежать в одной палате с адмиралом. Я ответил, что лежал у них в коридоре вообще вместе со всеми и тогда все было можно.
Так или иначе, а скоро Серджи переселили ко мне.
Когда я его увидел, то не сразу узнал — взгляд был все время направлен в потолок, а на голове белая повязка чепцом. Он не мог бриться сам, таких раненых брил приходящий цирюльник всех одной ржавой бритвой раз в неделю. Теперь Серджио получал те же мелкие удобства, что и я: начиная от бритья и умывания, белья и халата, кончая питанием по генеральской норме: ну не могу же я есть втихаря всякие осетрины, а он будет хлебать жидкий госпитальный супчик, в котором одна крупинка за другой гоняются. О нас писали газеты, как то за большие деньги, наверно, в палату пробрался даже фотограф и запечатлел нас с Серджи. Через месяц я стал вставать, колено не сгибалось, как и обещали и Серджи помогал мне передвигаться, а я был его глазами.
Еще раньше, как только Серджи стал проявлять интерес к жизни, я передал ему послание Наташи, сказав, что Кетлинский (а для него было откровением, что именно Николай с риском для жизни эвакуировал его, сам чуть не попадя в лапы красным) в тот же день полетел в Екатеринодар, потому что не был уверен, что Серджи проживет еще сутки-двое и предложил Наташе долететь с ним под охраной двух истребителей, но она отказалась. Он попросил меня написать ей письмо, где рассказать о том, как все есть на самом деле и я согласился. В письме он просил указать, что поскольку он теперь слепой инвалид (эти слова дались ему с трудом, но он справился с собой), она свободна от всех обязательств данных ему. Вообще-то я был уверен, что она должна знать все эти новости, потому что газеты писали о героях штурма Астрахани: адмирале Романове, лишившемся в бою на тяжёлом мониторе своей конструкции (вот прямо где-то так, почему уж не на линкоре) руки и ноги, и летчике-итальянце, разбившем бомбами укрепления красных и получившем тяжелое ранение в голову, следствием которого стала полная слепота. За этот подвиг итальянский доброволец был представлен к производству в чин штабс-капитана и награждению орденом св. Владимира с мечами 4 ст… Все иллюстрировалось фотографиями довольно гнусного качества, на которых я с трудом узнал себя, Серджи смотрелся лучше, если бы не застывший взгляд — просто красивый молодой человек. Где то через пару дней появился Врангель, удивился, что Серджи помещен в мою палату, но я его успокоил, что это сделано исключительно по моей просьбе. Генерал поздравил летчика с производством в следующий чин и приколол орден к его госпитальной пижаме. Тут же опять вспышки магния, но на этот раз я в кадр не попал, отвернув лицо. Так что прессе Серджи известен и растиражирован, но письмо я все же написал. Меня Врангель спросил, не нужно ли что-то еще. Сказал, что своей властью представить к наградам не мог, но думает, что Главком не забудет, кому он обязан Астраханью, очищением и стабилизацией тыла — более половины частей Кавказского фронта сейчас наступают на Саратов по правому берегу, а по левому берегу идут части Колчака. Все получилось так, как я предвидел: красные срочно укрепляют позиции в Казани и Нижнем, надеясь на этом рубеже остановить объединенные силы, однако над ними уже нависают части Каппеля, опередившие свои войска, красные на левом берегу практически везде прижаты к воде. Их войска деморализованы, Троцкий мечется в своем бронированном поезде вдоль Волги, пытаясь зажигательными речами и расстрелами заставить свои части контратаковать. Во время одного из налетов пикировщиков, а они уже летают стаями по 10–20 аэропланов, бомбой в своем штабе был убит красный командарм Фрунзе. У пикировщиков появилась цель отомстить за вас, разбомбив Троцкого и они устроили охоту за его поездом, так что он теперь предпочитает передвигаться в автомобиле по ночам, днем легко попасться под пулеметный огонь аэроплана. В воздухе господствует наша авиация, красные летают редко, у них теперь проблемы с бензином — его нет и они летают на каких-то адских смесях с касторкой. Говорят, что надышавшись выхлопа с касторкой, их летчики обделываются прямо в полете, для чего и носят кожаные галифе (стирать легче). Ну это байки, а действительность такова, что, хотя продвижение по Волге идет активно, центр встал, а на западе нас даже потеснили. Но, со стратегической точки зрения все не так плохо как могло быть, не послушай мы вас, вернее, если бы вы не начали сами активные действия, а я вас только поддержал. Теперь у нас единый кулак с востока и остановить его будет очень трудно. Но одна проблема есть и как с ней справится, никто не знает. У белых армий теперь, в общем-то достаточно снаряжения, вооружения и боеприпасов, есть аэропланы, бепо и танки. Большая насыщенность войск артиллерией и снарядов в достатке (в этом тоже есть ваша заслуга, в критический момент мы получили 2 транспорта с оружием из Италии), теперь и другие союзники кинулись наперебой помогать (за деньги, естественно, нацеливаясь на золотой запас империи).
Но вот беда: личный состав. Приток офицеров-добровольцев ничтожен, все кто хотел присоединится, — уже здесь, а многие и на небесах. Мобилизации, как их любит проводить Колчак, и как стали проводить у нас, большого толка не приносят — люди не хотят воевать из-под палки и разбегаются. Казаки вне пределов своих областей воевать не хотят (а кто же Москву тогда брать будет), разве что идея пограбить их ведет в бой в других губерниях. На них вообще надежда слабая — сейчас пойдет уборка урожая и они массово потянутся к родным местам — пусть "ахфицера" воюют.
Ладно, — сказал генерал, что-то я вас уболтал, так с ранеными нельзя, простите покорно. И он ушел.
Хорошо что все ушли, сказал Серджио и открыл окно, чтобы проветрить. В палате он ориентировался хорошо, запомнив, что где стоит, незнакомый человек даже не догадался бы, что парень не видит. А у него резко обострилось обоняние. Он мог определить, кто вошел и кто был в этом помещении. Его очень раздражал запах госпитальной кухни. Но и приятные запахи он улавливал гораздо тоньше, например цветочный запах: на юге ведь много цветов и иногда он говорил, что пахнут розы, а я ничего не чувствовал. Он мог выделить отдельный запах из целой смеси. Как то он сказал, что в нашей палате пахнет кровью и страхом. Я ответил, что это госпиталь и было бы странно, если бы тут пахло розмарином. Но как-то улучив время, когда Серджи спал, спросил, а что здесь было, почему здесь пахнет смертью. Сиделка аж отшатнулась от меня, закрыв рот рукой и позвала доктора. Пришел доктор, помог мне подняться и мы вышли в коридор. Уже догадываясь, я спросил, а куда девались раненые красных, ведь при них здесь тоже был госпиталь, но я не вижу ни отдельных палат ни отдельного крыла для этих раненых. Где они? Врач сказал- только не говорите, что я вам сказал, вы бы все равно узнали — их вырезали всех до одного, когда белые заняли город под предлогом, что надо освободить место для своих. Трупы вперемежку с живыми, но лежачими ранеными, сбрасывали в Волгу. И тут же стали поступать раненые казаки и добровольцы и их укладывали в те же палаты, даже кровь толком не успевали замыть. Я сказал врачу, что у Серджи после ранения обострилось обоняние и он чувствует запах крови, страха и смерти. Врач ответил, что медицине такие случаи известны, когда выключается один анализатор, то другие работают с повышенной интенсивностью. Особенно это относится к органу зрения, ведь с помощью него мы получаем большинство информации об окружающем мире. Поэтому у слепых появляется музыкальный слух, какого не было ранее, а у вашего летчика появилось повышенное обоняние, как у собаки. Мне не очень понравилось сравнение с собакой и я попросил чаще убирать в палате, протереть стены, помыть все поверхности: подоконники, окна и так далее.