Боевой гимн - Форстчен Уильям Р. (книга жизни .TXT) 📗
Эндрю попытался разделить воодушевление Кэтлин. Еще на Земле Эмил настаивал на строжайшем соблюдении норм санитарии и внимательно следил за источниками воды, благодаря чему в 35-м Мэнском почти не было случаев заражения тифом. Если он найдет лекарство от тифа, это станет замечательным открытием, но сейчас Эндрю был настолько вымотан сенатскими слушаниями, что у него просто не было сил порадоваться за друга.
— Теперь ты говори,- лукаво улыбнулась Кэтлин.- Как правило, беседа ведется следующим образом: один спрашивает, а другой отвечает. Потом настает очередь второго собеседника задавать вопрос, а первого — давать на него ответ.
Эндрю в тысячный раз возблагодарил Господа за то, что ему досталась такая чудесная жена, которая продолжала любить его, несмотря на то что он месяцами отсутствовал, часто бывал напряжен и молчалив и постоянно задерживался на работе, иногда до рассвета.
— Извини меня, — вздохнул он. — Но эти чертовы дураки не видят дальше собственного носа.
Кэтлин укоризненно взглянула на него и выразительно кивнула в сторону закрытой двери на кухню, где сидели дети.
— Раз уж их папочка солдат, то пусть привыкают к ругани, — начал выкручиваться Эндрю.
— Он еще и университетский профессор, так что они не будут привыкать к ругани, — с нажимом произнесла Кэтлин.
— Ладно, ладно, — сдался Эндрю. — Извини.
— Рассказывай.
Да все из-за этого дирижабля. Некоторые сенаторы настаивают на полномасштабном расследовании. Они понимают, что ничего не могут сделать с Фергюсоном, потому что я уволил его из армии по состоянию здоровья, но Пэту с Готорном придется несладко.
— Что им грозит?
— Увольнение со службы в связи с растратой фондов. Отчасти вся эта каша заварилась из-за того, что Винсент является зятем президента, и оппозиция хочет подорвать авторитет Калина. Боже мой, Кэтлин, ведь речь идет о двух моих лучших офицерах! Их потеря нанесет колоссальный ущерб армии. Где мне взять хорошо обученных командиров? Я же не волшебник, чтобы вытаскивать их из шляпы. В последней войне мы лишились почти половины командного состава. У меня есть неплохие молодые парни, из которых вышли отличные полковники и бригадные генералы, но чтобы командовать корпусом, а тем более армией, надо учиться годами.
— Винсент ничему не учился.
— Он уникум, вроде генерала Шеридана. Это у него врожденное.
— Так что ты сказал Сенату?
— Я дал им понять, что, если они будут настаивать на увольнении Пэта и Винсента, я откажусь удовлетворить их требование.
— Ты не можешь так поступить, — покачала головой Кэтлин. — Вспомни, ты сам всегда говорил, что армия должна подчиняться гражданскому правительству. Я полностью одобряю то, что сделали эти два дурня, но они в самом деле не имели на это права.
— Да знаю я. Я не сказал прямо, что не выполню этот приказ. Но я заявил, что в этом случае мне не останется ничего другого, как подать в отставку.
— А они что?
О, тут началась такая буча! Почти каждый из сенаторов воевал, кое-кто из них служили в регулярных войсках на передовой. Они все за меня, но есть целая группа из бывших бояр и римских аристократов, которые увидели сейчас шанс захватить власть. Мы избавились от ига орды, и, по их мнению, пришла пора вернуться к правильному порядку вещей и восстановить их права. У них была власть. Они потеряли ее, но так и не смирились с тем фактом, что произошла настоящая революция.
— И что же будет дальше?
— Они хотели сегодня же создать сенатскую комиссию, которая провела бы расследование деятельности Пэта и Винсента. Слава богу, Марк уговорил их отложить это на несколько недель.
— Итак, ты рассчитываешь на то, что первый полет дирижабля докажет твою правоту.
Эндрю утвердительно кивнул, встал с кресла и подошел к полотну Рублева, висевшему над камином.
— Что самое интересное, если дирижабль не обнаружит на юге ничего подозрительного, наша песенка спета. Если же там что-то есть, «Партия Союза» завопит, что «Дом превыше всего» связывает военным руки и армия должна иметь больше свободы в выборе средств для решения своих задач. — Эндрю покачал головой. — В этом заключается весь парадокс. Если мы выигрываем, то оказываемся в проигрыше, и наоборот. Я чувствую, что мы что-то найдем на юге, и молю Бога, чтобы там ничего не было.
— А если там ничего нет?
— Тогда я подам в отставку. Возможно, это защитит Пэта, но я почти уверен, что Винсенту придется уйти из армии по политическим соображениям. Вся эта история сильно ударит по «Партии Союза» на следующих выборах, и, чтобы удержаться у власти, им придется еще больше сократить военный бюджет. Жаль, что с нами нет Ганса. Уж он-то сразу бы разнюхал о замысле Фергюсона и нашел бы какой-нибудь способ провернуть все так, чтобы никто ни о чем не узнал.
Кэтлин подошла к Эндрю, обняла его за талию и подняла глаза на картину.
У тебя слишком большой нос.
— Что? — удивился Эндрю.
— На этой картине. У тебя слишком большой нос и еще он нарисовал тебе широченные плечи, как у Пэта.
Эндрю расхохотался. Он всегда мечтал выглядеть более атлетичным, и хотя полотно Рублева приводило его в смущение, втайне Эндрю был доволен тем, что художник изобразил его настоящим былинным богатырем.
— Неудивительно, что Линкольн так постарел за четыре года, — проворчал он. — Мы сражались на войне где ставкой было существование всего нашего народа, а в Конгрессе и в Сенате находились люди, которые беспокоились только о своей собственной власти. Наши парни гибли десятками тысяч, а эти политиканы все подсчитывали свой рейтинг. Иногда я просто диву даюсь, как наша Республика вообще выжила.
— Я думаю, что Линкольн задавал себе этот вопрос каждый вечер, — отозвалась Кэтлин, положив голову ему на плечо.
Глава 4
В дверь постучали, и Ганс нервно вздрогнул. Напряжение отпустило его только после того, как раздались еще два условных стука.
— Входите.
Дверь открылась, в комнату вошли Кетсвана и Менда.
Ганс бросил взгляд на Алексея и Григория. Тревога на их лицах сменилась облегчением.
— Вы опоздали, — укоризненно произнес он.
— Карга с двумя своими подручными рыскали около моей плавильни. Я должен был оставаться рядом. Думал, у меня сердце разорвется, когда он остановился возле бункера и начал палкой ворошить уголь.
— Ты думаешь, он что-то подозревает? — выдохнул Григории.
— Да нет, но я боялся, что один из моих людей совершит какую-нибудь глупость. Хуже того, парни в тоннеле могли бы услышать его постукивания и подумать, что это мы даем им сигнал. Ты ведь помнишь, три быстрых стука означают, что путь свободен и можно выносить землю наружу. Я каждую секунду ожидал того, что они поднимут крышку люка.
— Сегодня же ночью мы изменим систему сигналов, — заявил Ганс.
Григорий согласно кивнул.
— У тебя есть еще новости, Кетсвана?
— Боюсь, у нас возникла еще одна проблема. К моей бригаде сегодня приписали нового пудлинговщика. Он мне не нравится. Я поспрашивал ребят, но этого парня никто не знает. Мне он сказал, что был литейщиком в одном из чинских городов до того, как пришли бантаги.
— Так почему же его с самого начала не отправили на нашу фабрику? — спросил Ганс.
— Вот и я о том же. Он знает, как надо пудлинговать, но вместе с тем как бы не совсем уверен в том, что и как он делает, если ты понимаешь, что я имею в виду. Это, в общем-то, тонкости, но мне кажется, что ему кто-то наспех показал, как выполнять эту работу, и послал сюда.
— Что-нибудь еще?
— Один из моих ребят сказал мне, что через пару часов наш новичок начал болтать. Сначала это был обычный треп про то, какие ублюдки эти бантаги, потом он задал естественные вопросы про еду и бытовые условия, но вскоре речь зашла о другом. Он провозгласил, что готов пойти на все, чтобы выбраться отсюда.
— Каждый мог бы такое сказать,- перебил его Ганс, — в этих словах нет ничего удивительного. Ты можешь рассказать подробнее?
