Полудержавный властелин (СИ) - Соболев Николай Алексеевич (книги без сокращений .txt, .fb2) 📗
Уже перед самым отправлением посадник предложил меняться и выпросил за плетку хороший устюжский нож. До самого Колмогорского острога волки только маячили в отдалении, не рискнув напасть, и Головня не раз пожалел о нерасчетливом обмене. Тем более, что в Колмогорах они за московские копейки прикупили еще несколько плеток по дешевке.
Там же сдали Ставроса зимовавшему монаху Соловецкого монастыря, послушали морских знатцев о ходах в Студеном море, даже записали малость, да и поворотили оглобли.
Плетки показали себя во всей красе — дважды до Шенкурского посада пришлось пускать их в дело и оба раза волки предпочли рвать своих убитых сородичей, нежели соваться под смертельные удары. А уже за посадом, на том же самом поле, поредевший караван встретила та же самая стая.
Впрочем, и волков было заметно меньше — всего десятка полтора, но на трое саней и этого хватило бы с лихвой, не будь у Илюхи с присными волкобоек.
Подпалый вожак ощерил пасть, обнажая блестящие от слюны клыки.
— Смотри-ко, словно старым знакомым радуется! — весело крикнул Затока Ноздрев.
— Ага, надо бы недоделанное закончить, — несколько невпопад ответил Аким, накладывая стрелу на тетиву.
Стая тем временем догоняла и обкладывала их с двух сторон, Аким первыми же выстрелами сбил двоих, но вожак упрямо вел своих в сугон, словно тоже намеревался завершить прежние счеты.
Возница на передних санях, где ехал Ноздрев, испуганно крутил головой и его состяние передавалось лошадям, отчего они сбивались с хода и не могли разогнаться в полную силу.
Крупный переярок прыгнул на лошадь, не дожидаясь остальных, но Затока изловчился ахнуть его плетью прямо на лету, отчего волк завизжал и свалился под ноги стае, со вторых саней в кучу-малу успел всадить стрелу Аким, а Илюха добавил плетью, с хрустом проломившей кости зверю.
Вожак зарычал, присел на задние лапы, цапнул ближайшего к нему матерого за загривок, восстановил порядок и снова повел стаю, легко догнав караван.
Илюха встал, держась за спину скорчившегося возницы и сжал плетку, выбирая миг для удара.
Прыжок!
Головня успел отмахнуть поперек, по горлу и, судя по звуку, пробил его насквозь — волк издал хрип, но мощная жизненная сила не давала ему остановиться, пока Илюха не врезал наотмашь.
С глухим стуком гирька пробила череп, на снег плеснул волчий мозг.
За спиной еще раз свистнула тетива и поодаль забился прибылой волчонок, пытаясь выкусить пронзившую его стрелу.
— Добивай! — заорал Илюха, кидаясь с плетью на волков, оторопевших от потери вожака.
Затока и остальные, с плетками и сулицами, рванулись к стае.
В короткой сшибке зарезали и убили еще троих, остальные волки, пожав хвосты, разбежались, причем за двумя тянулся кровавый след.
— Что, съели, сволочи? — радостно прокричал Головня. — Нас так просто не возьмешь!
[i] Корзно — княжеский плащ
Глава 16. Аппаратные игры
Митрополит Иона, переживший зимой сильную хворь (уже думали, что отдаст богу душу), к весне оклемался и тут же, несмотря на слабость, занялся церковным собором. Особых причин торопиться не было, но мне показалось, что Иона чувствовал близкую смерть и хотел уйти, оставив все дела в порядке.
Как минимум, поставив нового Сарского епископа и учредив Псковскую епархию, что стало бы достойным завершением земных трудов владыки. А еще хотелось хоть немного упорядочить тот несусветный бардак, что творился в оставшейся под Литвой и Польшей части митрополии — формально еще Киевской, но фактически все больше и больше Московской. Ну и как максимум, разгрести накопившиеся богослужебные, финансовые, землевладельческие и даже судебные вопросы.
Иона делал что мог, но слабость после болезни не давала ему трудиться в полную силу и вся оргработа свалилась на меня и на епископа рязанского Николая, сиречь Никулу.
— Ныне кафедры в Пинске, Холме и Перемышле праздны стоят, — вводил в курс дел на западе мой учитель. — Епископы же Волынский Даниил и Луцкий Феодосий безвестны пребывают…
— То есть как безвестны?
— Не ведаем, что с ними, два лета уж не пишут, молимся, чтобы живы были…
Блин, и ведь не пошлешь никого проверить — там драка идет, то Шемяка колотит ляхов, то ляхи с литвинами его гоняют. А как поляки Жигмотовича сковырнули, так вообще хаос и война всех против всех. И в этой круговерти каждый старается погреть руки — и панские отряды, и татары Седи-Ахматовы и которые сами по себе, а еще Корибутович, немцы, бояры разгромленных княжеств, вольные ватаги. Посольскому человеку нет хуже через такую войну пробираться: если всего лишь ограбят, то, считай, легко отделался. Но смерть епископа по нынешним временам событие значительное, даже в летописи при всей экономии чернил да пергамента попадает, помри кто из иерархов — так или иначе дошла бы весточка. Зуб даю — Даниил да Феодосий затихарились, засели в дальних обителях, пережидают смутное время.
— Григорий, архимандрит Святониколаевского монастыря в Хелме на Москву прибег, Борисоглебский игумен Варлаам из Турова також.
— Мнишь во епископы поставить?
— Отцы в православии крепкие, — подтвердил Никула, — благочестивые и богобоязненные. Глас свой супротив латинян поднять не убоялись, с братом твоим Дмитрием в ладу.
Значит, проверенные кандидатуры, так и запишем.
— Поговорить бы с ними, келейно, без прочих.
Никула согласно кивнул, поставил отметку в своих записях и продолжил:
— Сарская епархия осиротела прошлым летом, надобно урядить.
— Так поставить нового епископа, в чем беда?
— Зело умалилась, коли так пойдет, погаснет свеча православия в Сарае.
Н-да… Но если мы собираемся Волгу под себя брать, то форпост в низовьях нам нужен позарез. Даже не по военной надобности, надо просто иметь сведения с мест, чтобы понимать, что там происходит.
— А что Пермь да Новгород? — эти епархии, пользуясь удаленностью, обычно присылали свое согласие на все решения собора, но что-то мне подсказывало, что золотые пояса Нова Города в этот раз не рискнут отсидеться.
— Григорий Пермский едет, и Евфимий Новгородский також.
Ого, нефиговая у нас явка получается! Так, это выходит десять епископов из семнадцати возможных, причем на четыре пустые кафедры можно поставить своих людей. Ох, это ж сколько народу понаедет! Ведь каждый будет со служками, монахами, писцами, введенными дьяками и так далее, не считая дворских. А ведь приедут не только архиереи — прослышав о таком кворуме засобирались в Москву многие авторитетные игумены вроде Пафнутия Боровского или Мартинана Белозерского. Даже древний старец Никита, настоятель Богоявленского в Костроме монастыря и тот решил поприсутствовать, правда, из-за возраста не лично, а через доверенного представителя.
А у нас даже Грановитой палаты нет чтобы всем разом собраться! Придется в повалуше заседать.
Но собор чуть было не сорвало явление татарских послов — Сеид-Ахмет прислал требовать выход, поскольку он по договору с Шемякой отправляется воевать ляхов, для чего ему срочно потребовалось серебро.
Ага, щаз. Мне деньги нужнее.
Сеид-Ахмет выбрал мурз посолиднее, помордатее, у одного даже вокруг шитой золотом тюбетейки накручен зеленый тюрбан хаджи, паломника в Мекку. Но и мы не лаптем щи хлебаем — встречала их представительная компания бояр, среди которых стоял и понаехавший в Москву Касым Мещерский. Что сразу поубавило татарам спеси: одно дело говорить с неверными урусутами и совсем другое — с чингизидом.
Так что пока они слезали с коней на загородном дворе, откуда загодя убрали всех лишних и добавили охраны, я с интересом их рассматривал.
Разноцветные сапоги с острыми носками и красными каблуками, у Ходжи-Искара украшенные бисером. Парчовые и атласные халаты из числа тех, что надевают по особо торжественным случаям, не иначе, дедовские, а то и прадедовские — внимательный глаз видел потертое, а то и раскосмаченное шитье шелковой или золотой нитью; так и не застиранные пятна от многочисленных пиров, когда баранину едят руками и вытирают их о полы; правые, на монгольский манер, застежки, лишившиеся трети самоцветов.
