Чаганов: Москва-37 (СИ) - Кротов Сергей Владимирович (лучшие бесплатные книги .TXT) 📗
Макар тянет дрожащий указательный палец в направлении одной из камер.
– Ты, Жжёный, – Крест подходит к жмущемуся в стороне артисту и протягивает ему наган сержанта. – давай, оторвись за всю мазуту…
Жжёнов обречённо берёт в руки наган и на негнущихся ногах бредёт к двери, на которую указал Макар.
«Полдня уже прошло, а вокруг тишина. Смирились с тем, что ничего им от меня не добиться? Это вряд ли, не все ещё средства принуждения испробованы. Один апперкот в солнечное сплетение и пару хуков в печень далеко не исчерпывают их перечень. Тогда выходит случилось у них такое, что заставило изменить первоначальные планы. Ну мне только лучше»…
Опускаю ноги на цементный пол камеры из стойки на голове: незаменимая вещь для снятия головной боли, когда сосуды мозга расширяются от возникающего избыточного давления и кислород лучше проникает к клеткам.
«Есть время подумать, без постоянного отвлечения на какие-то казалось бы малозначительные вопросы, типа: когда вы в последний раз точили ножи дома или ссорились ли вы с Катей тем утром? Не подумаешь, ляпнешь что недавно точил, сразу следует вдогонку: недавно – это накануне или утром в день убийства»?
Снаружи послышася звон ключей и чьи-то глухие голоса. Прилипаю ухом к железной двери.
«Понятно, появившихся вчера соседей по подвалу начали выводить на прогулку».
В подвале нашего старинного одноэтажного каменного особняка с десяток вновь оборудованных камер для заключённых, пустовавших когда меня сюда привезли: сейчас в одной из них Жжёнов, в другой – двое или трое неизвестных. Рядом с этим особняком, метрах в пятидесяти, врос в землю его брат-двойник: в нём медпункт, кабинеты начальства и допросные.
«Так, хватить мусолить в памяти кадры из памяти, связанные с убийством Кати. Ничего нового в них не найти. Надо попробовать зайти с другого конца. Если в самом деле к убийству причастна та самая „немецкая пара“ из докладных Курскому, то, наверняка, в перехваченных абверовских шифровках можно найти какие-то следы: сообщения о прибытии агентов, их доклады, назначение даты операции, приказы. Пусть и без указания настоящих фамилий, но с реальными датами и, что маловероятно, адресами».
Начинаю делать асаны на растяжку.
«Ключ сообщения – начальное положение роторов, которое выбирает оператор „Энигмы“ – инициатор связи. Это – основная уязвимость немецкой шифровальной машины на текущий момент. В эту точку и надо бить»!
Стою, задержав дыхание и прижав голову к коленям, и представляю себя немецким оператором «Энигмы»: скукота, духота и отсутствие окон. Маленькое тесное помещение. Время тянется медленно. Вот в комнату связи зашёл господин Вальтер или скорее его помощник господин Грёппер, передал сообщение в Берлин. Снаружи, через на секунду приоткрывшуюся дверь, проникает аромат французских духов и быть может даже мелькает женская ножка Пуси (только она имеет доступ в бункер). А тут мне надо придумать ключ из четырёх букв… Pusa или может быть Huhn (курица)… это зависит от моего отношения к ней.
«А что, годная идея! Вот только проверить её здесь и сейчас не удастся – нет под рукой радиоперехватов, да и с немецким у меня не ахти. В голове ничего кроме: „Айн, цвай, драй, фир – ин дэ классе коммен вир“ не обнаружилось. Надо срочно выбираться отсюда… Но как»?
В этот момент по двери как будто кто-то ударил железным прутом…
– Крест! – Сверху вниз по лестнице летит «Молодой», пригибаясь чтобы не зацепить низкий в этом месте сводчатый потолок. – Шухер! Мусора!
– Где? – «Щербатый» хватает его за куртку внизу. – Бакланишь!
– Век воли не видать, – размахивает наганом урка. – Легавых тьма! Кичу обложили!
– Крест, что за кидок? – Оба зэка исподлобья уставились на главаря. – Что за дела? Базарил, всё чисто, рвём когти.
– Всё шло как стаковались с тем на Лубянке… с ромбами, кудрявым, – бормочет под нос Крест, хватая себя за грудки. – и сержант слинял… и прокурор этот на авто… Скаазывал, «мочканёте Чаганова и уйдёте на моторе прикрываясь этим». (Трусов втягивает голову в плечи).
– С мусорами спутался! – Заорал «Молодой», направляя наган на главаря.
– Ша, сявка! – «Щербатый» быстрым неуловимым движением вырывает из рук «шестёрки» оружие (Крест без замаха бьёт его поддых, урка падает на пол). – Что делать, Крест?
– Жжёный! Подь сюда! – Главарь, решившийся на что-то и вновь обретший уверенность в своих силах, отбирает наган Макара у, впавшего в ступор, актёра. – Ты (указывает на Макара), в хату этого (показывает на Жжёнова).
Макар, поймавший связку ключей, с готовностью возвращается к своему привычному делу а, оттаявший после приказа Креста, актёр охотно скрывается за дверью своей камеры.
– Ты, – палец главаря упёрся в живот Трусова. – становись здеся.
Прокурор резво подскакивает на ноги и, с облегчением, мелкими шагами спешит к двери чагановской камеры, встаёт напротив неё и вопросительно смотрит на Креста. Всё понявший «Щербатый», усмехнулся садистской полуулыбкой, а Крест, согнув руку в локте, стреляет в грудь Трусова. Тот валится назад с застывшим на лице удивлением.
– Ты и ты, – рука главаря указывает на «Молодого» и Макара. – тащите сержанта к прокурору.
Его приказание исполняется в мгновние ока. Крест достаёт из кармана «вальтер» и призывно машет «Щербатому», тот хромая подходит. Крест осторожно отодвигает глазок камеры, внутри полная темнота.
– Зашухарился, – прошептал он, подмигивая подручному. – «орешко» (окно в камере) заткнул и лампу кокнул. Ну дам нам всё одно.
По его команде «Щербатый» снимает запор с кормушки и в открывшееся отверстие в двери начинают палить два ствола. Оставив в запасе по одному патрону, они синхронно поворачиваются и стреляют над головой сжавшегося от громких хлопков Макара, затем тщательно протерев полой тюремной куртки оружие, они вкладывают его в руки убитых: «вальтер» – прокурору, наган – сержанту. Крест поднимается с колен, подходит к Макару и достаёт из кармана его наган, звучат выстрелы в сторону трупов.
– Ну вот и всё, мусор, – возвращает наган Макару. – а теперь в хату нам пора, замыкай за нами. (Смотрит в бестолковые глаза вохровца и добавляет). Чаганова они хотели завалить… понял? А ты защищал, типа, его? (Кивает головой, Крест отбирает у «Молодого» фуражку и возвращает её вохровцу). Ты стой на допросе твёрдо: плохо помню, мол, кто как стрелял, кто где стоял. Барбос тебя вмиг запутает, если вспоминать начнёшь. Ежели сознаваться начнёшь, то мы всё четверо на тебя покажем. Вышак тебе тогда…
Москва, Кремль,
Свердловский зал.
21 июня 1937 года, то же время
Сталин намеренно отстаёт от группы соратников, идущих к выходу, и подходит к сидящему в одиночестве Пятницкому.
– Что, Осип, не торопишься никуда?
– Пусть народ разойдётся, – вздрагивает от неожиданности он, увидев перед собой остановившегося вождя. – не люблю в толпе…
– А по сегодняшнему голосованию не скажешь… – не скрывает усмешки Сталин.
– Я привык своей головой думать. – Пятницкий встаёт и прямо с вызовом смотрит в глаза собеседника.
– Это хорошо, – улыбка растворяется в усах вождя, он берёт нахохлившегося Пятницкого под локоть. – пойдём, проводишь меня до кабинета. А, знаешь что, пошли лучше на квартиру, не был у меня никогда? Посмотришь заодно, там никто нам не помешает… Через пять минут, спустившись на один этаж, они уже сидели в гостиной и пили чай вприкуску с колотым сахаром из стаканов. Гость с одобрением рассматривает простую, почти спартанскую обстановку квартиры вождя.
– Так ты значит, Осип, в знак протеста голосовал против Ворошилова? – Сталин отставляет пустой стакан.
– Можно и так сказать… – лицо Пятницкого снова обретает суровое выражение. – протеста против этого вашего «нового курса»: развала Коминтерна, соглашательства с оппортунистами и извращения марксизма!
