Драконовы кончары (Smocze koncerze) (KG) - Савицкий Анджей (читаемые книги читать TXT) 📗
Ему даже не позволили закончить. Великий хан коротко рассмеялся и бросил несколько замечаний о польских увертках, сорванных договорах и желании получить назад захваченные Турцией земли. Волохи, которые были то союзниками Турции, то Польши, расхохотались во все горло, во всем соглашаясь с татарином. Султан сидел с каменным лицом и не отзывался, как будто бы мыслями был где-то далеко, и его совершенно не касались все эти недостойные его величия слова.
- Вот признайся, посол, что за братскую помощь ты пожелаешь чего-нибудь выцыганить! – нагло продолжил хан. – Отмену бучацкой журавинской дани? Или Украину вам отдать? Или компенсировать ее золотм, а? Хитрые вы, словно лисы, милостивые судари.
- Мы хотим всего лишь обещания султана, что больше вы уже никогда не пойдете в наезд на Жечь Посполитую, - бросил на это нервничающий Гнинский. – Возврат наших земель тоже стал бы серьезным жестом дружбы, но пока что об этом разговаривать не время…
- А почему бы и нет? – фыркнул один из визирей, сидевших во втором ряду. – Уже сейчас мы можем сказать, чтобы вы, панове поляки, выбили это себе из головы. Нет у нас такого обычая, чтобы отдавать земли, на которых встала нога турка. Нет и никогда не будет.
Высказывание визиря встретилось с одобрением сановников и даже оккупированных турками волохов. У опытного дипломата, каким был Гнинский, начали сдавать нервы. Я видел, как он в своем красном жупане кипит от жары и злости. Но я не мог вмешаться, потому что, только лишь я пошевелился, оба гвардейца положили лапы мне на плечи, а еще я почувствовал холодное прикосновение остроконечного лезвия ятагана к спине.
Абдул Ага лежал рядом словно труп. Солнце палило его, только усиливая страдания, но он ни разу даже не застонал. Янычар лишь глянул на меня переполненным болью взглядом и шепнул, чтобы я не дергался.
- Они и так казнят нас. Причем, еще перед обедом, - тихо произнес он.
Это как раз и называется иронией судьбы! Я хотел им помочь, стать союзником в сражении с Мультиличностью, и что меня встречает? На меня охотится громадная дракониха и армия вторжения, но я паду не от их рук, но от палаческого палаша, который будет держать в руках жирный евнух. Жалкое зрелище!
Тем временем посол Гнинский наконец-то перестал владеть собой и поднял голос. Он категорически заявил, что не станет вести переговоры в присутствии плюгавых и жадных татар, которые только и умеют нападать на беззащитные деревни, чтобы хватать невольников. И как это хан осмеливается обвинять поляков во лжи, раз сам занимается обычным разбоем, а его воины специализируются в ночных нападениях на безоружных? Этот кто-то, лишенный чести и приличий, обвиняет рыцарей в срыве договоров? Да это же верх наглости!
За всем этим я наблюдал с громадной долей удивления. Гнинский, опытный дипломат, почти кричал, бросая великому хану в лицо исключительно жесткие обвинения. Похоже, за последнее время с ним случилось очень многое, и ордынцы окончательно выбили его из равновесия. Он даже начал грозить им кулаком, обещая кровавую расправу, если те хотя бы раз еще осмелятся пересечь польскую границу. И ответа хана долго дожидаться было не нужно. Он с рычанием сорвался со своего места и схватился за оружие, украшенную и покрытую золотом саблю. К хану присоединились и беи, только эти уже с голыми руками, ведь к султану вооруженных гостей не допускали, а ханская сабля была, скорее, элементом его богатого костюма, чем пригодным для применения орудием смерти. Поляки из окружения Гнинского сбились вокруг канцлера, готовясь к драке на кулаках.
Это было нечто небывалое. Подобное поведение в присутствии падишаха должно было навлечь его гнев на все стороны конфликта. Я не мог вспомнить подобного инцидента во времена, когда служил шпионом при султанском дворе. Изумление Талаза доминировало в нашем совместном сознании, и какое-то время я пялился на все это, позабыв о собственном невеселом положении. А ведь собиралась начаться драка по всем правилам перед лицом падишаха, потому что, по какой-то причине, гвардия не торопилась с вмешательством. И вот тут я наконец-то заметил, что капитан охраны не спускает глаз с султана. И тут-то до меня дошло, что повелитель не подает знака прервать скандал, потому что его это веселит. А я еще считал Мехмеда IV полностью лишенным чувства юмора!
В последний миг в пустое пространство между татарами и поляками с поднятыми руками забежал Великий Драгоман, первый придворный реис эфенди, Александр Маврокордатос. Грек, которому не исполнилось еще и сорока лет, но уже чрезвычайно заслуженный для империи, двигался энергично, голос у него был громкий. Криком, по-турецки, по-татарски, а затем и по-польски, он приказал всем немедленно успокоиться и отступить один от другого. О чудо, обе группы вовремя пришли в себя, а может быть и высокая фигура одетого в черное грека пробудила в них уважение. Бормоча под нос угрозы, татары отступили на несколько шагов, точно так же поступили и поляки.
Драгоман остался один на залитой солнцем площадке. Конфликтующие группы отступили еще больше, выслушивая громкие замечания. Голос грека колотил словно колокол, когда он поочередно угрожал то одним, то другим. Маврокордатос напоминал им, где они находятся, и что султанский дворец – это не место для драк.
- Мы оказались в исключительно сложной ситуации. На нас напал непонятный враг, который уничтожает всех и вся, независимо от вероисповедания и национальности! И мы обязаны забыть о глупой гордыне, израненной чести и старых событиях! Польский посол сделал предложение о сотрудничестве, падишах его обдумает и в соответствующее время даст ответ. Глупостью было бы задирать один другого, когда в любой момент нам на головы может пасть беда…
И так оно и случилось. Когда драгоман все это говорил, я услышал нарастающий шум. Дракониха сложила крылья и пала с громадной высоты, словно снаряд. Крылья она разложила в последний момент, чтобы сильное дуновение подняло в воздух облако пыли. Прежде чем облако достигло нас, я увидел, как драгоман, раздавленный лапами твари, гибнет. Грек не успел даже вскрикнуть, похоже, он и не заметил угрозы. Ясмина приземлилась на площади, раздирая землю когтями и хлопая крыльями.
Величиной она была со здание дворца. В ее пасти с успехом мог бы исчезнуть целый человек, возможно, даже всадник с лошадью. Я видел только лишь ее затянутый желтой пылью силуэт, но и этого хватило вспомнить, с кем я имею дело. Я повернулся к гвардейцу, приложившему мне ятаган к спине, схватил его запястье, вывернул руку и обезоружил. Я схватил трофейное оружие, хотя для сражения с драконом длинный клинок никак мне не мог пригодиться, но стукнул им плашмя офицера охраны, чтобы вырвать его из ступора.
- Заберите отсюда суповара, это приказ! – рявкнул я.
Тот глянул на раненого, потом на меня и сам схватился за носилки. Похоже, до него дошло, что причина улетучиться в данной ситуации для него самая подходящая. Так что, уже не оглядываясь на Абдул Агу, я бегом направился к дракону. А вокруг уже царил хаос. Ясмина зарычала, метнула головой вперед, одним движением перекусила какого-то евнуха и бросила его останки в мечущуюся толпу. Затем повернулась и махнула хвостом, скашивая ним сразу нескольких подбегающих гвардейцев, зацепив тут же двух или троих убегавших волохов. Их тела полетели во все стороны, словно выстреленные из пушки. Дракониха снова зарычала, разыскивая меня в разбегавшейся куче народа.
Я знал, кто является ее истинной целью. Эта атака не была случайной. Каким-то чудом Ясмина почувствовала, что я нахожусь поблизости. Выходит, мой след, оставляемый в инфополе, был распознан и нацелен. Выходит, у них имеется мой личностный образец, вот только откуда? – горячечно размышлял я, приближаясь к чудовищу. Прежде чем мне удалось подобраться достаточно близко, Ясмина лапами втоптала в землю атакующих ее копьями евнухов, после чего схватила в зубы кого-то из сановников. Лишь бы только не султана! – мелькнуло у меня в голове. К счастью, то был всего лишь один из визирей. Ноги его еще какое-то время дергались, когда дракониха вонзила зубы ему во внутренности, а когда он кончился, Ясмина бросила труп на землю. Тот с отвратительным чмоканьем приземлился рядом со мной. Я глянул на искаженное страхом лицо убитого – то был Элмас Мехмед Паша, Великий Ага Янычар, командующий корпуса.
