Год мертвой змеи - Анисимов Сергей (книги полностью TXT) 📗

— Целы? Молодцы! — прокричал Чжу своим летчикам, цепляющимся друг за друга, но, во всяком случае, стоящим на собственных ногах. Говорить с ними, обнимать их, убеждать их, что они герои, у командира полка не было времени. Поэтому он просто помахал в воздухе сжатым кулаком и побежал дальше, протискиваясь мимо разложенных на жестяных листах замасленных железяк и обломков, пробираясь к торцу капонира. Как раз в этот момент оттуда появился сразу узнанный им командир звена, ушедшего всего сорока минутами ранее в погоню за разведчиком, оказавшимся приманкой. Летчика явственно шатало, но он не потерял ни одной секунды, властно отодвинув пару стоящих у него на пути аэродромщиков или ремонтников и протиснувшись к товарищам.

Они обнялись все трое; потом, через минуту или две, подошел и четвертый. Командира полка плохо держали ноги, и ему пришлось прислоняться к грубой рогоже выложенных один на другой мешков, чтобы удержаться на ногах. Только через несколько минут он сумел наконец-то придать себе необходимое выражение лица, увидев которое, бездельники принялись за ту работу, ради которой им позволяли наслаждаться относительным комфортом службы в ВВС вместо куда более подходящих жерновов передовой. Этому в значительной степени посодействовало и появление старшего авиаинженера полка, серо-желтого от непрерывно мучающей его язвы. Всего год назад он потерял под американской бомбежкой младшего брата и непрерывно пребывал в поисках предмета, на который можно было выплеснуть бурлящую внутри злобу. Но во всяком случае, теперь можно быть уверенным, что вышедшие из боя самолеты будут обследованы с дотошностью копающегося в треснувшем древесном стволе дятла. После многочисленных услуг, которые их остывающим телам окажут суетящиеся вокруг люди, по крайней мере те истребители, что избегли серьезных повреждений, будут готовы к следующему вылету. К следующей попытке. Стрелки часов показывали еще только около десяти. Было всего лишь начало дня.

Советские летчики прибыли к шести с лишним вечера, когда этот неправдоподобно длинный день вытянул из командира полка все оставшиеся силы. Еще утром, едва покончив с самыми необходимыми делами, он плотно засел у телефона — но даже просто выяснить в штабе ОВА, какой именно полк советской 32-й ИАД их выручил, заняло больше полутора часов. Самые элементарные вопросы вызывали удивленно-подозрительную реакцию, и огромного труда стоило убедить штабиста, ни разу в жизни, наверное, не поднимавшегося в небо в боевой машине, что смысл его интереса достаточно прост. Командир полка Чжу, как и его летчики, желали сделать хоть что-нибудь, чтобы советские летчики-истребители действительно поверили в их благодарность — и за сегодняшний день, и за все остальные дни и ночи этой страшной войны. Четверым из его ребят они спасли жизнь в небе. И, вероятно, ему самому тоже — на земле. Чжу не без оснований полагал, что за тяжелейшие потери, едва не понесенные его полком в течение одного этого дня, его могли бы и расстрелять — такие случаи тоже бывали. Так что желание угостить советских друзей скромным ужином, напоить их гаоляновым самогоном и имевшейся у него русской же водкой было совершенно искренним.

Когда ему сообщили, что русские согласились и потребовали готовности к принятию самолета, Чжу растерялся буквально на минуту: большинство указаний было отдано заранее, и теперь не хватало только переводчика. Все же, вспомнив звучавшую в эфире японскую речь и решив, что на первое время сумеет как-нибудь объясниться сам, он торопливо выбежал из штабного домика. Самолет уже садился — в воздухе висел тонкий узнаваемый гул реактивного двигателя: в этом не было ничего необычного, потому что большинство аэродромов их аэроузла располагались всего в 50—60 километрах друг от друга. Торопясь, комполка Чжу побежал к обсыпанной снежной крошкой полосе аэродрома: от штаба до нее было метров четыреста, полуприкрытых тенью полого поднимающегося вверх склона. Бежал он полусогнувшись, пытаясь добавить себе скорости. Грунт в районе Догушаня — смесь камня и глины, бежать по такому скользко, поэтому на привычном маршруте была сделана дорожка из горбыльных досок, трещавших теперь под его быстрыми шагами. Несколько минут бега, два не слишком резких изгиба, и впереди оказался очередной капонир, на который и указал кто-то из оказавшихся рядом техников. Обежав его и выскочив с противоположной стороны, Чжу застыл, разглядывая камуфлированное тело советского истребителя, вдруг появившееся прямо перед ним.

Это был двухместный «МиГ-15 УТИ» [36], такие вспомогательные машины входили в состав авиадивизий, но не числились в боевом составе. Опознавательные знаки ВВС КНДР, но бортовой номер не трехзначный, как он предполагал, а четырехзначный, цифры ярко-красные. «Потайные» головки заклепок на носовой части фюзеляжа вытерты до белого блеска, да и вообще машина явно заслуженная, много летавшая. Но все равно — сияет.

Летчики стояли тут же, оба высокие, крепкие, в куртках чуть более темного оттенка, чем были у летного состава его полка. На вынырнувшего из входа в капонир китайца средних лет они не обратили никакого внимания, как и на цепочку из пяти-шести других китайцев, полукругом стоящих вокруг их машины. Пока Чжу раздумывал, что делать, колеблясь между желанием обнять «северных братьев» и сомнениями в том, как он сможет объяснить им свои чувства, откуда-то со стороны входа в туннель, откуда тянуло холодным ветром, выбежал командир его первого звена: тот самый летчик, которого они спасли, — вместе с теми из его звена, кому было суждено дождаться их подхода в небе над заливом.

Поняв, что больше раздумывать незачем, командир полка сам шагнул вперед: к этому времени летчики уже вовсю жали друг другу руки и обменивались хлопками по плечам и какими-то словами. Ну да, конечно, северянин был то ли из Инчуна, то ли из Хеганга — в любом случае, он должен был вырасти в окружении русских железнодорожников и бежавших после поражения белого движения контрреволюционеров: наверняка у него была возможность нахвататься по крайней мере отдельных русских слов.

— Товалишъ — с удовольствием произнес сам комполка Чжу, подойдя к летчикам вплотную. На лице командира звена мелькнула боль — глубокая, намертво въевшаяся в поры шершавой обветренной кожи. Если вторая пара осталась целой, то он потерял сегодня своего ведомого. Эти два летчика, называемые по радио «7—1» и «7—2», воевали вместе уже давно, были чуть ли не лучшей слетанной парой во всей дивизии, и командир полка мог только представлять, как ему сейчас тяжело.

Оба советских летчика обернулись к нему, и Чжу на мгновение удивился, увидев, что младший из них был азиатом, с широким круглым лицом и крупными скулами. Ни на ханьца, ни на корейца он все же не походил — скорее на узбека или даже киргиза. Как и старший из советских летчиков, он вскинул руку к виску в военном приветствии. Командира полка чуть укололо, что его порыв обнять, так же широко улыбаясь похлопать по плечам, понят не был. Но несложным усилием он эту мысль отмел: наверняка советские истребители как-то поняли его ранг — в конце концов, он действительно был старше обоих.

Более высокий летчик, тот, который не азиат, а европеец, произнес достаточно продолжительную фразу, и хотя он наверняка специально старался говорить слова раздельно, а комзвена рядом напрягался лицом, явно стараясь что-то понять, сам Чжу уловил только смутно знакомое еще из эфира «Три-дцатъ-пятъ. Ли-Си-Цгяи».

— Ли-Си-Цыи! — радостно повторил комполка, и советский летчик кивнул, после чего указал пальцем на своего друга и произнес еще несколько уже совсем непонятных слов.

— Ли-Си-Цын-хана? Ли-Си-Цын-иль? — спросил Чжу, и на этот раз его поняли оба, чуть улыбнувшись и кивнув. Летчик из Советской Азии гулко и просто ткнул себя кулаком в грудь, показывая, что он тоже был в том бою. Затем азиат что-то нечленораздельно сказал, и командиру китайского полка опять послышалось японское слово для какого-то из дней педели. Какого именно — это он уже уловить не смог, слишком плохим было у советского летчика произношение.