Шеломянь - Аксеничев Олег (читать полностью бесплатно хорошие книги .txt) 📗
– Он дух очага, а огонь, как ты знаешь, вездесущ. Разреши попробовать, княжич, времени это много не займет.
– Ты уверен?
– Да. Если не получится, то еще до полуночи мы начнем обряд призвания Велеса.
– Хорошо, я согласен. Зови своего домового, кузнец!
Кий снял со стены висевшие там чистые вышитые рушники. Одним он завязал глаза княжичу, другим – себе. Домовой не любил появляться прилюдно, скрывал свои лазейки, и требовалось оказать уважение приглашенному, сохранив его тайну. Затем кузнец начал произносить заговор, причем торопился, проглатывая окончания слов. Магия – оружие обоюдоострое, и лучше будет, если заклинание окажется короче и не обратится против просителя.
– Соседушко, домоседушко, – частил Кий, – гость к тебе идет, низко голову несет; не томи его напрасно, а заведи с ним прияство; покажись ему в своем облике, заведи с ним дружбу да сослужи ему легку службу!
Владимир Ярославич почувствовал, как в его руку кузнец вложил нечто мягкое и влажное.
– Это каша. Держи ее на вытянутой ладони, – услышал он голос Кия. – И повторяй за мной!
Владимир заговорил, вслушиваясь в быстрые подсказки кузнеца:
– Дядя домовой, приходи ко мне! Не зелен, как дубравный лист, не синь, как речной вал; приходи таким, каков я; я тебе кашки дам!
Какая глупость, думал про себя княжич. Скоморошество. Он уже жалел, что обратился за помощью к кузнецу, что открылся в своей беде. Что изменят эти наивные распевы, так похожие на детские считалки? Чем помогут?
Но в это время княжич почувствовал, как комок каши начал сползать с его ладони, а незнакомый звучный голос приказал:
– Сымайте-ка с глаз это тряпье! Или рожи так кривы, что показаться стыдно?
Владимир стянул с лица рушник и онемел.
Прямо перед ним стоял его двойник, однако росту в нем было не больше двух ладоней. Только в лице двойника было что-то не так, и княжич быстро понял, что именно. Над перемазанной в каше бородой ярко горели зеленые, как у кошки, глаза. У самого Владимира они были, как у отца и сестры, темно-серыми, как мышиный загривок.
– Хорошо звали, – одобрительно сказал двойник княжича. – С уважением. Уважение я люблю! Только зачем заставили такое тело надеть? Не нравится мне оно, давай проси обратно!
– Что просить? – растерялся княжич.
– Настоящий мой облик вернуть, вот что!
– Прошу… – совсем растерянно сказал княжич.
Превращение заняло один миг, и Владимир с Кием так и не смогли заметить, каким образом домовой это сотворил. Теперь, оседлав медвежью голову, в кузнице находился уже не двойник княжича, а обильно поросший волосом мужичок в простонародной рубахе, мятых штанах и лаптях явно не первой свежести, лыко из которых воинственно топорщилось во все стороны.
– Другое дело, – заметил домовой. – Теперь, кузнец, время меня гостю представить!
– Знакомься, княжич, – церемонно поклонился кузнец. – Это наш дедушка домовой, а звать его Храпуней.
– Но это навет, – тотчас заметил домовой. – Сплю тихо!
Храпуня заметил не успевшую скрыться в бороде кузнеца улыбку и добавил немного менее уверенно:
– Уж сам-то ты точно шумишь во сне больше!
– Не серчай, Хозяин, – попросил кузнец. – Лучше помоги гостю. Беда у него.
– Плохо, когда беда. Но чем же я смогу помочь? Силы за стенами дома у меня нет.
– Помочь и словом можно. Скажи нам, кто может излечить княжича, кого просить?
– Княжич здоров.
– Я точно знаю, что теряю силы и умру не позже чем через год, – сказал Владимир.
– Тем не менее повторяю: ты здоров, княжич! Твоя смерть – не в болезни, а в волшебстве.
– И… что же мне делать?
– Снимать порчу, разумеется!
– Сможешь? – повернулся к кузнецу княжич.
Кий покачал головой:
– Не зная, кто наложил порчу, ее не снимешь.
– Брехня! – презрительно заявил домовой. – Что такое порча, как не сеть враждебных заговоров? А кто у нас лучше всех разбирается в плетении кружев?
– Кто?
– Кикимора, конечно, вот кто!
Домовой аж зашелся от возмущения, пораженный неосведомленностью своих собеседников.
– Сможешь посоветовать, где ее разыскать и как договориться?
– Кикимора с человеком говорить не будет, – домовой говорил уверенно и для вящей убедительности шлепал ладошкой по медвежьему лбу. – А уж мужчин просто на дух не переносит, один вред от нее!
– Как же быть? – поинтересовался кузнец.
– Как? Смириться.
Владимир отрицательно покачал головой.
– Не нравится? Тогда кланяться мне, авось помогу.
Повинуясь взгляду Кия, княжич склонился в поклоне перед домовым:
– Помоги, дедушка, не оставь милостями!
Я смешон, подумал княжич. Но лучше быть смешным и живым, чем гордым и мертвым. Что там было у Екклесиаста про собаку и льва?.. Хотя отец предпочел бы остаться мертвым львом…
Домовой, купавшийся в оказываемом ему почтении, рассказывал:
– Есть тут одна кикимора. Я ей прялку на днях чинил, так она чуть не в ногах у меня валялась, все благодарила. Обещалась все исполнить, что не захочу. Замуж шла! – гордо закончил Храпуня, рассчитывая на новый всплеск восхищения его талантами.
Владимир и Кий вежливо заахали, выражая удивление поразительно высокой оценкой способностей домового. Храпуня съехал вниз с медвежьей головы, как со снежной горки, и забегал по углам кузницы, что-то выискивая.
– Слышь, кузнец, – сказал домовой. – Куда метлу подевал, нигде найти не могу?!
– Тут только веник, вон там, у двери, – указал Кий.
– Веник – это еще лучше! – обрадовался домовой, хватая его.
Владимир Ярославич с удивлением смотрел за действиями Храпуни. Домовой оказался удивительно сильным. Веник был раза в три больше Храпуни, и тот полностью скрылся за растрепанными прутьями, но тем не менее домовой с легкостью потянул огромное для него сооружение за дверь.
– Ждите, – приказал домовой. – Я постараюсь скоро быть.
В кузницу проник через дверь холодный ветер с улицы, и домовой убежал.
Кузнец, прислушиваясь к ясно различимому топоту за стеной, предположил, что Храпуня отправился на один из соседних дворов. Видимо, кикимора жила неподалеку и была близкой знакомой домового.
– С трудом верится в происходящее, – признался княжич. – Словно не со мной. Мне помогает домовой, и это не сказка!
– Между сказкой и сказом разница в две буквы, – заметил кузнец. – Отчего же мы должны отрицать правдивость всего, о чем там говорится?
– И все равно – странно, – сказал Владимир.
И снова холод осторожно ощупал внутренности кузницы. У входа, подгоняемая словно ожившим веником, стояла странная особа, похожая одновременно на карлицу и лисицу. Ее вытянутая мордочка недовольно щерилась при каждом ударе веником пониже спины, но кикимора молчала, не споря с таким необычным способом приглашения в гости.
В кузнице кикимора обрела способность говорить.
– Мужчины! – брезгливо сказала она. – Мерзость!
– Поговори у меня! – строго сказал Храпуня. – Не за тем сюда вел, чтобы людей обижать. Взгляни-ка лучше на того, молодого. Не чувствуешь ли где печати заговора?
– Какая печать, милый, – залебезила кикимора, сахарно улыбаясь грозно хмурящемуся домовому. – И не печать вовсе, так, узелочек!
– Какой узелочек? – насторожился княжич.
– Не открывайте, пожалуйста, больше рта, – попросила кикимора. – От вас все-таки ужасно пахнет самцом. А узелочек славненький, на макушечке…
Владимир потянулся рукой к голове, но кикимора остановила его, сказав:
– И не пытайся, дядечка, не найдешь нипочем! Два волосика перепутано, да так, что рукой не отыскать, гребнем не расчесать! Пальцами так не сделать, только словом злым да крепким.
– Распутать берешься? – спросил домовой.
– Для тебя, красавец, я и не то берусь сделать, – интимно растянулась в улыбке лисья мордочка кикиморы.
Ростом кикимора была еще меньше домового, но в силе ему не уступала, в чем пришлось убедиться княжичу и кузнецу. Шурша вышитым сарафаном, карлица подошла к оставленным у стены кузницы большим щипцам, покрытым окалиной. Словно пушинку, она подняла их над собой и поднесла к Владимиру.
