Римская рулетка - Ярвет Петр (читать полностью бесплатно хорошие книги .txt) 📗
– Персы – это арийцы? – нетерпеливо перебил Белосток. Сегодня, ради торжественности момента, он был в белом свитере, белой пиджачной паре и черных начищенных ботинках. Видимо, с его точки зрения так выглядят Великие Магистры.
Пока его подручные не привезли дико озирающуюся чучмечку, он доказывал Святославу, что справедливость есть. Наконец-то его собственное имя скажет все само за себя. Он ведь Белаш. Не Беляш, как пишут в желтой прессе его враги, в смехотворной надежде унизить. Древнее тевтонское имя Белаш, означающее «белый», или «чистый», по аналогии с легендарным крылатым конем. Слепому видно, что Пегас – это просто-напросто Пегаш, «пегий конь», иначе говоря. Этруски, Пруссы, Русские… Названия вы, историки, навыдумывали разные, а язык один, слова одни, народ один. Короче, тевтонцы у нас есть.
– Собственно, персы – это арийцы, – устало согласился Хромин. В соседней комнате невнятно мычала связанная невинная отроковица и, сверяясь по вырезке из «Нивы», расставляли свечи подростки. Белосток, вернувший себе исконное имя Белаш, недоверчиво нюхал склянку с эфиром, должно быть сомневался, удастся ли лишить сознания невинного юношу, когда он полезет овладевать связанной жертвой. Подростки едва не подрались за эту почетную Роль, но Батя усовестил всех рыком: «Кровь будет моя!». Вот тут-то Хромин и ушел на кухню. Он так и не заставил себя спросить, как собираются ценители древних обрядов реализовать простенькие слова «жертва принесена».
Кому звонить? За последние годы у Святослава Хромина не прибавилось друзей, цепь жизненных неудач увеличивала только список врагов, супостатов, бюрократов, завистников, инородцев и прочих людей, от которых не приходится ждать помощи в трудную минуту. Почему-то Святослав вспомнил про брата. Скривился. Если бы даже знал его сотовый, что бы он сказал? «Димочка, приезжай, сейчас в комнате нашего папаши, доцента Хромина, мои друзья зарежут отдаленную наследницу персидских царей?»
– Золото неправедное, – зачитывал по бумажке унылый подросток в соседней комнате, выгребая из кармана рваную цепочку с кулончиком в виде знака доллара, измазанным бурыми потеками, – страсть, тварям неведомая…
– Это что? – грозно вопросил Белосток.
– Диск. «Постал», часть вторая.
Послышалась звонкая оплеуха.
– Сам сказал, что это игры! – завопил разобиженный подросток.
– Азартные игры, ублюдина! – бушевал в ответ Белый Магистр. – Не компьютерные, не настольные, не футбол-хоккей! Вот тебе полтинник – карты – колоду – любую – быстро! Да заткнись ты, ради бога!
Последнее относилось к связанной пленнице. Ее водрузили на стол, и, не ожидая от этой процедуры ничего хорошего, она снова замычала.
«Вот встану сейчас, – подумал Святослав, комкая бороду в кулаке, – и скажу им: пошли вон, уроды! Я просто хочу сидеть у себя дома, читать книги, и больше мне ничего не нужно. Ни квартиры этажом выше. Ни моста между грядущим и минувшим. Ни духовности».
– И не дай тебе бог ее трахнуть! – предостерегал своего подающего надежды ученика Батя. – Не дай бог! Не рыпайся, тихонько падай под эфиром и лежи себе. Кровь будет моя! Что ж вы телитесь, убогие, нам до часу успеть надо, до часу дня! Где карты, мать вашу?
В дверь зазвонили, и кто-то из подростков с дробным топотом побежал открывать. «Уже все и забыли, чья это квартира, – мрачно подумал Хромин. – Сидит кто-то на кухне, и ладно».
– СЛАВА!
Дмитрий Васильевич Хромин закричал прежде, чем распахнулась дверь ему навстречу. Похоже, он выбил ногу в колене, прыгая через четыре ступеньки, и подкоркой признал, что пытаться выбежать на улицу так же безнадежно, как и дожидаться лифта. Он слышал, как молодой человек в промокшем плаще открывает дверь его недоотремонтированной квартиры этажом выше. Дима знал, что тот, в отличие от него, отлично умеет бегать по лестницам, догонит на втором или третьем марше и прыгнет на спину, ломая позвоночник. Злодею даже не придется вытаскивать пистолет, спрятанный под мышкой.
А может быть, визитеру и не надо калечить чиновника Хромина, только оглушить? Ведь Маша говорила: «Те, кто тогда стреляли в папу, – хуже зверей. Это наши враги, они через полгода похитили нашего бывшего шофера. Он им ничего не сказал и, когда его нашли, еще жив был, только кожа на нем полосами висела…»
Андрей Теменев зацепился карманом плаща за великолепную медную ручку на внутренней двери и чуть не грохнулся. Светловолосый чиновник Дмитрий Васильевич, чью фамилию Андрей, как на грех, забыл, стучал каблуками уже где-то этажом ниже. Теперь нельзя было даже споткнуться, две секунды промедления, и преследуемый выскользнет на улицу, где присутствуют люди, где не найдется времени сбить с ног, оглушить, вытащить пачку денег из кармана и пихнуть взамен маленький пакетик с белым порошком.
Андрей не знает, что в пакетике, но с готовностью отдаст его на экспертизу, а там, чем черт не шутит, обнаружится, что это доза крека, героина, иначе говоря. И хотя Дмитрий Васильевич готов будет рассказать всю неблаговидную правду о шантаже со стороны сотрудника ФСБ, что-то его удержит от этого. А там обнаружится, что в пакетике зубной порошок, и Андрей извинится за незаконное задержание и вернет чиновнику примерно треть из злополучной пачки купюр.
Бритоголовый подросток открыл было дверь, но вместо ожидаемого соратника с колодой карт в прихожую ворвался человек, хорошо одетый, но плохо выглядящий. Желтые волосы были взъерошены, в руке незнакомец крепко сжимал телефонную трубку и при этом орал:
– СЛАВА!
Подросток за свою недолгую жизнь дрался с отцом, бил рэперов, попадал в милицейские облавы и даже участвовал в погроме арбузной палатки, но, оказавшись в неочевидной ситуации, растерялся. Прежде всего он не был уверен, что вбежавший не исполняет часть обряда, о которой сверх меры нынче распсиховавшийся Батя мог и не предупредить. Поэтому юнец просто качнулся в сторону, предоставив ситуации разрешиться самой, и ситуация с перекошенным лицом пробежала мимо, прямо к месту ритуала. А на лестничную площадку, как чертик из табакерки, выпрыгнул какой-то тип с неприятно правоохранительной наружностью. На попытку поскорее захлопнуть дверь мент отреагировал стремительно: махнул в воздухе красным удостоверением, а увидев, что дверь продолжает захлопываться, саданул по ней с нужной силой. Бритоголовый успел произнести:
– Мен… – после чего угол двери рассек его правую бровь, отправляя в глубокий нокаут.
Анатолий Беляш как раз закатал рукав белого свитера и теперь неторопливо прицеливался блестящим скальпелем в свое запястье. Процедура была хорошо знакома – первый раз он резал себе вены, спасаясь от армии. Второй раз, разбив бокал шампанского, окропил красным скатерть на свадьбе, куда его не звали, но он пришел. Каждый раз он одевался в белое, потому что хотел уйти, одетым в белое, быть, это смешно, а может быть, и судьба.
Недаром он родился в Белостоке, где служил в Западной группе Советских войск его отец.
Трезвон из прихожей заставил магистра поморщиться: этот остолоп, приносящий на обряд древнего жертвоприношения компьютерные диски, достоин в лучшем случае расстрела, а никак не иноземной отроковицы. Отроковица тоже оставляла желать лучшего, лежала и мычала, таращась. В конце концов, если ничего не выйдет, можно будет отрезать уши. Это производит впечатление.
– СЛАВА! – заорал в прихожей какой-то идиот.
Первая мысль – баркашовцы или лимоновцы. Вроде бы делить с ними нечего, но никогда не знаешь наверняка. Потом у двери кто-то что-то вякнул и произнес непонятный слог.
– Облава! – закричал Белый Магистр и привычно рухнул на пол, положив ладони себе на бритый затылок.
Айшат пошевелила затекшими руками и, до боли скосив глаза, увидела, как скрывается под столом бритый и бородатый великан, как с треском распахивается фанерная дверь и на пороге возникает человек с телефонной трубкой. Дикими глазами окинув круг свечей на полках книжных шкафов, нагрянувший джигит бросился к выдвинутому на середину комнаты и опрокинутому письменному шкафу, некогда принадлежавшему доценту Хромину, а ныне ставшему жертвенным ложем тавларской девушки. Вдруг джигит узрел Айшат, крепко привязанную к вколоченным в благородное дерево пятидюймовым гвоздям, и остолбенел, будто витязь в тигровой шкуре с обложки единственной книги, против которой дядя Салим никогда ничего не имел.
