Свободная территория России (СИ) - Богданов Александр Алексеевич (серии книг читать онлайн бесплатно полностью .txt) 📗
Глава 16
O схороне с оружием Пилипенко рассказал своему земляку из Винницы, такому же бандеровцу, как и он, тоже осужденным на 25 лет каторжных работ. После отбоя, лежа на нарах голова к голове, он прошептал корешу в ухо об увиденном. «Давно зачекалися,» ответил тот с сильной надеждой. «Скоріше б,» и повернувшись на бок тут же уснул. В бригаде вообще мало разговаривали и от усталости не интересовались друг другом. Немногие получали письма, а посылки — никто. Глядя на других заключенных, Пилипенко считал, что ему повезло, он попал не на самую тяжелую работу и не опустился на лагерное дно. Отдыха никогда не хватало. Забывались тяжелым, каменным сном и, казалось, только закрывали глаза как наступало утро и зычный голос дневального орал, «Подъем!» Вскакивали и выбегали из бараков, получая пинки и тумаки от вохровцев, поджидающих работяг на крыльце. В столовой, длинном и смрадном помещении с закопченным потолком, выстояв очередь, они получали хлебную пайку, вываливали себе в рот через борт алюминиевой миски черпак каши без масла (ложек на всех не хватало) и съедали с костями кусок селедки. Выстояв развод, они строем шли на место работы. По дороге узники не должны были нарушать порядок и приближаться к конвоирам ближе, чем на десять метров. Месторождение, к которому они были прикреплены, разрабатывалось подземным способом. Грунт насыпали в тачки и вывозили наверх. Потолок в золотом забое был высотой около полутора метров, касок заключенным не выдавали и только ватные шапки на их головах могли смягчить удары о камни, торчавшие из кровли. Рабочий день в светлое время продолжался 12 часов и потом под нетемнеющим, белесым арктическим небом колонны рабов, понурившись и спотыкаясь, возвращались в лагерь. Им было не до пейзажей или красот колымского лета: ни загадочные горные хребты, вздымавшиеся на горизонте, ни безмолвные, сказочные долины, заросшие тальниками и ольхой, ни быстрые речки, полные плотвы и окуней, не привлекали их внимания. Каторжный труд, побои начальства, полуголодное существование — вот, что ждало их впереди. Они озверели. У них отобрали все. Они были готовы восстать.
«Гнев народа закипает и массы готовы выступить по малейшему знаку,» писал Глебов в своей шифровке. «В наши планы в целях конспирации, и то лишь частично, посвящены командиры боевых пятерок. Одна пятерка на сто заключенных. По сигналу каждая пятерка следует к своему схорону, вооружается и раздает винтовки народу. После этого присоединение к восставшим станет личным делом каждого лагерника. Возможное сопротивление блатных пресекать беспощадно вплоть до расстрела на месте. Не исключается необходимость изолирования их в ШИЗО, чтобы не мешали. Немедленно после захвата лагеря штаб восстания вводит строгую дисциплину. Никаких изнасилований и грабежей. Продовольствие на складе поступает под контроль штаба. Столовая продолжает работу и снабжает восставших ежедневным трехразовым питанием. Посредством радиосвязи обмениваемся информацией о происходящем с нашими братьями в соседних лагпунктах. Координируем действия и объединяем наши отряды для освобождения Колымского края и его столицы. От вас, как от моего заместителя, требуется установление и поддержание связи с воркутинцами и карагандинцами. Мы заодно делаем общее дело — бьем коммунистов! Наши лучшие кадры — это бывшие военнослужащие Cоветской армии. Они брали Берлин, они рвутся в бой! Серьезного сопротивления со стороны лагерной охраны не предвижу. Эти трусы и гиены геройствуют лишь против безоружных доходяг. Увидев наши отряды, они рассеются и сдадутся.» Несмотря на поздний час Сергей не включал лампочку. Под потолком собралось облачко табачного дыма, оно висело над тумбочкой и двумя кроватями; на одной из них сидел он. Стояли безветренные белые ночи, холодное небо сумеречно светилось и подойдя к окну Сергей в тусклом свете еще раз перечитал сообщение, прежде чем сжечь его в пепельнице. В кабинке было тепло и тихо. Веретенников пропадал у своей знакомой из финансовой части и ожидался только к утру. В ответной депеше Сергей начертал, что он готов принять на себя любые задания командования, но через неделю приезжает его жена и он должен встретить ее в морском порту в Магадане. Он не сомневается, что по прибытии Маша выполнит важную роль в борьбе с тиранией. Он надеется, что до начала решительных действий у него достаточно времени, чтобы подготовить вновь прибывшую к выполнению ее обязанностей.
Корабль был маленький, ему нашлось место лишь в конце причала рядом с американским сухогрузом, береговые матросы сноровисто привязали его к кнехтам и по сходням Маша сошла на берег. С тихим плеском волны разбивались о деревянную пристань, заглушая крики чаек. Над бухтой Золотой Рог сияло голубое небо и плыли облачка. Россыпи ветхих деревянных домишек покрывали облысевшие сопки и сбегали к старой набережной, где вдоль кромки залива тянулась пустая дорога и стояли многоэтажные добротные кирпичные здания, уцелевшие от дореволюционных времен. Из окна рубки желтолицый, узкоглазый капитан в конической соломенной шляпе равнодушно смотрел пассажирке вслед. С маленьким дорожным чемоданчиком она направлялась в дебри извилистых улочек портового города. Капитан знал эту игру назубок. К концу дня на борт его корабля ступит другая женщина, очень похожая на первую, под тем же именем и с теми же документами и до прибытия в Йокогаму будет выполнять те же обязанности буфетчицы, как и сейчас сошедшая. Каждый раз по возвращении в Японию ему щедро платили и переправка таких пассажиров стала его обычной статьей дохода, наряду с грузом сельскохозяйственных удобрений, который он сегодня доставил во Владивосток. Одетая в неброское коричневое пальто, скромную велюровую шляпку и черные баретки, Маша медленно шла по грязной дороге к наспех сколоченной будке пограничного контроля. Там ярко горел свет и у окошка сидел насупившийся молчун в зеленой форме лейтенанта пограничных войск. Маша предъявила паспорт и визу на имя гражданки ГДР Хельги Бауэр и после коротких формальностей ей было позволено пройти через калитку. Она оказалась на длинной асфальтированной улице, образованной с обеих сторон глухими заборами, за которыми кипела портовая жизнь. Оттуда доносились энергичные восклицания рабочих, грохот лебедок, натужное рычанье грузовиков и гудки маневрового паровоза. После недолгого ожидания подошел городской автобус и Маша отправилась в центр. Час был неурочный и мест в салоне всем хватало; усевшись у окна, Маша разглядывала разношерстных попутчиков; за год проживания в Западной Германии она отвыкла от бедности. Лица пассажиров были напряжены, каждый был сам в себе, в руках они держали кошелки или авоськи на случай неожиданной распродажи. Тем не менее, ей показалось, что встретившиеся ей люди, даже обремененные житейскими тревогами, были здоровы, сыты и опрятны. Народная мудрость и смекалка помогали им приспособиться даже к социализму. Наметанный Машин глаз заметил «хвост» — рыжую, со сжатым ртом и прищуренными глазами женщину лет тридцати — одетую, как и большинство, в синий пиджак и черную мятую юбку, из-под которой высовывались кирзовые сапоги. С напускным безразличием она заняла место на скамье слева. Маша не расстроилась и не испугалась; cлежка ожидалась и входила в план игры. Искусство заключалось не в том, чтобы отделаться от «хвоста», но убедить агента, что ведомая всегда находилась перед ее глазами и о никакой подмене и речи не могло быть. Маша вышла на набережной, «хвост» последовал за ней. В дополнение к «хвосту» Маша заметила серую Победу, которая все время кралась за их автобусом по пятам, а сейчас круто объехав его, устремилась вдаль. Кузов машины был покрыт засохшей грязью, двигатель тарахтел и выхлопная труба густо чадила. Двое черноволосых мужчин сидели в ней. Победа свернула в первый попавшийся переулок и пропала из виду. Улица опустела, за исключением нескольких тяжело груженных самосвалов, тянувшихся друг за другом. Маша первый раз в жизни попавшая в знаменитый Владивосток с интересом осматривалась. День был солнечный и ветреный. На правительственных зданиях развевались красные флаги, трепыхались плакаты и лозунги, по неровной изрытой мостовой летел мусор и океанские волны с шумом разбивались о гранитные глыбы. В бухте стояли на якорях корабли военно-морского флота. Ей было видно, что на ближайшем из них краснозвездные матросы драили палубу и красили щит носового орудия, в то время как на берегу их жены, сестры, матери и невесты осматривали каждый магазин на набережной, рыская в поисках съестного и импортного ассортимента. Вдоль бухты вытянулся ряд кирпичных зданий, в первых этажах которых разместились всевозможные магазины. Толпы народу, как пчелы, клубились в их тесных и душных пределах, надеясь на удачу, но выбор был всегда скуден и ограничен, а стὁящих товаров еще меньше. Но иногда что-то «выбрасывали». Рядом в переулке продавцы сгрузили прямо на тротуар большую деревянную бочку до краев наполненную соленой горбушей. Моментально образовалась очередь озабоченных, мрачных женщин. Соблюдая неписанный этикет, каждая из них стоически, молча и терпеливо ждала своего шанса приобрести тушку рыбы и вечером накормить свою семью. Присев на лавочку, Маша исподволь наблюдала, как через короткое время горбуша была распродана и опоздавшие покупательницы заглядывали внутрь бочки, грустно взирая на ее пустое и липкое дно. Маша была рада, что находится временно в этой стране и чувствовала сострадание к ее обитателям. Между тем Кравцова была здесь по долгу сердца и выполняла важное задание. Неспеша прошлась она по набережной взад и вперед, заглянула в киоск Союзпечать, где купила газету Правда, значок с профилем Сталина и маленький красный флажок, украшенный серпом и молотом. Прошло полчаса. «Вероятно моя партнерша уже на месте и заняла исходную позицию,» решила Маша и двинулась к автобусной остановке. Развернув газету, она стала ждать своего номера, пропуская вперед всех пришедших позже ее и повергая в отчаяние агентшу, которая не знала куда себя деть. Когда подошел нужный Маше автобус, она не изменила тактику, продолжая внимательно изучать заметку «Стройки коммунизма — всенародное дело!» опубликованную на первой странице. В последний момент, когда складные двери стали закрываться, она боком умудрилась вскочить на подножку, оставив сотрудницу МГБ в отчаянии с заломленными к небу руками. Но радоваться было нечему; следом за ними почти впритык катился бежевый Москвич-401. Знакомая ей парочка черноволосых типов занимала в нем передние места. «Тем лучше,» подумала Маша. Стиснутой в давке, ей было трудно дышать. Нос к носу она была прижата к солидной интеллигентной даме в коричневом костюме, в правое ухо ей лезло сопение какого-то закопченного шахтера, в левое ухо жалобно хныкал высокий подросток, в спину врезался угол чьего-то ящика, сзади ее постоянно толкали и над всем довлел запах пота, чеснока и лука. Скосив глаза Маша сумела разглядеть своего двойника. Движением век, полуулыбкой они признали присутствие друг друга. Кто была эта женщина? Какова была ее миссия? Маша не имела право этого знать. Они протолкались поближе и обменялись ручной кладью. Вблизи Маша рассмотрела ее. Конечно, точной Машиной копией она не была, но сходство, усиленное гримом, несомненно было. С расстояния, да еще в похожей одежде, они были неотличимы. Не проронив ни слова, ее двойник сошел на следующей остановке, приняв на себя слежку. Вместе с ней вышел десяток пассажиров и в салоне стало чуть посвободнее. Маша стянула с себя пальто и шляпку и распустила волосы. Автобус поднимался по извилистой дороге в сопки. На подпорках стояли дощатые домики, в их окнах зажигались огни, из печных труб валил дым, оттуда тянуло запахом пищи. Люди постепенно выходили, автобус подъезжал к конечной остановке. Маша накинула пальто на себя. Оно было двухсторонним и теперь она была одета в серый плащ с повязанной на голове клетчатой косынкой. Ее сердце сильно забилось, начинался последний этап ее путешествия к Сергею в Магадан. Она очень соскучилась по своему мужу.
