Северная Пальмира - Алферова Марианна Владимировна (читать книги .TXT) 📗

День был тёплым, но вечер – прохладным. Стояла необыкновенная тишина. Совершенно невозможная. Будто все умерли, а он, Элий, остался на Земле один. Он накинул куртку на плечи, вышел на улицу и присел на мраморные ступени. Ветра не было. Деревья ещё не начали распускаться. Чёрное кружево из голых ветвей на фоне гаснущего неба вызывало недоумение. Почему так трудно в этих краях возрождается жизнь?

Вышла Клодия и села рядом. Закурила. Она переоделась в женское платье. Но в платье она выглядела куда нелепее, чем в мужской тунике и в брюках. Немолодая грузная женщина с коротко остриженными волосами.

– О чем ты думаешь? – спросила гладиаторша.

– О Постуме, – ответил Элий. – Я всегда о нем думаю.

– А Летиция?

– Она забыла.

– Затаила обиду?

– Нет. Просто забыла.

– Элий, я скажу тебе честно-честно. Я тебя всегда любила. Хотя ты не для меня. Но какое это имеет значение?

– Ты же пришла в школу ради жениха. Хотела его спасти, – напомнил Элий.

– Должно быть, так. Но увидела тебя – и влюбилась. Ничего не могла с собой поделать. Может, я и проиграла тот бой из-за этой проклятой любви.

– Ну вот, я виноват ещё и в этой смерти, – вздохнул Элий.

– Ты ни в чем не виноват. Запомни это. Желания – это ловушки. Элий, ты всегда был поклонником стоиков. Так скажи, что делать с этими дурацкими желаниями? Неужели надо научиться не желать вовсе?

– Если не желать, можно стать неуязвимым. Но если не желать – то, значит, и не сделаешь ничего. Будешь лишь исполнять то, что прикажут. То есть служить чужим желаниям.

– Так что же делать?

– «Справедливость во всех действиях, причиной которых являешься ты сам…» [49]

– А, ну конечно же, Марк Аврелий! А сам-то, что ты сам думаешь о своей жизни?

– Играю в кости.

– Не поняла.

– Видишь ли, я так и не знаю, какое желание для меня заклеймил Юний Вер. Но это желание защищает меня, пока не исполнилось. Оно спасает меня раз за разом. Исполнение ждёт своего часа, но час не наступил. И я жду. Но чем больше чудесных избавлений, тем больше напряжены нити судьбы. Я столько раз спасался в самых невозможных ситуациях, что нить моей судьбы натянулась тетивой. Лишь только загадочное желание исполнится, я умру. Я постоянно о нем думаю. Оно стало моим дамокловым мечом и моими танталовыми муками. Сначала полагал, что задуманное – это рождение сына. Но сын родился, а я не погиб. Потом явилась другая версия. Может быть, это смерть Руфина? Нет, я не желал смерти императору, хотя он бросил нас погибать в Нисибисе. Но Вер мог пожелать, чтобы я пережил и Руфина, и Александра. Опять не то! А что если желание звучит «увидеть сына»? То есть увижу Постума и умру? Скорее всего, я опять ошибаюсь. Но стремясь к чему-то, внезапно ощущаю в груди мертвенный холод. Из тысяч желаний одно несёт смерть – но я не знаю, какое. Оно, как зрачок невидимой винтовки, который постоянно нацелен на меня.

– Не гадай, – попросила Клодия. – Мы все так живём – самые дерзкие желания нам сходят с рук, невинные шалости оборачиваются внезапными бедами. Наверное, каждый из нас должен что-то исполнить, чтобы умереть. А может, и не каждый, но только некоторые.

– А вдруг десятитысячный Венерин спазм приговорит меня к смерти? – усмехнулся Элий.

– Ну нет! – запротестовала Клодия. – Вер не мог загадать для тебя такое малое число. Уж как минимум тысяч пятьдесят.

– Не многовато ли?

– А ты их не считаешь часом?

Они засмеялись.

– Элий, можно тебя спросить? – Он кивнул. – Зачем ты наказал себя изгнанием? По-моему, это…

– Нет, друг мой, я не наказывал себя. Я заключил с богами договор. Чтобы обезопасить мир – только и всего. Я не возвращаюсь в Рим – они не позволяют Триону взорвать его бомбу вновь. Понимаю, это несколько старомодно – пытаться с помощью богов решить свои проблемы. Но я ещё не научился полностью обходиться без их помощи. Хотя и стараюсь.

Весь мир спал. Время остановилась. Никого вокруг. Тишина. В такую ночь легко говорить о богах и заветных желаниях.

– Ты надеешься, что твоего договора, твоей жертвы хватит для того, чтобы удержать в узде этого безумца?

– Это была не такая уж малая жертва, – заметил Элий.

– Ну хорошо, изгнание. Но зачем выходить на арену?

– Я – гладиатор. А гладиаторы слышат зов арены. Будто отдалённый немолчный шум прибоя, – улыбнулся Элий. – Но это так, отговорка… Сказать правду? – Он вновь долго молчал. – Знаешь, я этого никому ещё не говорил. Ни Квинту, ни Летиции. Я сделал то, что делали римляне в старину, если хотели победить, а победа казалась невозможной. Они посвящали себя подземным богам. Себя и вражеское войско вместе с собой. Я посвятил себя Сульде. И теперь он вынужден постоянно сражаться со мной. И пока мы бьёмся друг с другом, нигде в мире нет войн. Все враждуют, ссорятся, плетут интриги, но нигде не воюют. Я будто держу войну на поводке. – Он вспомнил слова Сократа, и его охватила внезапная беспричинная тревога.

– Но Сульде же тебя убьёт. Он же бог! – изумилась Клодия.

– И опять – нет. Заклеймённое Вером желание оберегает меня. И потом на земле бог не может пребывать в божественном обличье. Он принимает вид человека. А Сульде в образе человека – человек. И с каждым поражением он становится слабее.

– Знаешь, что я тебе скажу, Элий! – Клодия разозлилась. – Мне кажется, ты зашёл куда-то не туда. Ты не можешь победить бога. Даже если этот бог слабеет, борясь с человеком.

– Любой бог слабеет, борясь с человеком, такая у богов натура. Когда небожители ввязываются в мелкую драчку с людьми, они становятся так же мелки, как и мы. Но стоит им наплевать на людей, не обращать внимания на наши выпады, на наши дерзкие обиды, и они уже недостижимы. Но Сульде – мелочный бог. Ему надо непременно опрокинуть каждого и заставить каждого встать на колени. И потому… потому… я могу победить.

Ему стало не по себе от этого разговора. И Квинт, и Клодия твердят, что он делает что-то не то. Может быть так, что они правы, а он, Элий, ошибается?

– Знаешь что, Элий… Я тоже пойду на арену, – сказала Клодия.

– У нас же смертельные поединки.

– А в Риме как будто нет!

Элий не стал её разубеждать.

Он вернулся в спальню. Летиция уже спала. Спала, по-детски подложив ладошку под щеку. И по новой своей привычке разговаривала во сне.

– …Для меня ты самый лучший. Все равно самый лучший… Почему ты мне не веришь?

Элий лёг рядом. Шёпот Летиции не давал ему заснуть. Так она могла разговаривать долго, порой часами. Но он знал, что будить её нельзя. И уйти в другую комнату и там лечь спать – тоже не мог.

– …Почему ты говоришь, что у тебя нет друзей?… Так не бывает… Есть, но он не человек? Ну и что? Это замечательно, когда у тебя есть друзья… Да, я не могу погладить тебя по голове… я не могу. Прости… Неужели никто не может сделать это вместо меня?… Прости.

От этих разговоров у Элия перехватывало горло. Он давно догадался, с кем в своих снах разговаривает Летиция. И однажды утром спросил её об этих ночных разговорах. Она удивилась. Искренне. Ибо не помнила ничего.

– …Нет, не делай этого. Нельзя так презрительно ни к кому относиться. Тебе не нравится, когда тебя оскорбляют? Не нравится? Так и ты не оскорбляй никого… Нет, ты не обижайся, ты выслушай меня… Да, ты император. Но все равно ты не имеешь права никого оскорблять.

Элий не удержался и погладил Летицию по голове.

Глава VI

Игры в Северной Пальмире (продолжение)