Наши уже не придут 2 (СИ) - Ибрагим Нариман Ерболулы "RedDetonator" (библиотека электронных книг .TXT, .FB2) 📗
Уже здесь, во Франции, Немиров понял, что в России эпидемия напоминает лёгкий чих, если сравнивать с тем, что творится в портовых городах Франции. Трупы выносят из домов, есть санитарные кладбища, повсеместный карантин и вообще, выглядит всё как состоявшийся Апокалипсис.
— Итак, — заговорил генерал Алексеев, севший за обеденный стол и сразу же хряпнувший пятьдесят грамм. — У меня назначена встреча с адмиралом Росслином Вемиссом. Сегодня вечером мы будем обсуждать судьбу экспедиционного корпуса — его уполномочили беседовать на эту тему. Многого я от этого разговора не жду, но будем надеяться, что узнаем хоть что-нибудь.
Главная задача не просто вернуть этих людей домой, а не допустить, чтобы они отправились во Владивосток.
— В самые ближайшие часы ожидается, что сюда прибудет полковник Сперанский, командир 1-го особого пехотного полка 1-й особой пехотной дивизии, — сообщил Николай Николаевич. — Из первых уст узнаем, что всё это значит и что происходит с экспедиционным корпусом.
— А кто этот Сперанский? — уточнил Аркадий.
— Да я не знаю, — развёл руками Алексеев. — Полковников полно, а за судьбой экспедиционного корпуса я, уж извини, не следил. Посмотрим на него и всё узнаем.
Ждать пришлось полтора часа. Полковник прибыл один.
— Здравия желаю, господин генерал от инфантерии, — приветствовал он Алексеева.
Генерал неодобрительно покачал головой.
— Где твой полк, полковник? — спросил он.
— Нет больше никакого полка, — ответил на это Сперанский.
— А ты тогда кто такой? — поинтересовался генерал-полковник.
— Я? Никто, — ответил тот. — Русский экспедиционный корпус расформирован французским командованием — солдаты большей частью в Алжире, а меньшей частью продолжают воевать во французских подразделениях или работают на заводах.
— Домой хочешь? — спросил его Николай Николаевич.
— Так нет у меня больше дома, — ответил на это Сперанский.
— И куда же он делся? — усмехнулся генерал Алексеев.
А вот Аркадию перестало нравиться, куда идёт этот разговор. Выглядит этот полковник как-то не очень — видно, что психика расшатана.
— Иуды-большевики порушили, — ответил Сперанский и резко потянулся к пистолету.
Он успел вытащить его только наполовину, после чего сразу же получил сокрушительный удар кулаком в челюсть — это среагировал сам генерал-полковник, неожиданно бодро подскочивший к своему гипотетическому убийце.
Ногой откинув выпавший из кобуры пистолет, Алексеев не дал Сперанскому подняться — добивающий удар в голову отключил покушавшегося.
— Семёнов, Борцухин! — позвал Алексеев. — Где вас черти носят⁈
Из вагона выскочили двое.
— Взять его под стражу и передать местному командованию! — приказал генерал. — Он пытался напасть на меня с оружием — пусть разбираются.
На шум вышли члены французской делегации.
— Что здесь происходит⁈ — выглянул из окна вагона маршал Фош.
*1 ноября 1918 года*
«Необязательно ведь было лично присутствовать», — подумал Аркадий, наблюдающий за тем, как полковника Сперанского ведут к кирпичной стенке.
Во Французской Армии, в которой официально числился полковник, за нападение на вышестоящих командиров полагается смертная казнь. Маршал Фош, уважающий генерала Алексеева, решил не затягивать с военно-полевым судом.
Полковник Сперанский Александр Николаевич, 1875 года рождения, приговорён к высшей мере наказания.
— Россия будет свободна!!! — выкрикнул он.
Генерал-полковник Алексеев никак на это не отреагировал.
— Мешок надевать? — спросил французский капрал.
— Нет! — ответил Сперанский.
«Если бы он не захотел пообщаться, а лучше спланировал это спонтанное покушение, возможно, Алексеев был бы мёртв», — подумал Аркадий. — «Нужно позаботиться об организации службы охраны».
— Россия будет… — вновь начал бывший полковник.
— Огонь! — последовала команда.
Ружейный залп поставил точку в жизни Александра Сперанского.
— Вы довольны? — спросил маршал Фош.
— Как можно быть довольным убийством? — недоуменно посмотрел на него генерал Алексеев. — Это был офицер, возможно, что хороший офицер.
Немиров навёл справки — Сперанский был хорошим офицером. Орден Святой Анны III-й степени и Орден Святого Георгия IV-й степени говорили об этом напрямую. Правда, Георгия ему не подтвердила Георгиевская дума, по причине расформирования, но очевидно, что подавали его на орден не за просто так.
— Он пытался убить вас, — нахмурился маршал.
— Я знаю, — кивнул генерал. — Но как же мне осточертела эта политика, вы бы только знали…
Спустя два с половиной часа они снова были в Компьенском лесу, в исторически значимом вагоне.
Эрцбергер выглядел изрядно потухшим. Видимо, правительство не хотело принимать столь ультимативные условия перемирия.
— Господин маршал, — заговорил он. — К моему сожалению, моё правительство не может принять такие условия.
— Тем хуже для вас, — холодно процедил маршал Фош.
— Но мы прибыли со встречным предложением… — начал статс-секретарь без портфеля.
— Не желаю ничего слышать о компромиссах, — перебил его маршал. — Либо вы принимаете наши требования, либо война продолжается до вашей полной капитуляции.
Возможно, это самая критическая ситуация для любого дипломата. Фактически, Германии поставлен ультиматум, но правительство не хочет его принимать. И как быть Эрцбергеру?
Аркадий бы ни за что не захотел оказаться на его месте.
— Тогда я прошу вас дать нам дополнительные двенадцать часов, — попросил Маттиас Эрцбергер. — Мне нужно связаться с правительством.
Маршал Фош поджал губу и уставился на него непроницаемым взглядом.
— Даю вам шесть часов, — процедил он. — К вечеру решение должно быть принято, иначе я восприму это как неуважение к присутствующим делегациям.
Немец признательно кивнул, после чего встреча была официально прекращена.
— Что думаете, товарищи? — поинтересовался Георгий Васильевич Чичерин.
— Думаю, что они тянут время, — ответил генерал Алексеев. — Но для чего?
— Возможно, Виленский сценарий, — усмехнулся Немиров.
Так неофициально принято называть действия Германской империи, предпринятые во время мирной конференции в Вильно. Только в этот раз им не с кем заключать перемирие и некого использовать в качестве вероломного предателя, который предоставит свои территории для решительного удара.
— Невозможно, — покачал головой Николай Николаевич. — Если так, то они окончательно похоронят свою страну.
— А к чему изначально вела эта война? — спросил Аркадий.
Примечания:
1 — О Рейхстаге и соцдемах — никто этого не просил, но я снова это сделал, поэтому в эфире рубрика «Red, зачем ты мне всё это рассказываешь⁈». Для начала, коротенькая историческая справка. В нашей с тобой истории, уважаемый читатель, в преддверии мирных переговоров в Компьенском лесу, произошла хитрейшая комбинация аферистов фон Людендорфа и фон Гинденбурга. Итак, 29 сентября 1918 года Людендорф послал кайзеру и имперскому канцлеру сообщение, что фронт может рухнуть в течение суток, что, естественно, было далеко от действительности. Тем не менее, всё это сгущение красок было нужно, чтобы протолкнуть главный твист всего этого месседжа — обоснование необходимости принятия «Четырнадцати пунктов» Вудро Вильсона и формирования демократического правительства. Казалось бы, военная пробка Людендорф, должен быть за Бога, Кайзера и Фатерлянд, но вот, заговорил о демократии и гласности — как так⁈ А этот пассаж, как оказалось, был нужен для того, чтобы свалить всю вину за поражение на клятых соцдемов. Соцдемы делились на три категории — правых, левых и тех, которые посередине. Если бы не было последних, ты бы прочитал здесь шутейку о двух палочках «Твикс», но, увы-увы. В общем-то, Гинденбург и Людендорф предложили собрать новое правительство из правых и умеренных, а левых послать к чертям, ну и из других партий накидать кого-нибудь до кучи. Видимо, идея очень понравилась кайзеру Вильгельму II, поэтому 30 сентября, прямо на следующий день, имперский канцлер, граф Георг фон Гертлинг, подал в отставку, вместе со своим правительством. Вместо него имперским канцлером назначается принц Максимилиан Баденский, который из дома Церингенов. Кайзер поставил Максу Баденскому задачу стать матерью драконов, разрушительницей цепей и так далее. Иными словами, сформировать коалиционное правительство с солидным представлением демократических партий, ну, чтобы никто не усомнился, что это соцдемы теперь у руля и несут всю полноту всех полнот. Соцдемы не захотели выступать в роли барашков для заклания, поэтому развели активность, думая при этом, что сейчас подействуют в контру кайзеру и его камарилье. Они полезли через голову Вильгельма II и предложили американскому президенту начать мирные переговоры на основе разработанных им «Четырнадцати пунктов», но это-то и было планом аферистов Людендорфа и Гинденбурга — типа, гребите весь жар своими руками, а мы потом скажем, что вы предали германский народ и нанесли «удар в спину». Именно на этом Гитлер потом сделает себе политическую карьеру: соцдемы и марксисты, по его версии, «украли у Германии победу». Ещё он упоминал промышленников, которые тоже «ударили в спину», но потом, когда они раболепно легли под него, подобная риторика пропала и главными виновниками стали исключительно «ноябрьские преступники». В общем-то, комбинация аферистов Людендорфа и Гинденбурга сработала не так, как они хотели. Они думали, что сейчас всё будет окэй, соцдемы всё подпишут и они, в белых перчатках, будут сетовать, что победа была вот-вот, но эти проклятые соцдемы… Только вот Вильсону такой исход не нравился, поэтому он игнорил предложение кайзера, а затем затребовал большего. Он почувствовал слабину, поэтому захотел, в ноте от 23 октября 1918 года, чтобы немцы вывели войска с оккупированных территорий, прекратили неограниченную подводную войну, которая очень плохо влияла на бизнес, а также отставили своего кайзера к чертям собачьим. Такой расклад не понравился уже Людендорфу, поэтому он приказал продолжать войну. 25 октября 1918 года Макс Баденский потребовал, чтобы кайзер отправил охамевшего генерала в отставку. Людендорф поехал в Берлин, где пообщался с кайзером, сидевшим тогда во дворце Бельвю — кайзер потребовал попросить отставку, а Людендорф попросил. И Людендорф думал, что Гинденбург тоже подаст в отставку, ну, типа, из чувства солидарности, но Гинденбург не подал — свой китель ближе к телу. Людендорф очень обиделся. Чтобы было спокойнее, Людендорф бежал в Швецию, чего ему потом не забыли. Несмотря на то, что афера сработала не так, она, всё же, сработала. В 1919 году Людендорф вернулся в Германию и начал рассказывать сказки о том, что «удар в спину», заговор соцдемов и большевиков, «ноябрьские преступники», «у Германии украли победу, ко-ко-ко», что легло в основу всей этой конспирологии о заговоре промышленников с мышами-большевиками с планеты Маркс, в которую, без шуток, верил Адольф Гитлер. Кстати, именно вот эта кул-стори об ударе в спину и побудила Гитлера лезть в политику, потому что ему стало очень обидно. Людендорф даже книгу потом написал — «Война и политика», в которой и расширил солидно лор своего манямирка, в котором Германия «вот-вот и победила бы». Вдобавок, Людендорф оказался комплексующим инфантилом, который не был уверен, что его слова имеют достаточно вескости. Для придания вескости, он придумал легенду, будто бы фразу об «ударе в спину Германии» придумал генерал Нил Малкольм, глава британской военной миссии в Берлине, в ходе разговора, состоявшегося «вскоре после перемирия». Только вот это невозможно, так как задолго до «вскоре после перемирия» Людендорф уже был в Швеции и не мог пообщаться с генералом Малкольмом. В общем-то, это история о том, как два афериста нашли крайнюю жопу, на которую можно всё свалить, но потерпели частичный провал, имеющий далекоидущие последствия.