Кровь на эполетах (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович (читать хорошую книгу полностью .txt) 📗
– К чему это, Платон Сергеевич! – возмутился Синицын. – Вчера было оговорено: мы с вами до конца. Молвите, никто не упрекнет, если не пойдем бить злодея, но вот здесь-то, – он указал на свой лоб, – останется. И как жить дальше, зная, что могли упокоить антихриста, но струсили и убежали? Как хотите, господин капитан, но я за сражение.
– И я! И я… – загомонили другие офицеры.
– Спасибо, друзья! – кивнул я. – Не забуду. А коли доведется голову сложить, знайте: для меня было честью драться плечом к плечу с вами.
– И нам! – сказал Синицын. – Ведь так, господа?
Офицеры вновь загомонили, подтверждая.
– Платон Сергеевич, – внезапно сказал Кухарев. – Просьбишка есть. Дозвольте мне выпалить из пушки по Бонапарту. Коли сгину, так хоть скажу господу, что это я убил антихриста. Может и отпустит за то грехи мои тяжкие? Разрешаете?
– Все бы только тебе! – буркнул командир второй роты. – Мы тоже хотим.
– На месте разберемся! – пресек я готовую завязаться перепалку и улыбнулся. – За дело, господа! Поднимаете людей, через час выступаем…
[1] То есть записать в крепостные.
[2] Сыновья солдат в то время принадлежали государству, их еще подростками определяли на военную службу.
Глава 11
Можно окончить два вуза и остаться дебилом. А можно с семью классами средней школы за плечами войти в историю изобретателем лучшего в мире оружия. Это Михаил Калашников, если кто не знает. Его главный конкурент в этом деле, американец Юджин Стоунер, придумавший винтовку М-16, тоже «академиев не кончал», обошелся средней школой. Никакое послезнание не заменит боевого опыта. Это я понял, когда по прибытию отряда к месту предполагаемой засады, изложил свой план офицерам.
– Не годится! – сказал Синицын.
– Почему? – удивился я. Ранее подпоручик не возражал.
– В такой экипаж, как у Бонапарта, запрягают восьмерик, причем, кони там – ого-го! Самые сильные и резвые. Стреляя с одной стороны дороги, как вы предлагаете, мы убьем или пораним четверых боковых, до других просто не достанем. Пока будем перезаряжаться, форейтор, а он в таких упряжках на одной из лошадей сидит, обрежет постромки, и экипаж уедет. Четверик карету утащит.
– Убьем форейтора.
– Это еще как выйдет! – покачал головой Потапович. – До дороги две сотни шагов, попасть во всадника на такой дистанции трудно. А коли и выйдет, постромки обрежет кто-то из шеволежеров. После нашего залпа они тут же поскачут к экипажу и прикроют его крупами коней. Это ведь поляки, они за Бонапарта горло перегрызут. А уж от нашего огня укрыть…
И вот откуда Синицын это знает? Уел командира и глазом не моргнул.
– Что предлагаешь, Антип Потапович?
– Отделение егерей разместить на другой стороне дороги, там как раз есть кустики, – он указал рукой. – Их задача убить коней со своей стороны упряжки, дав залп вместе с нами. Тогда Бонапарт точно не сбежит.
– Шеволежеры вырубят их в отместку. За кустами – открытое поле, не сбежать. Смертники.
– Мы тут все такие, – отрубил Синицын. – Думаете, нас щадить станут? Покушение на императора! Хотя, может, и сбегут. Как зачнем стрелять, на дороге возникнет замятня, не до них станет. Я им так и накажу: выпалили, на коней – и деру!
– Согласен, – кивнул я.
– И еще, – добавил Синицын. – Палить первым делом нужно по шеволежерам. Бить их так, чтобы мыслей не возникло защищать Бонапарта. А самим, пользуясь замятней, подскочить к экипажу и довершить дело. Будем брать Бонапарта в плен?
– Нет! – отрезал я. – Его могут отбить.
– И то правда, – согласился Синицын. – Пленник руки свяжет.
Остальные офицеры кивнули, подтверждая. Вот и все: приговор Наполеону вынесен.
– Но на всякий случай приготовьте сани с резвыми лошадками – кто ведает, как повернется, – сказал я. – За вожжи посадим Пахома – никто лучше его с конями не управится. Атаку возглавлю лично.
– Стоит ли? – покачал головой подпоручик. – Опасное дело.
– Потому и пойду сам. Не обсуждается! – рубанул я рукой.
– Бог вам в помощь! – нехотя кивнул Синицын. – Прикрытие какое возьмете?
Я задумался. Брать с собой в атаку егерей? Если да, то сколько? И чем они помогут против шеволежеров? В седле никто из нас сражаться не умеет, а пеший всаднику не противник. Положу людей по-глупому.
– Сделаем так, Антип Потапович. Выдели мне взвод, но в атаку он не поскачет, прикроет меня огнем от нападения кавалерии. Отбери самых метких, таких что яйца комару на лету отстрелить могли. Найдешь?
– Будут, – кивнул подпоручик. – Но и ты не мешкай, Сергеевич! Кто знает, сколько поляков к вам кинутся? А штуцер сразу не перезарядишь.
– Хорошо, – сказал я. – Но для верности перед атакой нужен выстрел из пушки по экипажу картечью.
Если я убью безоружного императора лично, этого не простят – ни в Европе, ни в России. Монарх – туды его в качель! Не принято-с. А угодил под картечь, так что ж… На войне случается.
– Я выпалю! – оживился Кухарев.
– Зачем тогда атака и сани? – удивился Синицын. – Картечь всех в экипаже положит.
– Это еще как попадем! – покачал я головой. – Нужно убедиться.
Есть у меня задумка, но оглашать ее поостерегусь – могут не понять. Поставлю перед фактом.
– Пусть будет так, – сказал Синицын, и офицеры кивнули. После чего работа закипела. Отделение егерей отправилось на другую сторону дороги, предварительно проскакав далеко вперед, чтобы не оставлять следов на нетронутом снегу перед засадой. Не нужно, чтобы шеволежеры насторожились. Смотреть по сторонам они будут и внимание обратят – история с Чарным тому доказательство. Даже ночью нас нашел… Расставили пушки и стрелков, замаскировали позиции, отправили назад по дороге дозорного, выделив ему самую резвую лошадку и подзорную трубу. Его задача – заметить кортеж и вовремя упредить засаду. Музыкантов в этот раз мы не брали, да и насторожит поляков звук трубы. Пользуясь паузой, я еще раз проверил пути отхода. В том, что после акции придется драпать, причем во все лопатки, сомнений не имелось.
Наконец, с подготовкой позиции закончили, потянулось ожидание. День выдался морозным, несмотря на теплую одежду, холод пробирал до печенок, и я разрешил егерям разминаться – махать руками и топать. Валенки – не сапоги, много шума не производят. Штуцера егеря предусмотрительно держали под полушубками. Почему? Вы прикасались к металлу на морозе голой рукой? Попробуйте – непередаваемые ощущения, когда кожу прихватит. Минута проходила за минутой, истек час, затем другой. Ощутимо начало подсасывать в желудке. В голове копились сомнения. Вдруг Маре сделал хитрый ход, и Наполеон поехал другим путем, а нас попросту развели? Подумав, я отверг эту мысль – глупо. За корсиканцем сейчас охотятся летучие отряды русской армии, каждый из них мечтает взять в плен императора Франции. На их фоне мои двести егерей – мошка. У Давыдова, к примеру, людей в несколько раз больше. А ведь есть еще Фигнер и Сеславин, отряд Ожаровского… Нет, не затем Маре устроил эту комбинацию. Ему нужно гарантировано убрать Бонапарта, что отнюдь не означает появления на этой дороге французского императора. В последний миг он мог изменить маршрут или, скажем, присоединиться к своим войскам. Сколько на войне подобных случайностей! Хотя это стиль Наполеона – скакать впереди отступающей армии, чтобы первым прибыть в город, где ждут магазины и резервы, и отдать нужные распоряжения.
По лицам офицеров было заметно, что их тоже посещают сомнения, но они молчали. На исходе третьего часа я почувствовал облегчение. Дальше ждать глупо. Через пару часов стемнеет, до ближайшего города два десятка километров, сомневаюсь, что кортеж императора выехал так, чтобы застать ночь в пути. Такие передвижения рассчитывают скрупулезно. Что ж… Не срослось, так не срослось, это даже к лучшему. Не придется ввязываться в кровавую драку, нести потери. Люди уцелеют. А Наполеон… Его перехватят другие, скажем, на той же Березине. История изменилась, в этот раз императору, скорее всего, не уйти.
