Александровскiе кадеты. Смута (СИ) - Перумов Ник (серии книг читать бесплатно .txt, .fb2) 📗
— Вот во всём вы, Миша, работник превосходный — и усердный, и внимательный, и воображение у вас работает, как теоретику и положено, и с красными-белыми всё правильно понимаете, а того лишь никак не уразумеете, что России без веры никак, мой дорогой.
— Ну, Эн-Эм, ну вы же сами всё понимаете… — принимался спорить коротыш и Юлька тут уже переставала слушать. «Про Бога» — это было просто страшно. Церкви она боялась. Там были какие-то жутковатые «попы», которые «торговали опиумом для народа», там толпились столь же жутковатые старухи в уродливых салопах и платках, туда не ходили пионеры и октябрята, плохое, это, в общем, было место. И недаром в книжках и фильмах попы либо помогали белякам с кулаками, либо сами убивали наших — красных. И почему же такой хороший, такой добрый профессор — ходит, оказывается в эту ужасную церковь?..
…Но потом они возвращались обратно на загородную дачу, где ждал друг Игорёк, комаровский пляж, светлый песок и лёгкий прибой, в котором можно брести по колено долго-долго, а дно всё не будет понижаться. И они, спустившись лесной тропой до Приморского шоссе, перебежав его, увлечённо строили запруды на впадавшем в залив ручье, или просто валялись на солнышке; чтобы потом вернуться домой, и помогать Марии Владимировне — Юлька с каким-то удивительным даже для неё самой удовольствием помогала накрывать на стол, доставать старинные тарелки с вензелями, старое же серебро, украшенное гравированными инициалами; Николай Михайлович переодевался в «вечернее», обычно он даже дома ходил в белоснежной рубашке со строгим галстуком и запонками.
А потом Мария Владимировна садилась к фортепьяно. Играла Шопена, почему-то особенно его. Правда, в один из вечеров она сыграла совсем не классику. И вид у добрейшей Марии Владимировны был совсем недобрый.
Мотив был донельзя знакомый.
«По долинам и по взгорьям шла дивизия вперёд, чтобы с боем взять Приморье, белой армии оплот…»
Юлька сама не раз с удовольствием это пела в школьном хоре.
А тут слова оказались какими-то совершенно иными.
ИзРумынии походомШёл Дроздовский славный полк,Во спасение народаИсполняя тяжкий долг.Много он ночей бессонныхИ лишений выносил,Но героев закалённыхПуть далёкий не страшил!..
Генерал ДроздовскийгордоШёл с полком своим вперёд.Как герой, он верил твёрдо,Что он Родину спасёт!Видел он, что Русь СвятаяПогибает под ярмомИ, как свечка восковая,Угасает с каждым днём.
Припев тоже был странный, полузнакомый — про какие-то «офицерские заставы», которые «занимали города». Какие-такие «заставы», если должно быть «партизанские отряды»?
— Игорёх, про что это бабушка? — осторожно, шёпотом спросила Юлька. И тут вдруг вспомнила — столкновение с дядей Сережей у подъезда Игорева дома, когда у профессора вырвалась эта странная фраза — про Дроздовский славный полк, шедший «из Румынии походом». — Ой, я дурёха, это же… это же…
— Это марш нашего Дроздовского полка, милая, — повернулась Мария Владимировна. — Прошедшего и впрямь от Румынии до Дона. Ты, поди, в школе-то про это не учила…
Юлька замотала головой. История у них была только «древнего мира», с развалинами Пальмиры на обложке. А до этого только «Рассказы по истории СССР», где, само собой, никаких «дроздовских полков» не имелось. Про Олеко Дундича — да, про Котовского, про Буденного — пожалуйста, а из беляков — Колчак, Деникин да Врангель, «чёрный барон». Рассказывалось, как колчаковцы ходили в «психическую атаку» на дивизию Василия Ивановича Чапаева — «Раннее утро. В окопах залегли чапаевцы. Они настороженно вглядываются вдаль. Бьют барабаны: это белогвардейцы пошли в атаку. С винтовками наперевес, в черных мундирах, с царскими орденами на груди, они идут стройными рядами, как на параде, чётко отбивая шаг…»[1]
А бабушка, допев и принявшись разливать чай — стала рассказывать, мерным спокойным голосом. О том, как в конце Великой Войны, или «первой мировой», как её стали называть потом в СССР, разваливалась некогда могучая русская армия, поддавшись сладким посулам агитаторов, и как среди этого хаоса Генерального штаба полковник Дроздовский собрал на Румынском фронте отряд добровольцев, отправившихся в долгий поход из города Яссы на Дон, чтобы присоединиться к Добровольческой армии.
Как шли степями, сохраняя строгий порядок и дисциплину. Всего одна тысяча человек, готовых сражаться за единую и неделимую Россию. В дороге отряд разросся; в Мелитополе дроздовцев встречали как освободителей.
— Все улицы были народом забиты, — негромко говорила бабушка. — Стеной стояли. Крестили, плакали. Хлеб-соль подносили. Сколько с «дроздами» потом ни говорила — все одно и то же рассказывали. Не сговориться…
— Ах, Мурочка, ну что ты бедной девочке покоя не даешь, — вмешался Николай Михайлович. — Сама же понимаешь, что им в нынешней школе внушают…
— Нет-нет! — вдруг вырвалось у Юльки. В конце концов, это же было так интересно! Игорь же как-то со всем этим справляется, и ничего!
Тут она, правда, вспомнила, что Игорь, обычно блестяще и подробно отвечавший на уроках истории, получая «5+» и благодарности, про революцию и гражданскую войну — ни гу-гу, сидел, глядя в парту, тише воды ниже травы.
Теперь она поняла, почему.
— А… а вы, бабушка, вы с ними были? С дроздовами?
— Нет, милая. Мы с Николаем Михайловичем раньше из Ростова ушли, с последними добровольцами. Ледяной поход; не слыхала небось?
Юлька только помотала головой.
Мария Владимировна и Николай Михайлович переглянулись.
А потом бабушка, поднявшись, подошла к Юльке, погладила по голове.
— Милая моя, хорошая… правда — она вещь тяжкая. Когда думаешь одно, а говорить надо вслух совсем другое. У нас найдётся, что тебе почитать. Только помни, что об этом — никому, никогда, ни за что! Это ты понимаешь?
Юльке стало не по себе. Об этом в школе нет-нет, да и говорили, правда, шёпотом: что кто-то из старшеклассников принёс в класс нечто, под странным названием «самиздат», с какой-то ужасной клеветой, за что был вызван к директору и чуть ли не отчислен.
Но сейчас она себя пересилила. В конце концов, она же смотрела «Адъютанта его превосходительства»[2], там белые офицеры были очень даже ничего, совсем не такие страшные, как в книжках про революцию. Значит, можно про них читать, и даже ничего!
— Про Ледяной поход наш после поговорим, — властно сказала бабушка. — А пока бегите, бегите! Вот, Вадим с Наташей уже за окном маячат. Небось опять к себе звать, костёр палить, картошку печь?..
[1] «Рассказы по истории СССР», М., «Просвещение», 1976, стр.131. Читатель легко узнает в этом описании знаменитые кадры «психической атаки» из кинофильма «Чапаев». Разумеется, в действительности ничего подобного не случалось, но в советские учебники включались, как исторические «факты», чисто пропагандистские материалы.
[2] Имеется в виду советский пятисерийный фильм 1969 года.
Интерлюдия 1.2
…Костёр они и впрямь палили, на соседнем участке, на краю глубокого заросшего оврага. И пекли картошку в золе; а потом ещё долго сидели на крыльце Игорьковой дачи, глядя на звёзды.
— Знаешь, я тебе завидую даже, — признался мальчишка, и Юлька невольно покраснела. — Ты эвон кто теперь! «Чувствующая»! Круто!
— Зыкинско, — согласилась Юлька. — Только… это, знаешь, всё равно что блондинка или брюнетка, или там рыжая. Какой уж родилась. Ну и что теперь, а? Как думаешь? Что с того, что я «чувствующая»?
Игорёк долго чесал затылок.
— Дед говорил — нет, ты сама, без машины, по потокам скакать не сможешь…
— А жалко, — вздохнула Юлька.
— Ничего не жалко! — строго сказал Игорёк. — Пропала бы ни за понюшку табаку! Провалилась бы в тартарары, а как обратно выбираться — не знала бы!
Он был прав, и Юлька невольно поёжилась.
— Ба говорит — по аналогиям можно понять, как машину усовершенствовать. Её же, как ни крути, заново строить тут надо.
