Смилодон - Разумовский Феликс (книга жизни txt) 📗
— Вы совершенно правы, мон ами, питаться надо регулярно. А также вкусно, — улыбнулся Буров, понимающе кивнул и плотоядно почмокал губами. — Ах если бы вы только знали, как готовят рыбу на рынке, что на улице Ферронри! А какие там яйца, вареные в уксусе! А какое пиво! Про вафли, хрустящие на зубах, я уж и не говорю…
Не забыл, значит, как колбасил по Парижу в статусе Барабасова преемника в толстых кожаных штанах и вонючих ботфортах. Не забыл, на всю жизнь запомнил.
— Да ладно вам, князь, не старайтесь, — шевалье рассмеялся, вложил шпагу в ножны и великодушно сменил гнев на милость. — Что с вами делать? Так и быть, поехали к этой чертовой колдунье. Бог с ними, с вафлями, хрустящими на зубах.
Дорогу к старой шарлатанке отыскали без труда — лиард <Мелкая серебряная монета.>, брошенный уличному нищему, сделал свое дело. Жила одноглазая Анита в тесном переулке, вход в который еще не так давно закрывался ночью массивной цепью. Это было царство нищеты, узкая зловонная расщелина, никогда не видевшая солнца, экипажей и хороших манер. Буров и Анри нырнули в коридор, более похожий на подземный ход, спустились по ступеням, скрипящим под ногами, и остановились перед дверью, окованной железом. Где-то рядом пищала мышь, пахло погребом, помойкой, смрадный полумрак был ощутимо плотен, напоминал туман и действовал на психику. Веселенькое местечко, нечего сказать.
— Ну что там расстучались, не заперто! — сипло отозвался скрипучий, сразу и не разберешь, то ли мужской, то ли женский голос. — Валяйте! Но не запустите крыс.
Буров и Анри вошли, прищурились, привыкая к свету, — масла и свечей здесь не жалели. Да и вообще все в этой просторной, с высоким потолком комнате носило отпечаток достатка. Мебель была массивной и резной, песочница на письменном столе — литого серебра, запах благовоний, летающий над жаровней, — плотным, густым, ударяющим в голову. Это был словно островок благополучия в море нищеты, грязи и забвения. А вот хозяйка его выглядела, прямо скажем… далеко не блестяще, и это несмотря на ухищрения в одежде, парфюмерии и стоматологии. Сморщенное лицо ее было нарумянено и набелено, зубы — вызывающе фальшивы, пышное платье, с оборочками, но без панье, напоминало о временах Мазарини <То есть о XVII веке.>. Один ее глаз был закрыт экраном из лакированной кожи, другой немилосердно слезился и взирал на пришельцев насмешливо. Смотреть на старую колдунью было интересно и страшно…
— Ну, с чем пожаловали, красавчики? — Она закрыла толстую, окованную по углам железом книгу и тяжело поднялась из-за стола. — А ведь и впрямь, что один, что другой. Эх, скинуть бы мне лет двадцать пять. А лучше тридцать…
Передвигалась она, хромая, в густом облаке амбры, напоминая ожившего мертвеца.
— Пожаловали вот с этим, — любезно отозвался Буров, вытащил многострадальный болт и снял с наконечника пробку. — Отрава ваша?
В его галантности и ровном тоне что-то неуловимо предвещало беду.
— Ну-ка, ну-ка, — колдунья, оживившись, помусолила палец, с достоинством провела им по игле и медленно, с чмоканьем, сунула в рот. — М-м-м, — сплюнула прямо на пол, скривилась, как от горького, вытерла ладонью губы. — Моя, моя. Это очень хороший яд, он приготовлен из внутренностей змей, легкого замученной до смерти жабы, аконита, бычьей крови и настойки мандрагоры <Мифическое растение, которое якобы произрастает у основания виселиц.>, сдобренной мочой убийцы, повешенного в полночь. Действует мгновенно.
Она взглянула на гостей и неожиданно залилась смехом, обнажая фальшивые зубы и сотрясаясь всем своим тщедушным телом.
— Ну что раскрыли рты, красавчики, разве я похожа на самоубийцу? Вы-то ведь не режете себе пальцы своими шпагами? Каждому свое. Ах, какие вы, оказывается, чувствительные, красавчики!
Смеяться-то она смеялась, да только вот ее единственный глаукомный глаз смотрел серьезно, выжидающе и настороженно. Взгляд этот был сумрачен, преисполнен ненависти и презрения — нет, не конкретно к шевалье и Бурову, — ко всему человечеству. Да, та еще бабушка-старушка, любительница оборочек и притираний.
— Браво, мадам! Вы, я вижу, действительно разбираетесь в ядах! — изобразил восторг Буров, к слову сказать, совершенно искренне. — Так что, думаю, вы именно тот человек, который нам нужен. Видите ли, мне дали яд. Долгоиграющий, начинающий действовать через неделю. И…
— Можешь не продолжать, красавчик, — Анита криво усмехнулась, прищелкнула подагрическими пальцами, и взгляд ее стал подобен бураву. — Ну конечно же, без амура здесь не обошлось, тебя, как пить дать, траванула женщина. Раньше, знаете ли, это было в порядке вещей, для укрепления семьи и нежных чувств. Моя матушка, к примеру, да будет ей земля пухом, проделывала это частенько с моим батюшкой. Пока, не без вмешательства любовников, не намудрила с дозой. Ха-ха-ха. Пойдем-ка поговорим тет-а-тет, чтоб никто не мешал. Прошу.
И она указала на ширму в дальнем углу комнаты, за которой оказалась дверь, ведущая в соседнее помещение, являвшее собой то ли адскую кухню, то ли аптекарскую лавку, то ли лабораторию алхимика. Здесь было жарко, сумрачно и тесно, пахло серой, углем и чем-то невыразимо гадостным. Огромный, по пояс голый мавр мешал в котле клокочущее варево — на его руках под эбеновой кожей бугрились, перекатывались чудовищные мышцы.
— Бальтазар, оставь нас, — колдунья повелительно взглянула на него, и мавр тотчас же, словно на шарнирах, сложился в почтительнейшем поклоне:
— О да, госпожа.
Играючи, снял котел с огня, поставил на мармит и легко взбежал по узкой, круто завивающейся лестнице. Мгновение — и он исчез, только хлопнула крышка люка, искусно устроенного в потолке.
— Тебе, красавчик, сюда, — Анита кивнула на скамью, сама устроилась напротив, не терпящим возражения тоном сказала негромко: — Руку дай, левую. — Уставилась Бурову в ладонь, чуть ли не уткнулась носом в хитросплетение линий, в мозаику бугров. — Э, да ты орел, красавчик… Вернее, кот… Большой красный кот с длинными клыками… Нездешний… И не кладенный… — Она вдруг снова разразилась мерзким своим смехом, однако ненадолго, — резко оборвав веселье, заглянула Бурову в глаза, будто обожгла огнем. — Я помогу тебе, большой красный кот. Только мне не нужны деньги. Услуга за услугу. Но тебе придется потрудиться, рискнуть своей шкурой… Как следует рискнуть… Мне продолжать?
— Продолжай, — Буров, не отнимая руки, кивнул, проглотил тягучую слюну, — я слушаю.
Почему-то он всецело доверился этой накрашенной старухе, происходящее нисколько не напоминало ему гадательно-охмурительный фарс. Узкоглазый колдун отправил его из тайги в Париж, так почему бы одноглазой колдунье не избавить его от яда?
— Ладно, — Анита положила руку, сухонькую, напоминающую птичью лапку, Бурову на колено и с неожиданной силой сжала его. — В библиотеке одного парижского аббатства стоит старый двухъярусный шкаф. Как он попал туда, это целая история. Однако к делу совершенно не относится. Так вот, верхняя его часть повторяет в точности формы Нотр-Дама. И если повернуть посолонь <По ходу солнца.>правую башню, на фронтоне откроется щель достаточная, чтобы вошла ладонь. Однако сразу делать этого не стоит — сработает секретная пружина, и острие иглы отдаст свой яд, по качеству не хуже моего. Вначале надо разрядить капкан… Тот, кто это сделает, найдет в тайнике лист пергамента. Один-единственный лист с латинскими буквами, выведенными железным острием. Принеси мне его, красный кот, и я избавлю тебя от яда. Кстати, ты не передумал? Мне сказать название аббатства? — Она прищурила зрячий глаз, едко усмехнулась, кивнула головой. — Ладно, ладно, не сердись. Это аббатство Сен-Жермен де Пре. Библиотека на первом этаже, в правом крыле. Лист пергамента там, ждет своего часа. Добудь его, красный кот, любой ценой… Мне совсем неинтересно знать, как ты думаешь сделать это, но вот тебе одна история на дорожку, веселенькая… Чтобы в случае чего тебя не мучили сомнения…
Она снова расхохоталась, мерзко, совершенно дьявольски, и глаз ее налился злобой, жуткой ненавистью и жаждой мести.
