Быстрее империй (СИ) - Фомичев Сергей (лучшие бесплатные книги .txt, .fb2) 📗
Я вернулся в крепость и сел за точильный камень.
— Народу в Охотск понаехало, жуть, — рассказывал я за работой Комкову. — Глазёнки у всех горят, крови жаждут, денег. А как начальник запретил на промысел выходить, так многие без дела остались. Протянет полковник с разрешением до осени, наберём людей сколько в корабли влезет. Но за всё нужно платить, и боюсь еще один сезон мы упустим.
— Да пес с ним с сезоном, — сказал Комков. — Вот только малы кораблики наши для того дела, что ты задумал, сколько бы в них ни влезло.
— Здесь добирать придётся, — сказал я.
— Из кого добирать, из коняг?
— А из кого ещё? — я пожал плечами. — Ты что про Жилкина думаешь? Посмотрел я, как он торгует. По записям вроде всё чисто, но цены занижает на шкуры, а на муку, напротив, накидывает пятак.
— Продешевить опасается, — предположил Комков. — А мука в эдакой сырости портится.
— Весу она набирает от сырости, — буркнул я. — Людей бы мне не распугал. Я же всем обещал, что охотскую цену буду давать. Неудобно.
Таков он фронтир. Здесь каждый стремится урвать кусок, а собственность была священна только до тех пор, пока за ней присматривает хозяин.
Я нажимал на педаль точильного камня и, зажав монетку клещами, снимал с поверхности номинал в обрамлении дурацких цветочков. Эта сторона должна выглядеть гладкой. С реверсом возни выходило больше — оставляя нетронутым Георгия со змием, я аккуратно стачивал надпись банка и год чеканки.
Вот тут-то меня и передёрнуло. Вдоль позвоночного столба точно электричество пробежало. Но ошибки быть не могло. Я мог забыть всё что угодно, но только не время, когда меня выбросило из родной эпохи. Вот только год, значащийся на монете, был следующим после моего исчезновения. Тут уж не спутаешь… Что же получается? Не я обронил пятачок в кадьякском ручье? Нет, не я. А тогда кто?
Наверное, нечто похожее испытал Робинзон Крузо, когда увидел отпечаток дикарской ступни на острове, который он считал полностью своим. Только моё открытие оказалось как бы с обратным знаком. Точно среди множества дикарских следов я увидел чёткий отпечаток спецназовского ботинка.
Не знаю уж, чего в гамме чувств оказалось больше: удивления, любопытства или страха? Наверное, всё же страха.
Старые добрые гоблины? Я сбил их со следа лет десять тому назад и тысяч десять километров западнее. С тех пор они не появлялись. С чего это вдруг решили опять взяться за поиски? Вроде бы я ничем себя не выдал. Только что сетовал, что не смог обойти историю. Мелочи не в счет. А если в счет, то почему они ждали так долго?
Мне пришло в голову, что возможно они вовсе и не ждали, а просто перепрыгнули десятилетие, чтобы застать меня уже не столь осторожным. Что для них десять лет? Они оседлали вечность.
Но любой чужак на Кадьяке оказался бы как на ладони. Здесь все знают друг друга и кроме нашей крепости спрятаться было негде. Если только гоблины поселились среди аборигенов. Но и такой вариант не гарантировал тайны. Слух о чужаке рано или поздно дошёл бы до зверобоев.
— Что-то случилось? — Комков заметил моё оцепенение и последующие лихорадочные размышления.
— Слушай, сюда прибывал кто-нибудь за последний месяц? — спросил я.
— Нет. Только парни с промыслов возвращались.
— А ты не встречал здесь никаких чужаков?
— Откуда? — удивился тот. — Или ты кого из коняг имеешь в виду?
— В таком случае чужаки скорее мы сами. Нет, я говорю о россиянах.
— На «Захарии» много народу разного прибыло. Но все охотские или камчатские. Кого ты ищешь-то? Трапезников что ли подослал?
Сейчас меня волновали не конкуренты, но как объяснить это Комкову, не раскрывая тайны?
— Ты вот что, — выговорил, наконец, я. — Никому не рассказывай о моих подозрениях, но людей послушай. Особенно тех, которых лично не знаешь. Может, у кого из них говор покажется тебе странным. Ну, может слова какие-нибудь чудные употреблять станут. Вроде тех, что у меня иной раз выскакивают.
— Из своего племени кого-то ищешь? — ухмыльнулся Комков. — Или может чужестранцев давешних?
— Вроде того.
Накануне открытия Макарьевской ярмарки, обстановка в Нижний Новгороде показалась мне чересчур нервной. Пристраивая лодку и поднимаясь затем на холм, я ловил обрывки тревожных разговоров о том, что хлеб дорожает с каждым днём, а грузы с низовьев задерживаются, что нужно затягивать пояса и как бы всё не закончилось голодом.
Увидев хмурое лицо Брагина, я подумал, что и он переживает из-за повышения цен. Но от разговора про хлеб купец отмахнулся и я было решил, что учитель опять попал в переделку, что какие-нибудь жулики вытянули из него сбережения, вместе с моими капиталами. Оказалось, однако, что печалит Брагина проблема общественная.
— Ярманка-то наша пропала, — вздохнул купец. — Отдали её.
— То есть, как отдали, кому? — удивился я. — И как ярмарку вообще отдать можно?
— А так и можно! — махнул он рукой. — Дмитрию Барсову на откуп отдали. Причём не из наших он купцов, из ярославских. Но как-то нашёл подход к императрице или к дворцовым каким, ну и загрёб под себя всю торговлю. Теперь и сборы лавочные он устанавливает, и пошлины сам взимает. Понятно, что сильно больше просит, чем раньше брали. Люди-то что из далека приедут заплатят, деваться-то им некуда будет. А на следующий год сто раз подумают, чтобы сюда идти. Кто же захочет в убыток торговать? Нет, как ни крути, а пропала ярманка.
Обычное дело. Империя, одной рукой дав свободу частной инициативе, другой тут же забрала её. Предприниматели больше заботились не о создании конкурентоспособной продукции, а о получении привилегий, монополий, откупов и казённых заказов. Всё это только питало коррупцию. Правда вместе с тем питало и экспансию, выталкивая людей на фронтир.
— Плевать. Плати за лавку, сколько запросит. Не репой торгуем, а на мехах мы всяко своё отобьём.
Макарьевская ярмарка уже утратила для меня былую привлекательность. Я понемногу выходил на европейских покупателей и собирался со временем скидывать им большую часть товара, минуя жадных посредников и не менее жадные таможни. Брагину же предстояло зарабатывать только на хлебные поставки и цены меня волновали мало. Подорожание хлеба по дальневосточным меркам было ничтожным. Тысяча процентов прибыли или всего девятьсот — для моих оборотов особой роли не играло.
Зимние меха дожидались летних торгов в специально построенном хранилище на Уналашке. Над Алеутскими островами воздух располагался тонкими слоями, сбавляя по градусу с каждой сотней метров высоты. Высоко в горах царила вечная зима — для сохранности пушнины лучших условий трудно придумать. Так что качеством наши меха превосходили те, залапанные и побитые, что конкуренты тащили через всю империю и сонм её чиновников.
Я доставил партию лисьих шкур на продажу, из неё же расплатился с Копытом за новобранцев.
— Тринадцать? — пересчитал тот чернобурок.
— Остальные не добрались. Померли или слегли. Да, вот ещё что. Одного мужика сцапали казаки. Ты бы с документами-то посерьёзней что ли.
— Хорошие документы были, — возразил Копыто. — Небось, сам проболтался по пьяни. Народец-то не приведи господь. Ума мало, так нет бы совсем помолчать, а они языки распускают. Сущее дурачьё. А где ж других взять?
Я пожал плечами. Если бы знал, где взять, сам бы и взял.
— Пойдёт нынче торговлишка! — довольный Брагин совершал языческий обряд, «благословляя» первой выручкой весь товар. — Тут ещё в Нижнем Новгороде ко мне один человек заходил, про пышный товар расспрашивал, даст бог, подойдёт к лавке, прикупит чего-нибудь.
— Сведи меня с ним, коли подойдёт, — попросил я. — Если присматривает меха, я ему под заказ могу привозить каких надо. Прямо на дом.
— Так, думаю, он сам тебя найдёт. Сильно любопытствовал, где ты обитаешь, откуда меха возишь, да как тебя перехватить можно?
