Корона и Венец (СИ) - Касаткин Олег Николаевич (лучшие книги читать онлайн бесплатно TXT) 📗

— Уже поздно… — Завтра вероятно мне еще предстоит закончить дела — да и вам тоже наверное надо отдохнуть.

— И… это все? — изумленно и как то жалобно пробормотала Ольга — и он понял о чем она.

— А вы… хотите? — чуть помедлив, спросил Георгий.

А потом вдруг решительно начал расстегивать на ней лиф. — Ваше Величество… — прошептала Ольга с видом смиреной рабыни стягивая платье с плеч…

— Да, дуэнья! — Георгий привлек ее к себе.

Теперь — на закате жизни — по прошествии не лет и даже не десятилетий — по смене эпохи — я могу наконец разрушить печать молчания сковывающую мои уста с прошлого — уже далекого — века. Да — Его Императорское Величество Георгий Александрович был со мной той ночью во Владимире как мужчина с женщиной.

Собиратели сплетен и старых анекдотов могут торжествовать и с полным правом добавить еще одну скабрезную страницу в собрание своих скабрезностей — мне решительно все равно. Он ушел туда где нет земной суеты да и я скоро дам отчет о своей жизни пред Божиим судом.

Почему? Любила ли я его? Нет — и к лучшему… Любить монарха а тем более такого монарха — это может и высшее счастье но и тягчайшее испытание. Так уж сложилось — но русской женщине невозможно, немыслимо отказать государю русскому. И дело не просто в титуле или знатности — хотя я знала артисток что с презрением отвергали горы ассигнаций и стотысячные бриллианты от богачей — поклонников но готовы были развлекаться с обнищалыми бароном или графом — за одно прикосновение к высшему сословью… Но и не поэтому… Можно было отказать французскому королю Галантного века, любому из государей Европы, или президентов, великому князю… Даже наверное турецкому султану — коль честь ставишь выше жизни. Но не царю… И я хранила эту тайну — хотя о ней говорили открыто — и за моей спиной и в глаза. Ни своим мужьям — которых у меня как все знают было трое, ни детям, ни моей племяннице, ни самой близкой подруге Марии Николаевне Ермоловой я ее не открыла. Говорят, что слава императорской метрессы мне помогла в моей карьере. Не спорю — так видимо и было. Но не разу за пять десятков лет — слышите — ни разу! — я не обращалась к Георгию Александровичу с какой-либо просьбой…

Ольга Книппер-Мордвинова «Жизнь в огнях рампы» Киев. Изд-во «Мельпомена». 1959 год

Медленно приблизился поезд. Паровоз выпустил облака пара, окутавшие перрон. Через полминуты пар рассеялся. Затем открылась вагонная дверь. По ступенькам осторожно сошел высокий худощавый молодой человек в тулупе и надвинутой косматой папахе.

За ним следом появился офицер в длиннополой шинели и башлыке быстро исподлобья оглядевшись.

На перроне Финляндского вокзала уже стоял наготове караул. Могучего телосложения бравый офицер в полной парадной форме лейб-гвардии кирасирского полка Ея Величества, сбоку которого маячил Карл Федорович Багговут — управляющий.

Гатчинским дворцовым правлением и комендант города — почтенный старец, генерал от инфантерии.

Кирасир чеканным строевым шагом с обнажённым палашом двинулся вперед… Подойдя вплотную, офицер, лихо взмахнув сверкнувшим клинком, отсалютовал чем вызвал мимолетное напряжение на лице офицера.

— Ваше Императорское Величество! Почётный караул войск Гатчинского гарнизона по случаю вашего приезда построен! Начальник караула капитан Осмоловский!

— Вольно, господи капитан, — прозвучало из под папахи.

Голос звенел усталостью — и одновременно облегчением.

Георгий прибыл домой…

Дальше был путь в карете на полозьях по обледенелому булыжнику Большого проспекта — временами ощутимо потряхивало.

Дорога была достаточно долгой — но замерзнуть не успел — взятая вместо шинели медвежья доха грела отменно.

И вот он в своих — точнее царских — апартаментах.

…Государь всея Руси обеим рукам опираясь в подоконник созерцал раскинувшийся за стеклами вид.

Из окон Гатчинского дворца открывался изумительный по строгости, по какому то печальному величию пейзаж. Снег отливал перламутром в лучах закатного солнца, заиндевелые деревья казались нарисованными искусным мастером на холсте. Да сам этот дворец при всей внешней простоте — с его великолепными залами, павильонами, лепкой, барельефами, штофом, гобеленами, наборными паркетами и резьбой — тоже производил впечатление высочайшего образца искусства.

Главный корпус с двумя полукружиями галерей соединявшийся с трехэтажными квадратными корпусами — каре по углам которых — трехъярусные восьмигранные башни, примыкающие к полуциркульным галереям. Все смотрелось одновременно и изящно-закончено и основательно.

Право же стоило на несколько месяцев оставить родные пенаты чтобы оценить их красоту. Совсем рядом вроде с Питером — но все таки какая разница — угрюмоватые каменные громады под серым всегда почти небом затянутым облаками и низкие берега там — и холмы и рощи а над ними — чистая синева — здесь. Это все выглядело очень гармонично, как картина старого мастера, и даже легкая тень меланхолии не портила пейзаж.

… Прогуливаясь по дворцу (флигель-адъютант держался позади) он оглядывал знакомые с детства стены.

Здесь вырос он, его братья сестры — в небольших комнатах похожих чем то на каюты — под присмотром отца и матушки. Тут в Арсенальном корпусе они играли в бильярд, в пятнашки, в «лаун-теннис»; в мяч… По коридорам огромного дворца катались на велосипедах.

Младшенький — Михаил с удовольствием играл тут с сестрами и дочерьми служителей в куклы…

Тут царские и не только дети стряпали, столярничали, мастерили кукол для своего театра, шили им костюмы. Тут для игрушечных военных баталий клеили солдатиков.

Зимой устраивали прогулки в санях с гостям из Петербурга, заезжали на придворную ферму — пить кофе и чай со свежим сливками… Перед дворцом «катали болвана» или как еще говорили — снежную бабу — да такого большого размера что уходило несколько дней. Всей семьей работали в парке — счищали снег, рубили деревья, жгли костры, запекали яблоки и картошку. На озерах заливали каток — самой большой любительницей коньков была матушка. А потом играли в снежки… В этих снежных баталиях с большим удовольствием принимал участие и государь… «Видел императора в Гатчине — в своем тулупе и треухе он показался мне дворником игравшим в снежки с барскими отпрысками» — вспомнил он запись из чьего то дневника скопированную любопытными жандармами. Подловатое ехидство ничтожеств… Гадкое вдвойне ибо исходит от тех кто взыска милостями тайно охаиваемых. А что интересно подобные личности пишут про него?

Он спустился в Арсенальный зал что на первом этаже. Это место было центром жизни царской фамилии. Здесь стояли в беспорядке вещи памятные ему с детства — огромный кусок магнитного железняка присланный еще при прадеде заводчиками Демидовыми, миниатюрный орган, детская горка с саночками, качели… Тут ставили елку в сочельник и разговлялись на Пасху…

В нише расположилась маленькая сцена для домашних спектаклей. Стены украшали чучела зверей и птиц, снабженные табличками с указанием места и времени, когда они были убиты, и главное — автора выстрела.

Бывало — зала становилась классом где великие князья и княжны проходили курс различных наук. Бывало — обращалась в прибежище муз — где занимались танцами, играли в импровизированном оркестре. Иногда — подобием античной палестры с их уроками гимнастики.

Солидный ящик палисандрового дерева с перламутровым инкрустациями — «таксифот» [6], с помощью которого матушка показывала им — еще несмышленым детям — виды далеких стран и знаменитых памятников.

А вот телефон — по нему в последние два года обитатели Гатчинского дворца слушали спектакли концерты, исполнявшиеся в театрах Петербурга.

Говорят в американских штатах уже такая услуга кое-где вошла в обиход… Но конечно телефону и таксифоту предпочитали живое действие.

Перед венценосными и всегда доброжелательными ценителями музыки выступали балалаечники и цыгане… По вечерам они вместе с Марией Федоровной играли на фортепиано. Для детей родители часто устраивали вечера: цирковые представления, кукольные спектакли. А иногда младшие обитатели дворца ставил пьесы, бывало даже на иностранных языках — немецком или к примеру французском; не делая к слову разницы между великими князьями и детьми лейб-конвойцев и придворных.