Вторая жизнь Арсения Коренева книга третья (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

— Я всё равно не верю! Как это может быть⁈

Она посмотрела на меня влажными коровьими глазами,

— Завтра… Хотя завтра воскресенье. В понедельник съездите на обследование, — посоветовал я. — Если будут спрашивать, как так получилось, что опухоль пропала, говорите, что вы не специалист, им, докторам, должно быть виднее.

Я первым вышел из комнаты в зал, и на меня тут же устремились две пары глаз, в которых читался невысказанный вопрос. Я улыбнулся:

— Всё прошло успешно, Анастасия Викторовна здорова.

Несколько мгновений стояла буквально гробовая тишина, а затем Ермин голосом, в котором проскальзывала лёгкая дрожь, спросил:

— Вы в этом уверены?

— Более чем… Да вы у Анастасии Викторовны поинтересуйтесь, как она себя чувствует.

Та как раз вышла в зал следом за мной, и одарила присутствующих счастливой улыбкой.

— Лёва, поверь, я так прекрасно себя не чувствовала целую вечность.

— Но в понедельник, Константин Сергеевич, свозите супруг на обследование, — добавил я. — Опять же, просил Анастасию Викторовну, и вас попрошу — обо мне распространяться не нужно. Опухоль чудесным образом рассосалась, а как именно — вы об этом ни сном, ни духом. Просто вдруг больная почувствовала резкое улучшение самочувствия, и вы решили на всякий случай провериться… Кстати, а можно ещё чайку с печенюшками?

У кузины Ермина мы засиделись допоздна. Давненько не пил я столько чая, живот надулся и стал тугим, будто мячик. Три раза я в туалет по малой нужде бегал. Ещё и щей наваристых отведал, не смог отказаться, когда Анастасия стала кормить мужа и Льва Борисовича, а заодно и мне предложила. Под щи выпили по рюмке «Столичной». Как сказал Константин Сергеевич, из какого-то спецпайка. Я не большой специалист в горячительных напитках, но московская «Столичная» мне показалась на порядок вкуснее, если можно так выразиться, той, которую продают в пензенских вино-водочных магазинах.

За щами и бесконечным чаем (печенье с конфетами так и не кончились, в отличие от пряников) говорили и говорили. Конечно, немало вопросов было адресовано и в мою сторону, пришлось рассказать, какой медвуз заканчивал, где проходил интернатуру, по ходу дела поделился с Ерминым проблемами села, о которых знал теперь не понаслышке. Само собой, интересовались

Мне чем дальше, тем больше хотелось спать и, когда я в очередной раз не смог сдержать широкого зевка, пусть даже прикрыв рот ладонью, Ермин, выразительно посмотрев на часы, решительно заявил:

— О-о, а уже почти одиннадцать! Так, ладно, спасибо за хлеб-соль, но, однако, пора нам и в номера возвращаться. Завтра с утра снова придётся на ВДНХ ехать.

— И мне? — спросил я.

Лев Борисович улыбнулся:

— Ну, вы-то заработали себе нормальный отдых, так что отсыпайтесь.

В гостиницу мы вернулись на такси, которое по телефону вызвал Константин Сергеевич. Соседи уже видели седьмой сон. Не включая свет, и даже не приняв душ, только скинув с себя одежду, я с наслаждением рухнул в постель и почти моментально провалился в глубокий сон.

Мы все уезжали той же «Сурой» в воскресенье вечером, и потому практически целый день был в моём распоряжении. Я продрых почти до 9 утра, к тому времени мои соседи успели снова свалить на ВДНХ, им там сегодня до обеда торчать. Прислушался к себе… Самочувствие в норме, а то вчера, приступая к исцелению, думал, что снова, чего доброго, в обморок грохнусь, как было с питерским авторитетом. Растёт мой скилл, как говорила молодёжь из моего будущего. И это не могло не радовать. Становлюсь суперменом!

Приняв наконец душ, спустился в ресторан, спокойно, чуть ли не в одиночестве, позавтракал, вернулся в номер. Оделся и отправился в чуть морозную и солнечную Москву. Мой путь лежал к Ларину, который, надеюсь, в воскресенье сидит дома. Настало время сделать ему предложение стать моим научным руководителем при написании кандидатской.

Добрался на такси, мог себе позволить. Мне повезло, Герман Анатольевич был дома. Открыв дверь, расплылся в удивлённой улыбке:

— Арсений? Какими судьбами?

Пришлось рассказывать про ВДНХ, где я якобы проходил в качестве врача при пензенской делегации. О настоящей цели визита в Москву умолчал. Всё-таки о ДАРе Ларин ничего не знает, а врать, будто иглами излечил за один сеанс онкологию, мне показалось глупым. Зато под чай с пряниками (вспомнились нагло съеденные пряники у Крупских) рассказал про кабинет иглорефлексотерапии, и что практикую я там с одобрения областного отдела здравоохранения.

— А как результаты? — живо поинтересовался Герман Анатольевич.

— Прекрасные! От пациентов нет отбоя. И я тут между делом подумал, не написать ли мне кандидатскую на эту тему?

— Кандидатскую? — приподнял кустистые брови профессор.

— Её, родимую, — кивнул я. — Писать планирую не спеша, кто же мне, вчерашнему интерну, позволит вылезти с диссертацией… Посчитают за наглость. Буду собирать материал, доказательную базу, а через год-другой можно и на защиту сподобиться.

— Зрело мыслите, не по годам, — улыбнулся краешком губ Ларин. — Пожалуй, я приму ваше предложение. Но только в том случае, если диссертация окажется достойной и будет иметь, как вы верно сказали, серьёзную доказательную базу.

У меня, честно говоря, камень с души упал. Не то что я так уж сомневался, что профессор даст согласие стать моим научным руководителем… Ну кого я обманываю, конечно, опасался, нельзя ни в чём быть уверенным на 100%. Но, тем не менее, когда я своими ушами услышал положительный ответ, на душе стало легко и тепло.

Посидели ещё немного, после чего я решил, что пора и честь знать. Мало ли какие у Германа Анатольевича планы на выходной, и он, может, просто стесняется мне сказать, что ему куда-то нужно идти.

По пути на Арбате попался комиссионный магазин. Зашёл из интереса, поглядел на отечественные и импортные вещички, прикинув, стоит ли что-нибудь из этого прикупить. Вот финский двухкамерный холодильник «Rosenlew» за 1500 рэ, ставший мемом после фильма «Кавказская пленница», я бы, пожалуй, прикупил. Тем более внешний вид внушало доверие, ни одной вмятины или царапины. Внутри тоже всё выглядело идеально. По идее такие вещи нужно проверять в деле, а то вдруг там мотор шумит как погремушка, или плохо морозит. Но пока мне это ни к чему, не на горбу же его в Пензу тащить. Это нужно искать попутный грузовик или вообще нанимать в оба конца. Влетит в копеечку. Не сказать, что денег жалко, но тратить почти двойную сумму… Вот появится у меня квартира в Москве, тогда можно будет и холодильники в неё завозить.

На одной из полок под витринным стеклом лежали несколько наручных часов. Из советских «Полёт», «Ракета» и «Слава» в золотом корпусе. Были тут японские «Orient» и кварцевые «Seiko» с жидкокристаллическим экраном. Причём максимальная цена на часы стояла в 250 рублей. Как пояснил продавец, чем-то неуловимо смахивающий на актёра Андрея Миронова (кстати, по интересному совпадению сыгравшего продавца как раз «комиссионки» в фильме «Берегись автомобиля»), выше по закону цену ставить нельзя. Потому по-настоящему дорогие часы сюда не приносят.

Заметив на моём лице тень лёгкого разочарования, мужчина поинтересовался:

— А вы хотели бы предложить что-то дорогое?

— Да есть кое-что, — чуть помявшись, сказал я и уточнил. — Часы швейцарские.

— Да? А что за модель?

— «Ролекс».

Сказал я это так, словно бы у меня этих «ролексов» целый ящик на антресолях. К чести продавца, он тоже сыграл сдержанность.

— Хм, интересно… Настоящие?

— Обижаете, — совершенно естественно оскорбился я. — С руки видного деятеля Республики Конго, были подарены за то, что я спас ему жизнь.

— Это при каких же обстоятельствах? — вскинул брови собеседник.

— Долго рассказывать, — махнул я рукой. — Но не думаю, что такой человек, которого принимала в Кремле, носит на руке подделку.

Тут уже продавец заинтересовался по-настоящему.

— А они у вас случайно не с собой?

— Увы, с собой я такие вещи не ношу, опасно, знаете ли.