Отпуск в СССР или Назад в будущее (СИ) - Молотов Владимир (первая книга TXT) 📗
Диму умилила, например, вот эта.
В глобальном смысле нет ни начальников, ни подчиненных.
Каждый из нас – человек с большой буквы!
И прежде чем повысить голос на сотрудника,
Поставь себя на его место,
И представь – как ты противен ему в своём гневе,
Глубоко вздохни и начни говорить спокойно.
Впрочем, следующая надпись была интереснее, она даже слегка позабавила Диму, так что на его лице появилась едва заметная улыбка.
Мы все здесь пашем зимой и летом,
Чтоб процветал наш общий дом –
Страна Советов,
И чтоб нам чудно отдыхалось в нём!
«Весьма глубокомысленно, между прочим!» – сказал он про себя.
– Ну что, дорогой, явился? – добродушно сказала меж тем Шахиня и указала ему на кресло возле себя (сама же она, поправив цветок на подоконнике, опустилась за стол).
– Добрый день, Александра Степанна, – поприветствовал Дима.
– Здравствуй. Выздоровел?
– Да, вроде не болею. – Кукарский повёл плечом.
– Ну, молодец! Я тебя не буду загружать пока. Вникай сам потихоньку во все проблемы. Если что, обращайся, чем смогу – помогу.
– Спасибо.
Шахиня как-то странно посмотрела на Диму, моргнула пару раз.
– Ну, я пойду? – догадался он.
– Ага, иди, – покивала директриса и уткнулась в бумаги.
«Вот это я понимаю! – восклицал про себя Дима, возвращаясь в собственный кабинет. – Вот это совсем другое дело! А в том мире она никогда так не поступала! Никогда она ещё не была такой доброй и покладистой. И чтоб сама себе повесила памятку не кричать на сотрудников – да ни в жизнь! А тут, ты смотри! Не буду ничем загружать – ну надо же, а?! Просто сказка какая-то!»
И такими же паиньками выставились остальные коллеги.
Они искренне улыбались каждому посетителю, много работали, в перекурах хвастались своими детьми, а не новыми гаджетами и крутыми иномарками, наконец, никогда не проявляли излишней суеты. В старом мире Дима привык к ненужной суете. Там все носились сломя голову, с выпученными глазами стараясь выполнить очередное чумовое задание вышестоящего руководства.
Тут, напротив, никто не гоношился. Каждый выполнял свою задачу с чувством, с толком, с расстановкой. И начальство не давило прессом, не стегало кнутом и не пороло горячку. Люди любили работать – неужто к этому их приучила система?
Во всяком случае, наличие национальной идеи – «социализм с человеческим лицом» – что-то да значило, решил Дима. Но главная причина, как смекнул он, заключалась в том, что о работающем люде просто много заботились, – так устроило государство.
Вот, например, к вечеру понедельника нагрянула инспекция из местного органа минсоцтруда. Дотошный мужичок, напрочь лишённый волос на голове, с галочкой на лбу (особое устройство костей черепа) подходил к каждому сотруднику центрального офиса, вплоть до уборщицы, и вежливо так, с мягкой улыбочкой задавал вопросы.
Ему охотно отвечали. А рыженькая девушка с очень серьёзным лицом и преждевременной, не по возрасту, строчкой на лбу строчила ручкой по листу, держа на другой руке планшет для бумаг – скрупулёзно заносила ответы.
А вопросы порой задавались каверзные. «Вам выдают канцелярские принадлежности по первой вашей просьбе?» «Хорошо ли к вам относится ваш непосредственный руководитель? Оцените по пятибалльной системе». «Вовремя ли вам выдают расчётный лист, и высчитывают ли у вас из зарплаты какие-либо суммы за какие-либо провинности?» «Что, высчитывают? Есть внутренний приказ? А ну-ка, ну-ка, пройдёмте-ка в отдел кадров, будем разбираться в правомерности данной процедуры!»
Весь центральный офис дрожал от этой проверки. И она продолжалась до шести вечера, пока все не разошлись по домам. В том числе и Дима отправился восвояси, в тяжёлых раздумьях о том, как употребить навалившийся вечер.
Но, кстати, также всем сотрудникам раз в неделю, например, устраивали «психологические собрания», нечто вроде тренингов. И на таких собраниях люди учились понимать друг друга, учились относиться к коллегам с терпимостью, учились никогда не повышать голос.
Ну и конечно неизменным атрибутом новейшего советского общества были совместные парт-комсомол-собрания. Они проводились каждую пятницу. Если не считать каждодневных летучек (в старом Димином «Мастерке» из России их называли брифингами).
Кроме того, в советском «Мастерке» работали люди, которые обязаны были контролировать всю эту программу – и наличие психологических собраний, и регламент партсобраний, и они даже раз в неделю проводили опросы работников – научился ли ты чему? Что ты вынес с последнего психособрания?
Кроме того, по понедельникам с утра проводились этими специальными людьми политинформации. И они доводили до каждого истинное положение в мире. И все это подавалось с правдивым пониманием социализма и капитализма, без всяких там экивоков на загнивающий в последней стадии. Трезво оценивались «их» плюсы и «наши» минусы.
В этой стране, как понял Дима, уже не было никакой лжи, никакой двойственности, никакой исторической неправды. Все люди знали, что Сталин был сложной противоречивой натурой с культом личности, все читали Солженицына, в интернете у всех был доступ ко всему.
Но такой подъём чувствовался среди всех! Так верил каждый в свою страну, в торжество социализма с демократическим лицом! Без ложного патриотизма каждый любил Родину и знал, что живёт в лучшем городе мира, в лучшей стране мира!
Ещё бы, ведь им никогда не ломали психику развалом СССР! Они и представить себе не могли, что такое ваучер, что такое «лихие девяностые»! Они наоборот – только развивались в лучшую сторону без сломов и переломов. Только отбрасывали всё плохое, постепенно восстанавливали историческую правду и прибирали к рукам всё хорошее.
И у них получилось, чёрт возьми! У них получилась великолепная система!
В которую Дима благополучно вписался к концу недели.
Вот только несколько обстоятельств очень его разочаровали.
Во-первых, Коля Герасименко совершенно пропал из жизни. Он исчез из контактов мобильника, впрочем, как и кое-кто другой. Он пропал из своей квартиры – три раза Дима навещал товарища, но на звонки в дверь никто не подходил. И шорохов за дверью приложенное ухо не улавливало, хотя коричневая краска на металле, казалось, хранила всё те же прыщи и царапины, как и в России.
Во-вторых, исчезла из поля зрения его бывшая семья – супруга, с которой он не так уж давно развёлся, и главное, любимая доченька. Их телефоны также пропали из контактов мобильника. А когда Дмитрий пришёл к ним домой в воскресенье, чтобы по обычаю забрать девочку в зоопарк или в цирк, дверь в квартиру открыл какой-то верзила.
В противной промасленной майке цвета хаки верзила, с добрым, впрочем, лицом, на резонный вопрос удивлённо ответил: «Извините, здесь такие не проживают». И развёл руками. «А вы давно тут живёте?» – поспешно спросил Дима в уже закрывающуюся дверь. Дверь, жалобно скрипнув, приостановилась, и Кукарский услышал хмыкающее: «Да уж лет двадцать!»
Но зато объявился Игорь Кирович. Впрочем, его-то появление Дима предвидел.
На пятый день своего пребывания в новейшем СССР Дима приехал домой с работы. Едва он выбрался из машины, как к нему подошёл невысокий пожилой человек в сером пиджаке с лицом не очень приятным – с морщинами на лбу.
– Игорь?! – удивился Кукарский. – Чёрт возьми! Откуда ты здесь?
– Оттуда же, откуда и ты, – усмехнулся Кирыч.
Его голова оказалась полностью седой, а так – прежний майор, разве что кожа погрубела, да в глазах появилась какая-то особого рода хитринка, свойственная исключительно пенсионерам.
– Ну и ну! – покачал головой Дима.
– Ты не представляешь, как долго я ждал нашей встречи! – Игорь Кирыч приблизился вплотную и осторожно потрогал Кукарского за плечо, словно не веря своим глазам.
– Ну что ж, – вздохнул Дмитрий. – Раз уж такая встреча… Пойдём ко мне, кофе попьём. Там и расскажешь, как дело было.
