Полудержавный властелин (СИ) - Соболев Николай Алексеевич (книги без сокращений .txt, .fb2) 📗
— Ты знаешь, что я вивлиофику собираю…
— То так, — недоуменно кивнул собеседник.
— Хочу ее подальше от Москвы перевезти, в Калязин, там каменные палаты построю.
Исидор опять кивнул, соображая, при чем тут он. Но книги, книги — их ему явно тут не хватало, — манили и блазнили.
— Книг у меня много, больше тысячи, и будет еще больше, — понемногу подводил я. — Да только смотреть за ними некому.
«Я! Я!» — чуть было не заголосил Исидор, судя по тому, как он дернулся в мою сторону. Еще бы, где Чердынь и где библиотека.
— Возьмешься? Жить будешь под надзором, на большее я епископов уговорить не смог.
— Да!
— Ну вот и договорились. Как палаты там достроят, сразу и поедешь, с книжным обозом.
Калязин городок небольшой, надзирать за арестантом там всяко будет проще, а не использовать такой редкий ресурс, как широко образованный грек, знающий многие языки, никак не простительно. И сидеть он будет там вдали от глаз Ионы, Авраамия и прочих, так что церковный вопрос можно на некоторое время с повестки снять.
И взяться за давно назревшее — налоговую и земельную перепись. Школа Андрониковская уже несколько выпусков сделала, люди есть, начнем с дальних уездов, понемногу и до ближних дойдем, а тем временем новые выпускники появятся. Подозреваю, правда, что народ взропщет, а бояре да дети боярские возмутятся, потому как на основании полученных данных я намерен перекроить всю административную и, главное, налоговую систему. Как они тут без кадастра и личных учетов ухитряются государством рулить, я до сих пор не понимаю. Видимо, прав был Миних, говоривший что Россия управляется непосредственно богом, иначе невозможно представить, как это государство до сих пор существует.
Глава 13. Книга Судного дня
Дело к переписи и кадастру я повернул еще год назад, когда первые выпускники школы малость пообтесались в дьяческих делах. Ну в самом деле, не отдавать же такое мероприятие на откуп боярам? А княжеские дьяки — самое то. Для начала отправил их в мои волости вокруг Москвы, руку набить и методику отработать, и даже сам с ними ездил, но так, не особо афишируя присутствие. Дело-то серьезное, а свой глазок— смотрок, помогу хотя бы в самом начале очевидных мне, но неочевидных местным ошибок избежать.
Самый первый выезд наметили в Лучинское, к Елаге, причем я и несколько сопровождающих приехали затемно и заночевали прямо в доме у ключника. Не стали занимать усадьбу и устраивать парадную встречу, пусть все думают, что мы просто княжеские люди, а кто, куда, зачем — не ваше поселянское дело.
А с утра приехал дьяк, из недавних выпускников школы.
И началось!
Мы-то предполагали, что всего делов на час-другой — есть волостель или ключник, есть старосты, собрать их вместе, дьяк зачитает опросный лист да запишет ответы. Ага, разбежались. Как только по народцу прошелестело, что дьяк переписывает землю, так все на площадь и поднаперли, побросав зимние труды.
И началось — а кто, а что считают, а чего хотят, а зачем…
— А это Елага воду мутит, оброк хочет больше!
— Хрена там, это все Парфешка, бляжий сын, наябедничал!
— Верно говорю, Максатиха навела! У моей коровенки от нее глаз дергается!
Ну и тому подобная бытовая потребень. В том числе, кто кому когда межу запахал, полвоза сена должен, и все прочие застарелые счета и обидки. Зима, понимаете ли, больших работ нет, кино не привезли — чем еще развлечься? Вот и хлопочут.
— А твоя коза огород потравила!
— Ты бы за своими курями смотрел!
— Ах, курями! Честной народ, смотрите — курей моих крал, на хорьков кивал, а сам перья закапывал!
— Максатиха, вот те крест, порчу навела!
Ну и так далее, слово за слово. Сперва пихались да за грудки хватались, потом в бороды вцепились:
— Да ты… дать бы тебе в лоб!
Вот в аккурат после этих слов и подтвердилась драка. Бабы заверещали, тулупы в снег полетели — эх, раззуздись, плечо, размахнись, рука! А площадь маленькая, народу набилось человек полста, драться неспособно.
Махались, конечно, от чистого сердца.
Пока мы подхватились, пока из ключникова дома на площадь выскочили, там уже колья из оград дергать начали. Тут бы из револьвера вверх пальнуть, да нет револьверов еще. Даже пистоля с кремниевым замком и то нет, не из пищали же палить…
— Стой! Стой — да только потеха уже в полный рост пошла, хрен остановишь.
Пришлось прямо как городовым — ножнами лупить, хорошо еще послужильцы, коих Елага послал, добежали. Растащили, снегом расквашенные носы вытерли, отдышались и тут же, не отходя от кассы, выпороли пятерых, кто за колья схватился. Пока возились, собрались и мужики из дальних починков, кто к началу веселья не успел.
Один из них, стоя в санях, обозрел толпу посредь села и пихнул напарника в бок:
— Гля-ко, Урюпа, да это никак Вереша объявился?
— Где? — приставил ладонь к бровям его сосед.
— Да вон, средь воев! — ткнул рукой первый.
— Не, Танай, кто ж его в вои возьмет, — засмеялся Урюпа, — смерд, к тому ж сирота!
— Да не вой, писец, с пером за ухом! Не видишь, чтоль?
— Писец? Вроде похож… — удивленно протянул наконец-то разглядевший гостя.
— Точно тебе говорю — он! Родинка у него на правой щеке, вишь?
— Итить, может, и Вереша…
И двое мужиков, примотав лошаденку вожжами к забору, двинулись в гущу собравшихся, влезли в самую сутолоку зипунов и тулупов, раздвинули их локтями и, наконец, добрались до высокого парня в дьяческом колпаке и распахнутой шубейке.
— Верешка, ты ли это? — панибратски хлопнул его по спине Танай.
От толчка качнулась висевшая на груди парня, наподобие креста, медная чернильница, а сам он обернулся.
— Точно Вереша! — обрадовался Урюпа. — Важный стал!
— А ну, руки от княжьего дьяка! — шумнул на мужиков старший из воев.
— Дьяка? — оторопели оба. — Да как же…
— А вот так, — неожиданно и широко улыбнулся Вереша. — Как вы меня выперли, я в монастырь подался, а оттуда в Спас-Андроник на учение наладили.
— Их ты…
Рутина переписи двинулась дальше — прямо во дворе на козлы положили доски, сделав подобие стола и пошел опрос. Каждый подходил к Вереше, дувшему на озябшие руки, отвечал, а дьяк ставил хитрые закорючки на бумаге. Тут и я подъехал — к началу не совался, драку без меня разнимали, — посмотреть, как дела идут. Вроде все по накатанной, надо только жаровни какие придумать, чтобы дьяки не померзли. Или в избе какой все делать, но тогда свечей не напасешься, у нас и так с этой переписью запасы бумаги как в прорву уходят. Да и толкотни в избе не избежать. Нет, лучше с жаровнями.
Под самый конец опроса я подошел к столу, глянуть на листы — Вереша заполнял их ровными буквами «московской скорописи» и арабскими цифрами.
— Все ли в порядке, дьяк?
— Все ладно, княже, хоть и первый раз, — отложил перо и энергично потер ладони Вереша.
— Молодец, хвалю!
— Благодарствую, княже! — он даже привстал, чтобы поклониться.
Из-за угла, выпучив глаза, на нас смотрели Урюпа и Танай — надо же, бывший сирота с самим великим князем запросто разговаривает! Стоило мне отойти к свите, как эти двое бочком-бочком подобрались к дьяку и скинули шапки:
— Вот, Вереша, не побрезгуй нашим гостинчиком, бабы в дорогу собрали, — насунул ему узелок Танай.
— Не стоит, — резковато ответил дьяк, занятый складыванием бумаг в кожаную сумку.
— Уж прости нас, Вереш, мы же не по злобе, сам знаешь, лишний рот, — пустился в объяснения Урюпа, — а тут яички каленые, полкуренка, толоконца мешочек…
— Поспособствуй родне да землякам, чтобы лишнего не приписали, — просительно заглядывая в глаза добавил Танай. — А то, бают…
— Чушь бают, — отрезал Вереша, — а я крест целовал справлять все по уставной грамоте и по совести, что есть, то запишу, а за лишнее меня и наказать могут.
— Вот и хорошо, вот и славно, дай Бог тебе здоровья, — бормоча под нос извинения, парочка исчезла за углом.
