Боги не дремлют - Шхиян Сергей (онлайн книги бесплатно полные .txt) 📗
– Вот уж не думала, что ты такой трус! – насмешливо сказала она. – Ну, всего по одному бокалу?! Мне кажется вино очень старое и выдержанное.
– Я пас, – твердо сказал я, – и тебе не советую.
Сделал я это зря, но понял только тогда, когда она решительно встала и принесла бутылку из сундука. Выглядела она действительно соблазнительно, «благородной» формы, пыльная, с залитым красным сургучом горлышком. Настоящий раритет. Матильда соскоблила ножом сургуч и запнулась на пробке. Штопора у нас не было, а вдавить ее внутрь она не догадалась.
– Не хочешь, не пей, а я ничего не боюсь! Потом будешь мне завидовать. Ну, что ты на меня смотришь? Вытащи пробку!
Я понял, что чем упорнее стану ее отговаривать, тем больше она будет упрямиться, равнодушно пожал плечами и выбил пробку.
– Ради Бога, делай что хочешь. Ты взрослая и сама вправе за себя решать.
Кажется, это немного подействовало, во всяком случае, Матильда пригубила из кубка самую малость, и, настояв на своем, успокоилась. Я быстро доел хлеб с маслом и пошел топить баню.
Здесь, как и везде в усадьбе, все было благоустроено. Даже печь уже набита дровами, Мне осталось только разжечь огонь. Единственно чего не доставало это растопки. Я нащипал лучин, а вместо бересты решил воспользоваться страничками из рукописи Пузырева, которую приспособил для «хозяйственных» целей.
Пока дрова разгорались, я осмотрел саму баню. Ничего опасного или просто подозрительного тут тоже не оказалось. Обычная хорошая баня, с запасом всего самого необходимого, от веников до сушеных ароматных трав. Не знаю почему, но именно это меня начало, что называется, напрягать. Слишком все здесь было хорошо и спокойно для места с дурной славой.
Печь быстро разгорелась, я принес из поленницы еще охапку дров и остался в предбаннике, подкинуть новую порцию топлива. Сидел на скамье, наблюдал за огнем и пытался понять, что здесь не так. Если исключить мистику, которой пока и не пахло, все вроде было обыденно и спокойно. Оставалось ждать ночи, когда темные силы начинают свои черные дела. Пока же от нечего делать, я вытащил из кармана пачку листков с каракулями Пузырева, открыл для света дверь и попытался разобраться, о чем он все-таки писал.
Зная покойного автора, максимум, на что можно было рассчитывать, это на примитивные сентенции, типа, «лучше быть здоровым и богатым, чем бедным и больным».
Я уже один раз пробовал разобраться с его писанием, когда мы только вскрыли ларец с рукописями, но это делал в темноте при свечах, когда и печатный текст сложно прочитать, не то, что неразборчивые каракули, написанные гусиным пером на обрывках дешевой бумаги.
Даже теперь, при хорошем освещении, удавалось с трудом разбирать большинство слов. Однако, промучившись с первой попавшейся страницей, и все-таки прочитав текст, я оказался несколько обескуражен. То, что писал Пузырев, никак нельзя было назвать ни легким чтением, ни тем более сентенциями. Мало того, почти ничего я просто не понял. Пришлось искать начало рукописи. Увы, его не оказалось. Наверное, первые страницы уже были «использованы», нами не по назначению. Тогда я стал читать то, что осталось.
На пятой разобранной странице, я понял, что законченный идиот не Пузырев, а я, и шапка-то оказалась явно не по Сеньке. Виктор Абрамович, мой заблудившийся в прошлом современник, по моей оценке, жлоб, жмот, мелкий тиран и убогая личность, математически описывал теорию множественности миров. Даже то, что я при своем математическом невежестве смог понять, никак не говорило о его дилетантизме.
– Ты куда пропал? – спросила Матильда, заглядывая ко мне в открытую дверь.
– Читаю трактат твоего мужа, – ответил я, досадуя на собственную самоуверенность и легкомыслие. – Оказывается, он и правда ученый.
– Да, конечно, я же тебе говорила. Виктор все свободное время занимался чем-то умственным. Его многие уважали, тот же Федор Васильевич Ростопчин. К нему даже из Европы приезжали какие-то ученые.
– Ты это серьезно? – спросил я, окончательно переставая себя уважать.
– Да, только все больше немцы. Мне они, правда, не нравились, какие-то странные и совсем не светские.
– Фамилии не помнишь?
Матильда задумалась, потом отрицательно покачала головой.
– Не помню. Виктор меня с некоторыми знакомили о них рассказывал, но мне было не интересно, и я не запомнила.
– Жаль.
– А зачем тебе это знать?
– Попытался бы выяснить, в каких он областях науки работал, – объяснил я.
Матильда явно не поняв о чем, я говорю, вздохнула:
– Бедный Виктор, он иногда был таким нудным. Мне так его жаль. А ты такого немца Гегеля не знаешь?
– Слышал. Так что, к нему сам Гегель приезжал?!
– Нет, они только переписывались. Виктор его очень уважал, говорил, что он чего-то там такое придумал научное. Извини, я подробности забыла.
– А с Иммануилом Кантом он случайно не переписывался? – с завистливой тоской спросил я.
– Да, точно, переписывался, он мне о нем говорил, только тогда мы еще не были женаты, этот Кант, кажется, уже умер?
– Понятно, – уныло протянул я.
Ведь надо же, придурок Пузырев с Кантом и Гегелем переписывался, создал теории, в которых я не могу разобраться, а я в это время только махал саблей и соблазнял встречных красоток! Прекрасная миссия летучего полового разбойника! Нет, пора и мне браться за ум, – без особого, впрочем, энтузиазма, подумал я. Найду жену, заживу оседло, засяду в кабинете и изобрету что-нибудь этакое. Например, телескоп или телевизор. Попаду во все энциклопедии, как Леонардо да Винчи. Я даже представил себе статью о себе в энциклопедии.
«Крылов А. Г. выдающийся ученый-футуролог, за сто десять лет до изобретения лучевой трубки с гениальной прозорливостью описал принцип действия телевизора. Крупный мыслитель, он на полтора столетия опередил свое время, предвидя появление автоматических стиральных машин и сотовых телефонов».
Мечты, мечты!
– Скоро баня натопится? – спросила Матильда, теряя к разговору о непонятных немцах всякий интерес. – Я хочу помыться и переодеться в свое платье.
– Часа через два можно будет мыться, может быть, чуть раньше, – возвращаясь из высоких сфер в банальный предбанник, ответил я.
– Я не могу ждать столько времени, переоденусь сейчас! – капризно, как-то не так, как обычно, совсем не в своей манере, сообщила она.
Я отвлекся от великих философов, непонятного и не понятого Пузырева, своего блистательного предначертания стать гением всех времен, а возможно и народов, вернулся на грешную землю и внимательно посмотрел на француженку, Матильда выглядела не в себе и почему-то смотрела не на меня, а на стену, завешанную пучками сухой травы. Я проследил ее взгляд, но ничего интересного кроме сушеного зверобоя и березового веника на том месте, куда она так пристально смотрела, не увидел.
– Переоденься, если хочешь, только куда тебе спешить, мы гостей не ждем, – попытался я перевести разговор в другое русло.
– Нет, нет, я ждать не могу и не хочу! – испугано воскликнула она. – Он может плохо обо мне подумать! Какой стыд ходить в мужской одежде!
– Кто он? – не понял я.
Матильда удивленно на меня посмотрела и кивнула на стену:
– Этот человек. Ты зря меня ревнуешь, вы с ним совсем разные. Ты ведь так просто, а он, он такой необыкновенный!
Слышать такую сравнительную характеристику было не очень лестно, но против правды не попрешь! Я, понятное дело, не шел ни в какое сравнение с облюбованным ей веником. Однако шутки шутками, но выглядела француженка очень встревоженной и виноватой.
– Боюсь, что мы и правда не похожи, – согласился я, пытаясь понять, что, происходит и отчего у нее сносит крышу. – Ты знаешь, я почему-то его совсем плохо вижу, опиши, пожалуйста, какой он.
– Странно, он же вот, рядом, – удивленно сказала Матильда, зачарованно любуясь веником, – ты сам можешь на него посмотреть!
– Извини, но у меня началась куриная слепота, я не то, что его, тебя почти не вижу, – объяснил я, вглядываясь в ее лицо.
