2008 - Доренко Сергей Леонидович (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
— А чего больше? Больше «круто» или больше «прикольно»?
— Круто, — повторил мужчина в умилении, и это был не ответ на президентский вопрос, а общее описание ситуации.
Сечин обиделся. Козак посмотрел на президента озабоченно. Доктор Сапелко из машины охраны — встревоженно. Ему мимика слишком активная и возбужденность путинская показались симптоматичными. Он нашарил таблетки и стал вспоминать, когда в последний раз скармливал пациенту его дозу.
Джипы поехали с горем пополам. Автобус объехал поверженный лимузин, и колонна опять стала протискиваться сквозь уличную неправдоподобность. Про Понькина никто Путину не сказал. Везет же засранцу майору, ей богу! Ведь его могли расколошматить в фарш только что, а перед этим могли его ликвидировать как мнимого предателя за поездку в Лондон. А так — всего ничего — он лишился чужих четырех миллионов, принадлежавших десять минут назад чеченским владельцам одного из московских казино. И он должен им теперь. Или как там у них по понятиям? Ну, машину еще расколотил. Понькин с Умаром недолго совещались — разошлись сильно взвинченными. Умар пошел пешком в сторону центра, Понькин спустился в метро. Перед входом выбросил в урну сим-карту своего мобильного. И вставил немедленно другую. Прятаться ему теперь надо.
Когда президентский кортеж проезжал мимо Кремля, Путин очень зайти хотел. Увидеть снова особенное это место — Кремль. Он каждый раз, входя в Кремль, испытывал подъем и волнение. Искал глазами в лицах охранников и часовых признания. Признания своего президентского статуса. Это от провинциальности? От детскости? От заниженной самооценки? Он, в начале особенно своей президентской карьеры, проходя по коридору, трогал правой рукой удостоверение личности в нагрудном кармане пиджака. Чудилось — подойдут, спросят: «Вы кто? Что здесь делаете? Документы предъявите!» Как докажешь, что президент? Никто ни разу не спросил удостоверения. Ровно наоборот, все выказывали уважение, и он опирался на их одобрение, на их символы преклонения и искал эти символы. Ему каждые несколько минут нужны были эти простые бытовые подтверждения — сертификаты его высокого положения. А вот если бы он входил бы однажды в Кремль, а первый же встреченный им человек сказал бы: «Вовка, родной, здорово, какими судьбами здесь, как тебя занесло? Как в Питере погода?» — Путин как бы поступил в этом случае? Старому знакомому удостовереньице президента в нос сунул? Нет, разумеется. Это нарушает жанр приятельских отношений, жанровые нарушения путинскую чуткую натуру больно ранили. А что же тогда? А толпа бы вокруг вдруг образовалась. И чиновники вокруг, угодливо обращаясь к школьному путинскому приятелю, спрашивали бы: «Это ваш школьный товарищ, Петр Петрович, да? Вы нам рассказывали. Володя из Петербурга, это он, да?» Вы бы как поступили в таком необычном случае на месте Путина? Впрочем, что нам до вас? А Путин бы подыграл. Рассказал бы о погоде в Питере, рассказал бы о том, что встречал старых школьных друзей и что все они очень Петра Петровича вспоминают, и что пеняют ему — редко он стал заезжать в родной город. Путин подыграл бы из деликатности. Не деликатности даже, а из потребности следовать, но не вести. Когда уже у Боровицких ворот были, Путин сказал, что не надо в Кремль. Не надо. Потом. Как-нибудь. В другой раз. А что там делать? Путин внутренне опасался, что этот его визит будет слишком непредсказуемым. Кого он встретит в коридорах? А вдруг там люди бегут, на бегу крадут друг у друга документы, жгут, рвут, уничтожают? Путину тогда что делать? Остановить? А если не послушаются? Это же будет потеря лица? Лучше не надо.
На Кутузовском кортеж влился в поток покидавших Москву автомобилей. Все ряды на проспекте были забиты бегущими. Двигались очень медленно, но хоть двигались. Падающее солнце утонуло в полосе черных туч у горизонта — на западе.
— Смотрите, какого цвета тучи чудовищного, мрачного, — обратился Путин к попутчикам. — «Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город… Опустилась с неба бездна… Пропал Ершалаим — великий город, как будто не существовал на свете. Все пожрала тьма».
— Я тоже Москву не люблю, — подключился Сечин.
— Это, Владимир Владимирович, вы через тонированные стекла тучи такими мрачными видите. На самом деле тучи не черные, наверное. Не совсем черные… — успокаивающим тоном сказал Козак. А доктор Сапелко ничего не сказал. Он же в другой машине ехал. Будь он рядом, вознаградил бы он пациента меллерилчиком за цитаты из Булгакова.
Во Власихе — лифт в шахту. Коридоры просторные. Командный пункт Ракетных войск стратегического назначения. Главный по операции спасения — генерал Проничев, командующий погранвойсками, заместитель директора ФСБ. Проверенный в штурме и «Норд-Оста», и Беслана. Спокойный мужик.
— Товарищ главнокомандующий, разрешите доложить…
— Не надо формальностей, Владимир Егорович, давай оперативную информацию.
— По нашим данным, Владимир Владимирович, бандиты на Обнинской ждут южного или юго-западного ветра, хотят накрыть Москву радиоактивным облаком, чтобы тут тысячу лет никто не мог поселиться, по их словам. Атака на Удомлю отбита. Они хотели взять Москву в кольцо захваченных ядерных станций. Тогда бы ветра не ждали.
— А ветер какой. Прогноз погоды какой?
— Ветер северо-западный, от 5 до 10 метров в секунду. Прогнозы погоды, разрешите добавить, запрещены для распространения средствами массовой информации и засекречены. Ветер северо-западный нам еще на пару дней Метеобюро гарантирует. Если сейчас рванут, до Чечни ветром облако может донести. Оно бы и бог с ним, но по пути много всего населенного есть — нашего. Готовим операцию по освобождению заложников и стратегического объекта. Ответственность осознаем.
— Тут ошибаться нельзя, это не «Норд-Ост», Владимир Егорович. Тут погибнут миллионы.
— Никак нет, Владимир Владимирович. Миллионы не погибнут: Москва пуста — шаром покати. Дальше на север — не самые населенные регионы. Под угрозой заражения при южном ветре может оказаться район космодрома «Плесецк». Это учитываем. Жителей в Москве осталось тысяч пятьдесят, не больше. Немощные, у кого родственников нет. Потом по больницам там и сям есть люди. Два дня без остановки москвичи бежали. Пробки стояли невиданные. Столбы же еще обрушили. Вы знаете?
Путин кивнул. Он знал. Только он не знал, кого спросить, что делать. Он сказал:
— Владимир Егорович, в Москве — миллионы, я не знаю, кто тебя информировал, но людей минимум миллионов пять еще остается. Это на рабочих местах и в больницах, наверное, не более пятидесяти тысяч. Неправильно тебя информируют. Полон город бегущих. И еще долго бежать будут. Я сам видел. Хотя, чего там… Чему быть, того не миновать. У тебя, я вижу, все идет по плану, ты мне докладывай о готовности к штурму, а пока не надо ничего, я пойду, отдохну.
Он ушел с Сечиным. В помещении со столом из древесно-стружечной плиты и с убогой довольно кроватью Путин устраивался рассеянно. Стул придвинул к столу. Воду проверил в умывальнике.
— Воды запасы есть? — спросил. Потом, сразу: — Где Патрушев?
— Его люди на Лубянке во дворе документы жгут, так он поехал проверить. Оперативные документы, архивы, компьютерные диски размагничивают или просто уничтожают.
— Настолько плохо все в Конторе?
— Да нет, ничего страшного, только нет людей для охраны. Убежали все. Самых преданных хватает на неполное, но хоть какое-то уничтожение документов и на имитацию нашего полноценного присутствия. А так — двери просто на ключ закрыты. Войти же любой может, закрытые двери мало кого испугают. Агентура может ломануться жечь свои личные дела, и враги могут.
— Сурков где?
— Сурков полетел на полдня, по его словам, в Лондон. Только семью отвезти и с Абрамовичем посоветоваться. Но не возвращается никак. Советов, видно, много ему дает Роман Аркадьевич.
— Скажи, Игорь, это не его чечены? Ты знаешь, заводилось спецподразделение кавказцев, которое должно было ударить в момент неизлечимой болезни Козака, чтобы обострить ситуацию. Это Сурок придумал. Чтобы меня позвали все снова на царство. Это не они, не наши чечены? А если не наши, то чьи? Березовский мог своих организовать? На Украину к нему эмиссары то и дело прилетали. И в Лондон. Но мы ведь все контролировали… Кто, Игорь? Басаев? Кадыров? Джамааты эти? Кто? Что вы тут делали все эти дни? Какие-то снайперы сидели вокруг моей горы в Китае, ты хоть понимаешь, что идет большая многоплановая игра против меня. Это все делается, чтобы отстранить меня от власти, понимаешь? А мы до сих пор не знаем точно имя игрока. Доктора позови этого, ну, что я с собой привез, долговязый такой, на вяленую чехонь похож. Скажи, чтобы нашли и доставили сюда. И узнавайте немедленно все о чеченах этих. Кто за ними стоит.
