Путь домой (СИ) - Турундаевский Андрей Николаевич (прочитать книгу TXT) 📗
Тем временем монах-оратор продолжал надрываться, демонстрируя возможности натренированной глотки.
— Братие! С болью в сердце услышали мы тяжелые для всякого истинно русского сердца вести с окровавленных полей Маньчжурии. Вражьи шпионы погубили русское войско. Да, да, шпионы! Ибо не могли желтые японские макаки справиться с нашими богатырями в честном бою. Бей жидов и социалистов! Они помогают микадо, они совращают православный народ-богоносец, хотят уничтожить русскую духовность, прельщая благами мира сего. Японские агенты среди нас. Русские патриоты, будьте бдительны!
Чтобы не торчать на виду у возбужденной толпы "русских патриотов", супруги быстрым шагом направились в сторону узкого прохода между сараями. Физик рассчитывал кружным путем выбраться к Ярославскому тракту. Но избежать контакта с черносотенцами все-таки не удалось. Монах на мгновение замолчал, видимо, переводя дух, огляделся и заметил Ма Ян. Глаза под кустистыми бровями смиренного инока забегали.
— Вот, смотрите, братие! Японская шпионка средь бела дня разгуливает здесь в Ростокине, топчет священную русскую землю.
— А дылда рядом — антиллихент-социалист, — вставил красноносый амбал, держащий в короткопалых лапах хоругвь.
— Бей их! Вперед, народ православный! — завопил монах. — Постоим за Русь святую, за царя-батюшку!
— Бей японских шпионов! Смерть язычнице! — черносотенцы подхватили призыв своего духовного отца. В сторону Ма Ян и Ростислава полетели камни, а солидный господин в чиновничьем мундире достал из кармана "браунинг".
Один из булыжников чуть было не попал в голову молодой женщине — только благодаря спортивным навыкам кореянка сумела увернуться.
— Беги! — крикнул Ростислав, подталкивая Ма Ян к проходу. — Беги, не стой столбом, мать твою… Я прикрою.
В начале переулка у стены сарая росла старая развесистая липа. Укрывшись за толстым стволом, физик сбросил рюкзак, выдернул оттуда автомат, прищелкнул снаряженный магазин. Нацики скучились в узком проходе: с одной стороне сараи, с другой — забор. Очередь почти в упор оказалась сверхэффективной — все пули попали в цель. С близкого расстояния Ростислав мог разглядеть пульсирующие фонтанчики крови из пробитых артерий. Среди черносотенцев началась паника. Уцелевшие попытались повернуть обратно, но столкнулись с продолжавшим напирать арьергардом. Получилась Ходынка в миниатюре. Сторонники православного союза отбрасывали хоругви и иконы, затаптывали друг друга, поскальзывались в лужах крови, шли по трупам и тяжелораненым…
Ростислав нагнулся к рюкзаку, чтобы достать новый магазин взамен опустевшего. Второго автомата в рюкзаке не оказалось. Боковым зрением физик увидел, как Ма Ян по-пластунски ползет по крыше длинного сарая, волоча за собой оружие. Беспокоясь, как бы жену не заметили враги, Ростислав быстро израсходовал и патроны из вновь установленного магазина. Тем временем Ма Ян добралась до края крыши и начала короткими очередями отстреливать бегущих нациков, перекрыв выход из переулка на пристанционную площадь.
Физик менял магазины и снова стрелял, стараясь подавить эмоции и думать о противнике просто как о мишенях в тире. На последнем магазине Ростислав спохватился, разглядывая завал из трупов и черные лужи крови на утоптанной земле. Ма Ян спрыгнула с крыши. Перешагивая через мертвецов, молодая женщина немного побледнела. Поставив автомат с раскалившимся от долгой стрельбы стволом на предохранитель, Ростислав побежал навстречу жене, но заметил, что бешеный монах жив и пытается отползти в сторону.
— Ах ты, зараза в рясе! Гитлер недоделанный!
При мысли, что этот субъект с сальными волосами хотел убить Ма Ян и будущего ребенка, физик ударил святошу ногой в живот. Потом ухватил врага за жидкую бороденку и рывком вывернул ему голову набок. С отвратительным хрустом переломился позвоночник…
Ма Ян прижималась к мужу. Ростислав чувствовал, что её бьет дрожь. Немудрено после такого потрясения. Перестрелять больше сотни человек, пусть и отъявленных мерзавцев, — к такому привыкнуть нелегко. Но придется — врагов хватит надолго. Не до гуманизма. Главная проблема в другом. Автоматы впервые применены в бою, применены преждевременно. Враг наверняка узнает о новом оружии. И что делать?
Глава 10. Интриги и интриганы
Василий Никитин с тоской смотрел на гору бумаг. Исписанные каллиграфическим писарским почерком листы устилали капитальный необъятный стол, скрывая зеленое сукно. Причастность к властным сферам обернулась не совсем веселой стороной, про которую как-то не думалось в женевских трущобах. Почести и доступ к финансам достались Зубатову, официальному главе православного союза, а за контроль над формированием боевых отрядов приходилось постоянно бороться. Кошелеву омоновец не доверял. Умный и циничный бывший сотрудник консульства своим видом напоминал Василию, на каком зыбком основании держится его карьера. Подсидеть могут запросто, к бабке не ходи. И толстая Анюта надоела хуже горькой редьки. Делает намеки насчет венчания, а сама, как болтают по всему Петербургу, крутит шуры-муры с государем императором. Так что, как ни противна бумажная работа, лучше лишний час посидеть в главной конторе православного союза на Гороховой (центральном офисе, как про себя по привычке выражался Никитин).
Вроде бы ничего угрожающего положению Василия в бумагах, скопившихся за последний месяц, пока не обнаружилось. Преобладали доносы. Убедившись в силе православного союза, обыватели принялись слать на имя Зубатова жалобы то на соседа, по пьяни обматерившего Николая Александровича, то на купца, продавшего тухлую колбасу, то на городового-вымогателя, крышуещего мелких торговцев.
Отдельная папка была заполнена сообщениями о противоправительственной деятельности. После убийства Плеве эсеры развернули форменную охоту за полицейскими и чиновниками разных уровней — от околоточного до губернатора. Одна бумага почти месячной давности выбивалась из общего ряда. Московский полицмейстер информировал руководство православного союза об уничтожении неизвестными боевиками отряда ростокинских пээсовцев. Почерк сильно отличался от обычного эсеровского. Вместо традиционных бомб-македонок — расстрел в узком переулке, вероятно, из засады. Выжившие свидетели, похоже, помешались — болтали про целый японский батальон, каким-то чудом очутившийся в подмосковном селе и неизвестно куда исчезнувший. Активисты православного союза, выполняя директиву Никитина о борьбе с сионизмом, нашли наглого нарушителя закона о черте оседлости. Некий Соломон Кац воспользовался послаблением для медиков: раздобыл явно липовый диплом дантиста, но, к счастью для пациентов, драть зубы не стал, а развернул торговлю в ближнем Подмосковье. Истинно православные торговцы поспешили восстановить русский порядок, но им помешали…
В голове у Василия выстраивалась картина грандиозного сионистско-японского всемирного заговора. Однако омоновцу не давала покоя одна деталь — огромное количество огнестрельных ран и множество стреляных нагановских гильз. Московские сыщики считали, что против пээсовцев действовало несколько десятков боевиков, вооруженных револьверами, но пришелец из будущего помнил об автоматическом оружии. Японские агенты с секретным снаряжением? На кой черт им действовать именно в Ростокине? Это же не Тула, не Сестрорецк, не Ижевск. Может быть, Кац — не просто еврейский жулик, а чей-то тайный агент. Если он остался в живых, надо будет допросить с пристрастием на одной из баз православного союза, где можно не обращать внимания на законность, гуманизм и прочие интеллигентские выдумки. Никитин сделал пометку на полях полицейского рапорта. Омоновец в очередной раз вчитался в протоколы с показаниями выживших пээсовцев из Ростокина. Какой-то приказчик, получивший пулю в живот одним из первых и пролежавший под горой трупов, успел рассказать следователю важные детали в больнице перед смертью от перитонита.
"…не видел я никаких бандитов с левольвертами, ваше благородие! Только японская девка и ейный длинный хахаль-немец! Из каких-то коротких ружей стреляли! Никогда таких хреновин не видел, японские, наверно. Больно, мать вашу! Помираю! Пить дайте…"
