Ход кротом (СИ) - Бобров Михаил Григорьевич (читать онлайн полную книгу TXT) 📗
На правой стороне крайний — тоже математик и тоже Яков, только Тамаркин. Сын черниговского доктора, успешный аспирант Санкт-Петербурского университета, его даже на кафедру забрали, чтобы там воспитать настоящего профессора. Крупные черты лица, внимательный и заметно ехидный взгляд: ну-ну, морячок, что ты пропоешь старому Яшке сыну Давида? Голова большая, мощный характерный шнобель, поза борца, пробивавшегося по жизни всегда с дракой. Передавить его взглядом не удалось, и я первым отвел глаза.
Глаза матроса сверкнули азартно:
— Есть в архитектуре экзамен, «клаузура», сиречь «закрытая комната». Вижу, все знакомы? Вот-с, помещаем инженеров в некий, скажем, реквизированный монастырь, там стенки толстые, тишина. Садик монастырский, яблочки зреют, груши, сирень благоухает по весне, пчелки, знаете, этак жужжат умиротворяюще… Благолепие. Библиотеку только пополнить в нужном ключе, и выход закрыть на ключ же. Пока мотор или самолет не покажет проектные характеристики, домой не выпускать, а еду просовывать снаружи на вилах. Норма — пайка, план — закон, выполнение — честь, перевыполнение — двойная пайка… Это вы просто не пробовали, вот и кажется вам дикостью. Еще как начнете работать, лишь бы выпустили домой, к мягкой жене да теплым пирожкам… Ну, или наоборот.
Пока собрание приходило в себя, анархист сказал:
— Таков кнут. Система «шарашек», в моей стране называлось именно так, дает неплохие результаты в краткосрочной перспективе, но напрочь убивает всякое доверие к власти в перспективе долгосрочной. А доверие к власти я полагаю более важным капиталом. Отсюда следует пряник: в моем наркомате неволить не стану. Мне известно, что все вы обдумываете или уже собираетесь уезжать в ту же Америку, Швецию, Германию, Францию. Что же, вольному воля. Паспорта вам выдадут без малейшего промедления, а страна двинется по альтернативному пути. Наловим триста тысяч врагов народа, и вперед.
Инженер как стоял, так и сел. Остальные заворчали. Корабельщик снова наклонился над столом:
— Если вы полагаете, что я вам золотые горы пообещаю и реки, полные вина, то вы не угадали. Это все ждет вас в Америке или где там еще, и ждет в преизобилии. Правда, взамен придется вам себя израсходовать на ублажение толстосумов, на производство фарфоровых чаш-ретирадников с расслабляющей музыкой… Чтобы опорожнение клиента легче проистекало. Клиент, знаете ли, всегда прав. Рынок, знаете ли…
Не обращая внимания на недовольные лица, Корабельщик выплевывал фразы, словно гвозди вбивал:
— Как там у Гоголя казаки на площади новобранцев себе выкликали? «Кто хочет быть утопленным, пикою пробитым, конем затоптанным, посеченым саблею, за ребро на крюк повешенным — иди к нам!»
Анархист замолчал.
… И теперь посмотрел внимательно на левую сторону.
Ближайший — потомственный астроном, правнук основателя Пулковской обсерватории, а по женской линии потомок ученого Бернулли — да-да, формула Бернулли в гидравлике, вот какие предки. Потомка звать Струве, Отто Людвигович. Выпущен из Михайловского училища на Кавказский фронт прапорщиком легкой артиллерии. Дослужился до подпоручика. По Брест-Литовскому «похабному» миру демобилизовался. Доучивался дома, в Харькове. Тоже планировали оставить на кафедре, поверстать в профессуру. Глядишь, и основал бы харьковчанам обсерваторию в честь великого прадеда. Сам-то молод пока. Глубоко посаженные глаза смотрят резко, с фронтовой привычкой быстро делить мир на своих и врагов. Усы густые, небольшие, тоже создающие впечатление энергичности. Бороды нет. Худые, загорелые, сильные пальцы. Молчит, сдерживается с видимым усилием.
Рядом со Струве — Александр Александрович Боголепов. Историк церковного права и, внезапно, неплохой экономист. Серьезный мужчина, гладкий со всех сторон, даже костюм едва заметно лоснится. Взором погружен то ли в себя, то ли в глубины мировых проблем.
Экономист к экономисту, Александр к Александру: тут же и Билимович, брат математика Антона. Тоже сын врача, только уже военного. Немолодой, но выглядит крепко… Врочем, сейчас такие времена: хлипкие до приличных лет просто не доживают. Нечего Саше Билимовичу землю для Деникина мерить. У нас для него кресло наркомзема давно нагрето, просто угрюмый Александр Дмитриевич пока еще об этом зигзаге карьеры не подозревает… Эх, некогда мне их всех вербовать. Некогда играться по канонам разведки. Уже «испанка» на носу, уже на пороге зима… Следующий!
Следующий — Лебедев Александр Александрович. Высокий худой Дон-Кихот с грустным-грустным взглядом. Его вместе с братом привезли от самой Одессы лихие хлопцы Махно. Так вот просто вечером по кумполу бац! — и в мешок. А потом на зеленый фургон, а потом через остывающую степь, под звездами Чумацкого Шляха, под знобящей осенней луной… Конструктор авиадвигателей этим недоволен, только пока что не спешит выражать возмущение. Поглядел уже, как с интеллигенцией в иных местах обращаются. Понимает, что по теперешним временам здесь еще вполне прилично. Ничего, Александр Александрович. Уж на одного двигателиста цари русские золота накопили. А пальмовую ветвь за моторостроение мы тебе и сами подарим ничуть не хуже Французской Академии.
Рядом с конструктором авиамоторов молодой поручик стройбата. Крещенный в Таллине лютеранским пастором, под крики пустельги с башни Длинный Томас, потом изучавший архитектуру в Риге, Александр Георгиевич Оклон строил крепости и узкоколейки за Северным полярным кругом, продвигал власть Белого Царя через карелов, лопарей и поморов к Мурманску — то есть, к Романову-на-Мурмане. Нам такой мастер и самим пригодится. Нечего храброму поручику с породистым лицом остзейского немца делать у Юденича, когда на Севморпути надо и Диксон строить и Анадырь.
А вот пошли тяжелые фигуры. Кораблестроитель Юркевич Владимир, сын Иванович, потомственный дворянин Тульской губернии. Безукоризненный вид лондонского модника- «денди», уверенный взгляд сердцееда… И не скажешь, что будущий конструктор фирмы «Рено», автор легендарного трансатлантика «Нормандия», призера «голубой ленты».
Нет, в самом деле, на черта я ввязался спасать Союз?
Пусть все уезжают нахрен, правда же, без них лучше?
А рядом с Юрковским кораблестроитель-технолог, Дмитриев. Если блестящий Юркевич прозревает, «что» сделать, скромный Николай Николаевич Дмитриев знает, «как» этого добиться. Это он силами полуграмотных каспийских работяг организовал выпуск десантных канонерок «Эльпидифор» серией в тридцать вымпелов за год, сталинские наркомы бы не постыдились такого результата.
После кораблестроителей радиоинженер Понятов Александр Матвееич. Купеческий сын, учился радиотехнике в Берлинском университете. Родители прислали ему повестку в армию — и студент приехал и пошел в службу, и летал на гидропланах, пока не разбился… Мне такое представить невозможно, а здешним нормально. Настоящий патриот, человек чести, только так и может поступать. Иначе руки не подадут… Понятов молодой, улыбчивый, несмотря на травмы. Вот сделает нам Зелинский нормальный лавсан — и давай, Александр Матвеевич, изобретай видеомагнитофон. Телевизор, так и быть, я уже сам как-нибудь. Сам же упустил Зворыкина!
В отличие от героя-летчика Понятова, Зворыкин Владимир Козьмич у нас уклонист, повестку в Красную Армию не захотел получать. Уплыл в Пермь, а оттуда пробирался в Омск, да застрял в Екатеринбурге. Заарестовали его для выяснения личности, и совсем уже собрались было шлепнуть, но тут пришли белочехи, спасли надежду домохозяек. Я-то не подумал сразу глянуть «в ноосферу», мог бы забрать его еще когда за царем летали. А теперь Зворыкин пробирается за рубеж черт знает какими кругами, для Колчака в Америку за радиостанциями плавает, и это чисто мое упущение.
Последний в ряду — Ботезат Георгий Александрович. Коротко подстриженная бородка-скобка, прищур светлых глаз — на голову ему так и просится «стетсоновская» шляпа, а в руки револьвер. Только Ботезат не ковбой, Ботезат у нас механик, математик, еще и разработчик удачного прототипа вертолета, прямой конкурент Сикорского. Сам Сикорский успел уехать через Швецию, решил что здесь не нужен. Что ж, поспешил Игорь Иванович. Ну да он умный, выкрутится. А Георгия Александровича и я найду, чем занять, хотя всего лишь матрос.
