Стоунхендж - Стоувер Леон (читаем книги .TXT) 📗
Интеб не ответил.
– Ты ненавидишь меня, я это знаю, но поговорить надо.
Интеб с удивлением обернулся к ней. Невысокая темноволосая женщина, более чистоплотная, чем йернии, во всяком случае не лишена была известной привлекательности в своей бурой одежде и золотых украшениях. Впрочем, живот ее уже заметно увеличился, а груди налились.
– Зачем мне ненавидеть тебя, альбийка? Ты мне безразлична.
– Но ты любишь Эсона. Я видела, как ты целуешь его и прикасаешься к нему.
– Я люблю его, это не тайна. Но твой язык лишь пачкает все. Не будем об этом говорить.
Как женщина, она знала толк в запретных темах.
– Ты ненавидишь меня, потому что я люблю его так, как ты не можешь любить. Я ношу его сына.
Улыбнувшись, Интеб прихлопнул муху.
– Для дикарки родом с края света неплохо, но твои слова не более интересны, чем если бы кошка заговорила. Слушай себя сама – а к мужчинам не приставай.
Женщины ревнуют мужчин. Так и должно быть, потому что им самим не добиться любви от воина. Родить ребенка, в крови, выкормить его – это вы можете, для этого и предназначены. Такое в порядке вещей.
– Но не в этой земле, чужестранец, – прошипела она. – Быть может, так живут в тех странных краях, откуда ты родом. Для моего народа личность есть личность, мужчина ты или женщина, а женщины моей крови среди альбиев выше прочих. Мои люди умолкают, когда я говорю. Я приказываю – они повинуются. И мы сейчас в этой земле, а не на берегах твоего Нила, о котором ты тут всем рассказываешь… И Эсон тоже здесь, и ему нужна помощь. И вдвоем мы поможем ему больше, чем поодиночке, ненавидя друг друга. Мы могли бы…
– Ничего мы не могли бы. Я говорю тебе это и закрываю глаза. Когда я открою их, тебя не должно быть рядом со мной. Ты – самка: твое дело рожать щенков и выкармливать их молоком. Тебе подобает ходить на четвереньках вместе с коровами, а не говорить с мужчинами, пытаясь убедить их в том, что ты умеешь говорить.
И он действительно закрыл глаза на последнем слове – впрочем, один только прищурил – на случай, если она ударит его. Интебу уже приходилось иметь дело с женщинами. Найкери недолго посидела с ним рядом, а потом неторопливо поднялась и ушла. Интеб улыбнулся и, наверное, не открывал бы глаз, если бы внизу пастухи вдруг не разразились криками. Они подпрыгивали, пытаясь вскарабкаться на спины своих подопечных, чтобы лучше видеть, и показывали на горизонт. Со своего более высокого места на валу Интеб легко мог видеть далекое облачко пыли и темные точки, движущиеся по направлению к дану. Люди.
– Форус, – закричал он, постучав в соседнюю дверь. Изнутри донеслось недовольное ворчание. – Надевай панцирь. Сюда идут воины.
Он нащупал свой собственный доспех, торопливо надел его. За тонкой стеной раздавалось тяжелое дыхание и брань микенца. Топор йерния раздробил ему коленную чашечку, и теперь воин мучился от боли. Он да Интеб – вот и все войско до возвращения Эсона.
В панцирях и при оружии они ожидали наверху вала. Чтоб облегчить боль, Форус привалился к стене.
Вдали огоньком сверкнул бронзовый доспех. Интеб почувствовал, как заколотилось сердце. Неужели – атланты? Неужели войско Эсона разбито? И все они погибли? А теперь атланты пришли, чтобы добить оставшихся врагов. Дневная жара рождала в его голове кошмары, заставляла трепетать воздух, скрывая лица идущих. Прикрыв глаза, Форус удовлетворенно буркнул:
– Микенцы, – и опустился на землю, вытянув вперед ногу.
Убедившись в этом, и сам Интеб снял тяжелый доспех и отправился навстречу воинам.
Пришли только одни микенцы – возвратились немногие. Лица осунулись от усталости, из-за жары все шли без шлемов. Первым, как и положено, шагал Эсон, замыкал шествие Эйас, поддерживавший одного из раненых.
– Воины йерниев пришли? – коротко спросил Эсон, заметив Интеба.
– Вы первые.
Эсон кивнул и, не говоря ни слова, отправился дальше – прямо в собственные комнаты, где Найкери встречала его у двери. Ощутив острый укол ненависти, Интеб повернулся к Эйасу:
– Раненому помогут другие. Пойдем – я напою тебя новым перебродившим молоком.
– Клянусь великим рогатым быком, я не слышал еще речи приятнее, – надтреснутым голосом отозвался кулачный боец.
По покрытому пылью лицу кое-где стекали струйки пота. У входа в комнату Интеба он сбросил панцирь и вылил на голову целый кувшин воды. Потом единым духом выпил чашу перебродившего молока и, рухнув на ложе, устроенное возле стены, принялся потягивать молоко из второй чаши. Интеб опустился с ним рядом.
– Изрядная вышла драка, египтянин, – проговорил Эйас, – но без особой выгоды. Это как если в бою столкнулась пара равных бойцов. Много ударов, никаких ран, нет победителя. Вот будь у нас раза в два больше людей – наша взяла бы. Но на каждое следующее утро йерниев оставалось меньше, чем вечером ложилось спать у костров. Им же эти срубленные головы нужно принести в свои даны. И сокровища тоже. И так уже воевали слишком долго. Словом, на мечи атлантов им идти не хотелось. И когда дошло наконец до битвы, с нами осталось по горсточке воинов из каждой тевты. Они бежали, только завидев бронзовые мечи. Так что линию атлантов нам не удалось прорвать. Тогда мы укрылись в лесу. Когда они пошли вперед, мы ударили снова. Отогнали их назад. Никто не выиграл, никто не проиграл. Наконец Эсон это понял, и мы бросились сюда, чтобы успеть до возвращения воинов.
Голова Эйаса поникла, и кулачный боец уснул, не проснувшись даже, когда чаша выпала из его руки, залив ноги липким напитком. Глубоко задумавшись, Интеб глядел на равнину. Таким и нашел его на закате Эсон.
– Эйас мне все сказал, – проговорил Интеб, потягиваясь и разминая затекшие конечности.
– Атлантов было слишком много, и йернии бежали. Копь не нужна им, никто не хочет получить мечом в брюхо. Это не победа.
– Но и не поражение, – возразил Интеб, пытаясь взглянуть на дело с более оптимистической точки зрения, чем угрюмый Эсон.
И тут он вдруг понял, что говорит чистую правду, – гораздо более существенную истину, чем прежде представлялось и ему самому, и Эсону. К кругу совета внутри двойного кольца голубых камней он шел, глубоко задумавшись, не проронив ни звука. Из-за жары огонь развели самый маленький. Они уселись подальше от жара – Эсон, как и подобает, возле своего хенджа.
– Мы чересчур много думаем о копи, только о ней, – проговорил Интеб. – Эта мысль застилает наши глаза туманом, мешает видеть все остальное.
– Нет ничего остального. Микенам необходимо олово. Его добывают в этой копи.
– Так говорил твой отец, и он не ошибался. Но есть и еще кое-что. Микены не падут без этого олова, во всяком случае не сразу. Ты получишь олово, но сперва нужно сделать иное – нужно преобразиться.
– Ты сегодня говоришь загадками, египтянин, а голова моя и так одурела от этой жары.
– Подумай тогда, и сердце твое забьется чаще. Перед тобой земли йерниев, богатая страна: люди, овцы, коровы; зерно, чтобы варить эль; борти, чтобы собирать мед для пьянящего напитка; сладкое молоко, вкусный сыр; поселки, у которых для торговли собираются пришедшие издалека люди. Нет в этих краях племени воинственнее йерниев, и они будут властвовать надо всеми прочими, только одна тевта будет сильней остальных. Дан этой тевты самый большой и богатый, возле него скрещиваются торговые пути. А ты, Эсон, – царь в этой стране.
– Говори дальше, египтянин, – потребовал Эсон, когда Интеб остановился. В голосе вождя слышался интерес.
– Сказать еще можно много. Ты можешь стать вождем-быком в этом дане, и никто не посмеет прекословить тебе. А став быком-вождем, ты можешь сделать здесь то, что твой отец делает в Арголиде.
– Объединить все тевты в одну?
– Это можно сделать. Ты способен на это. Чтобы не было быков-вождей, а был царь. Такой властелин может отбить копь у атлантов. В такой богатой стране есть кем править, и, став царем, ты сможешь помочь Перимеду. У него будет не только копь, но и союзник.
– Какая в нем польза? На таком расстоянии…
