Пес в колодце (ЛП) - Вольский Марчин (версия книг .txt) 📗
При казино и вскоре возведенном в его тени шикарном публичном доме еще в восьмидесятых годах Альдо учредил воинственно-непристойный журнальчик "Minettio", и довольно скоро еще и нонконформистскую телевизионную компанию SGC (Stefano Gurbiani Corporation), которая первой начала показывать пип-шоу и демонстрировать конвейерное ток-шоу под названием "Трах на ковре".
Итальянские элиты, Церковь, в конце концов, власти Италии, сопели от бешенства и хватались за самые различные методы, лишь бы укротить все эти начинания. Вот только руки у всех них были связаны. Гротескное Сан Стефано было суверенным государством, субъектом международного права, а попытки отключения электричества, наложения превентивной цензуры или хотя бы начисления налогов закончились рядом процессов в судах общей юрисдикции и в Страсбургском Трибунале, которые порномагнат в конце концов выиграл, завоевывая вдобавок представление как о бескомпромиссном бойце за свободу высказываний и права человека. Тем временем, благодаря скандалам, всегда являющимся наилучшей форой рекламы, станция SGC расширилась до нескольких десятков европейских и неевропейских каналов, расширяя, а как же, свои предложения программами, посвященными искусству, природе и политике.
Помимо того Гурбиани инвестировал в компьютерную и моторизационную отрасли, возводил гостиницы, строил шикарные трансатлантические лайнеры. Его частые романы давали пищу желтой прессе. После французской герцогини, которую он проиграл в карты победителю Уимблдона, недолгое время он появлялся с неким диктатором моды, якобы, "любящим ну совершенно иначе", потом предпочел "японский садик", в основе которого был женский смычковый квартет из Киото, для которого сам он был первым смычком. К тому же он постоянно снимал актрис. В перерывах между регулярными романами он засчитал в свою коллекцию двух лауреаток Оскара, трех – Сезара, одного лауреата Серебряного Медведя и половину Золотой Раковины (половинку, потому что в ходе любовных игр с русской трансвеститкой их застала врасплох дежурная по этажу). Как будто бы ему всего этого было мало, Гурбиани, которого католическая пресса называла антихристом, спонсировал всевозможные левацкие движения, художественные эксперименты, и довольно короткое время исполнял должность министра по информации в левоцентристском правительстве. Его пресс-конференции, в ходе которых министр ругался как сапожник, оскорблял авторитеты и безжалостно издевался над слабыми противниками, перешли в историю гадкого воспитания в качестве вершинных достижений эффективной манипуляции.
Только это я и узнал из брошюр и фильма, который Анджело запустил мне на видео. Я был потрясен. Материала было достаточно, чтобы возненавидеть собственную оболочку! Я пытался выявить в Гурбиани хоть что-нибудь от себя. Напрасно, помимо любопытства к окружающему миру ничто не соединяло меня с этим индивидуумом. Еще я пытался хоть что-нибудь узнать о последних приключениях медийного магната. Ведь его исчезновение так и оставалось тайной. В бульварной прессе много говорилось об угрозах, которые в течение длительного времени он получал от правой молодежи из организации "Прогнать Антихриста". Само исчезновение напоминало невероятную историю, который в мое время можно было выдумывать и рассказывать другим в долгие зимние вечера…
Festa d'Amore – предшествующие Купальской Ночи три дня безумия, спонсированного SGC на том же принципе, по которому проводили свои Дни парижская "Юманите" или польская "Трыбуна Люду", на первый взгляд нечто вроде летнего карнавала. Но только на первый взгляд, поскольку более всего они походили на глобальный шабаш, слет сил зла, манифестацию испорченности, триумф цивилизации наслаждения над культурой умеренности.
Наряду с фестивалем порно, визитной карточкой которого являются живые, копулирующие статуи на Пьяцца Гарибальди, со всего света в Розеттину прибывают всяческие артистические и эстетические извращенцы – здесь проводится Ярмарка Освобожденного Искусства, конгрессы и симпозиумы геев, лесбиянок, трансвеститов и содомитов. Но не только. Здесь же встречаются и обмениваются опытом представители различных сект. Анархисты избирают чемпионов Хаоса. Сатанисты назначают друг с другом свидания вслепую. Бешеные деньги делают торговцы наркотиками. А вход бесплатен для всех, разве что за исключением агентов Интерпола.
- И власти Розеттины все это терпят? – изумленно спрашивал я у Моники, осмотрев рекламную листовку праздника.
- А что они могут сделать? Кто может, отсылает на это время детей куда-нибудь подальше на каникулы. Духовенство запирается по церквам, моралисты просто не выходят на улицу.
- В фильме я видел, что главный парад на Виа Иллюминационе открывает сам мэр, передавая нимфам и фавнам из команды Гурбиани ключи от города. Как такое возможно?
- Бизнес, - разложила девушка руки. – За три дня феста город зарабатывает больше, чем на фармацевтическом производстве в течение года. Впрочем, поначалу все было не так жирно. Игрища, в гораздо меньшем масштабе, проводились в Сан Стефано. Но вот уже четыре года, после победы левых… О! Погляди сейчас, большой парад… Видишь себя в костюме Люцифера?
Я вздрогнул. Наяву я еще раз видел свой же сон.
Неужели я запомнил похищение Гурбиани? Разве ловушка выглядела именно так? И кто же ее поставил? Быть может, нападающие заманили магната в засаду, планируя убить его в Колодце Проклятых? Версия выглядела правдоподобной. Хотя мотивы и были мне неизвестны, сложно было сочувствовать жертве. Осознание того, что вот я, "Il Cane", тонкий художник, проницательный мыслитель и благородный человек, мог воплотиться в столь отвратительное чудище, пробуждала во мне неподдельный испуг.
Но не обману, когда добавлю, что меня возбуждало еще и природное любопытство.
О чем я тогда думал? Имелся ли у меня какой-либо план или хотя бы слабое представление о том, что придется мне делать в следующие дни? Наверное – нет. Я был словно потерпевший кораблекрушение на неизвестной, чуждой суше, к тому же полностью зависимый от моей медсестры и ее финансовых амбиций. Но без нее я бы просто погиб, скорее всего, в качестве "вторичного сырья". Но были ли у меня хоть какие-нибудь шансы с ней? Я посчитал, что, прежде чем что-либо предприму самостоятельно, необходимо вначале научиться пребыванию в этом мире. Научиться понимать его. Вопреки кажущемуся, это было сложнее, чем обслуживание аудио-видео аппаратуры (это, как раз, заняло у меня четверть часа). Или обучение базовой работе на компьютере… (час!). Программа Windows 2001 [13] продумана была таким образом, что с ней справился бы и безграмотный неандерталец. Гораздо труднее мне было понять перемену в нравах, в ментальности, перемену иерархии ценностей, а точнее, ее полнейшую анархизацию.
Я смотрел телевизор и никаким образом не мог понять, почему люди, имея в своем распоряжении столь чудесное изобретение, используют его так бездарно. Банальные сериалы о любовных перипетиях бразильцев, совершенно идентичные мордобои и автомобильные гонки, казалось, заполняли телеэкран без остатка. Гораздо худшими были беседы с людьми, которые без стеснения раскрывали самые тайные закоулки души. Впрочем, а разве хоть где-нибудь осталось место приватности: телекамеры вскальзывали в спальни предводителей крупных держав. Фотографы, которых называли папарацци, могли до смерти загнать политиков и людей искусства, совершенно не обращая внимания на то, а имеет ли хоть какое-то отношение к честной политике или искусству все то, что показывалось на первых страницах газет. Но самое паршивое, что из всей этой горячечной погони за сенсацией выглядывала пустота, отсутствие глубоких мыслей, каких-либо размышлений.
- Телевидение – это, прежде всего, жевательная резинка для глаз, - поясняла мне Моника.
Я мог бы с ней согласиться, если бы знал, что такое жевательная резинка.
