Свободная территория России (СИ) - Богданов Александр Алексеевич (серии книг читать онлайн бесплатно полностью .txt) 📗
Долина эта находилась в километре от центрального лагпункта. Из окна в маркшейдерской Сергей Павлович Кравцов видел привычную картину приполярного лагеря: бараки для заключённых, многослойные витки колючки на столбах лагерных зон, часовых на сторожевых вышках, казарму военизированной охраны и домики вольнонаёмных работников. Бревенчатое и оштукатуренное здание управления, в котором находился он, состояло из кабинетов начальника лагеря и его заместителя, бухгалтерии, радиостанции и маркбюро. В комнатах было тепло и уютно. В железных печках-буржуйках весело потрескивали дрова. Из черных тарелок репродукторов доносились трансляции сталинских речей вперемежку с симфонической музыкой и новостями о трудовых подвигах советского народа. Заключенные обоего пола, служившие писарями и счетоводами, сладко потягивались за своими столами, приводя в порядок ежемесячную отчетность. Они ценили свою работу и были готовы на все, чтобы удержаться на своих местах до конца срока. Сам начальник лагпункта, тов. Волковой, уехал на недельное совещание в Магадан и подчиненным сделалось весело и привольно; ведь мышкам всегда праздник, когда кошки рядом нет. В кабинете начальника лагпункта сидел его зам, Евграф Денисович, а в кабинете зама сидела его любовница, вольнонаемная Нюрочка, муж которой был послан сегодня на дальний прииск и ожидался только к утру. Левая рука Евграфа Денисовича стряхивала в корзинку пепел с папиросы, а правая — обнимала за талию молоденькую заключенную, вызванную подметать пол. Девушка стеснялась, робела и вырывалась, но не могла отделаться от напористого объятия зама. Она привыкала к лагерю, ее привезли с материка недавно и она еще не успела растерять остатки своей стыдливости и красоты. Им было слышно, как за стеной Нюрочка напевала что-то любовное — ласковое и ритмичное — в то время как правый пальчик ее отстукивал на печатной машинке победные реляции о перевыполнении лагпунктом квартального плана. В хорошенькой головке секретарши роилось много мыслей и главным образом о пылкой встрече с Евграфом, пока его жена сегодня занята на ночном дежурстве. На побелённой стене висел портрет Дзержинского и Нюрочке казалось, что великий чекист ей одобрительно кивает.
Чувствовал облегчение и Сергей Павлович. Неусыпное внимание руководства угнетало и тревожило его. Волковой, дородный, резкий и грубый мужчина лет пятидесяти лез в его душу с бесконечными вопросами. «Почему в вашем возрасте вы холостяк? Почему вы покинули Свердловск? Зачем бросили хорошую работу, квартиру и пожаловали к нам в глухомань?» «Моя супруга Аграфена,» не моргнув глазом отвечал Сергей, «выполняет ответственное и секретное задание партии и правительства, но надеюсь, что в скором времени присоединится кo мне.» На другой вопрос он отвечал очень просто, «Мы с женой решили, что лучше приехать на Колыму самим, чем ждать, когда НКВД привезет нас сюда.» Имея опыт работы чертёжника-конструктора, шесть месяцев назад Сергей Павлович нанялся вольнонаемным на прииск имени Тимошенко и прекрасно справлялся с обязанностями маркшейдера на горных разработках. Oн изменился. Пережитые волнения и опасности, бессонные ночи и недостаточное питание сказались на нем и выглядел он старше своих 48-и лет. Спина его ссутулилась, на висках засеребрилась седина, под глазами залегли морщинки, появилась одышка курильщика и говорил он теперь с хрипотцой. Но Сергей Павлович не сдавался — как и в юности он был полон молодого задора, по утрам поднимал пудовую гирьку и обливался холодной водой. В лагпункте его поместили в одну комнату с другим холостым инженером по фамилии Веретенников, который постоянно подбивал его пить водку или раскладывать преферанс. Сергей Павлович вежливо, но твердо отнекивался, иногда уступая, чтобы поиграть на мелкие деньги в дурака. Порядки были суровые. Как-то случилось, что Веретенников пропал на два дня и на третий вернулся в комнату весь избитый. Оказалось, что он был навеселе, когда вышел за ворота забыв свой паспорт. Встретившиеся на его пути охранники не знали его в лицо и потребовали предъявить документ. Пошарив по пустым карманам, инженер не нашел там удостоверения, за что получил кулаком в глаз и был заперт в изоляторе для выяснения личности. Лишь запоздалое вмешательство начальника охраны помогло Веретенникову выбраться из заключения. После этого, к облегчению соседа, он стал меньше пить и невзлюбил конвойных. Располагались вохровцы в казарме недалеко от вахты. Спали на двухярусных проволочных койках, но из тумбочек у них не пропадало, как в бараках у заключенных, и им не требовалось носить всю свою собственность в карманах. Одеты они были добротно: зимой носили новые валенки, бараньи полушубки, меховые ушанки и рукавицы. Большая часть из них окончила несколько начальных классов и умела читать и писать. Десятилетия бесцельной и монотонной службы в охране разложили их и сделали похожими на зверей. Свободное время проводилось в драках, ссорах, картежных играх и пьяном разгуле. Вохровцев сторонились все, как вольнонаемные, так и заключенные. Начальником у них был некто Торчинский — скрытный, затаенный человек неизвестно каким образом попавший на эту должность. Глаза его хранили отпечаток долгой усталости, а сеточка глубоких морщин и седые волосы выдавали, что он уже немолод. Однако в быстрых движениях его рослого тела чувствовались задор и какая-то удаль. Своим благородным лицом и смышленым взглядом он резко отличался от своих скотоподобных подчиненных. Ходил Торчинский в потертой майорской шинели до пят, форменная фуражка с красным околышем была лихо сдвинута на бок, хромовые сапоги были всегда ярко начищены. Немного прихрамывая на правую ногу, он часто навещал лазарет, где пытался найти исцеление от своих многочисленных недугов. Сергей Павлович случайно встретил его на улице. День выдался пригожий; зима уже отступала; в теплых лучах солнца оживала природа. Сопки стали покрываться зеленью, зачирикали воробьи, забурлили весенние ручьи. Конвоир из роты Торчинского, одетый по-зимнему, устрашающе кричал на закутанную в ватное тряпье маленькую, как пичужка, женщину-заключенную заставляя ее брести через глубокую лужу. Женщина пыталась сберечь свои валенки и обойти лужу посуху, но каждый раз вохровец орал, «Не положено! Не выходи из заграждения! Еще шаг в сторону — застрелю!» и тыкал в узницу винтовкой. Женщина плакала, но, подчинившись, брела по щиколотку в талой воде. Проходивший в том же направлении, Торчинский вмешался. «Не по государственному поступаете, рядовой Коркунов,» остановившись на другой стороне лужи, негромко он отчитывал конвоира. «Куда вы ее ведете?» «Драить котлы на кухне.» «Рядовой Коркунов, вы отвечаете за сохранность рабочей силы. Больные нам не нужны. Заключенные гонят план. Потрудитесь по прибытии в теплое помещение переодеть з/к в сухое.» «Будет исполнено,» неуклюже козырнул Коркунов и повел ее дальше. «Ишь чего придумал,» ворчал себе под нос вохровец. «Ноги контрикам сушить ему вздумалось. Девок что-ли у нас не хватает? Зайди в баньку в купальный день, вон их там сколько; любую выбирай.» Так гуськом они продефилировали мимо посторонившегося Сергея — сгорбившаяся, старообразная женщина с толстым платком на голове и валенках, из которых стекала вода, раскрасневшийся от злобной радости молодчик с винтовкой наперевес и Торчинский, шагающий легкой, уверенной походкой. Последний смотрел прямо перед собой. Как бы случайно глаза их на секунду встретились, но майор отвел недрогнувший взгляд и молча прошел мимо. «Да это же Глебов!» ахнул про себя Сергей. «Конечно, он должен быть здесь!» Не нарушая правил конспирации, Сергей не обернулся, но стал ждать подходящего случая повидаться с Bождем. И он не замедлил представиться.
Весна приходит на Колыму поздно. В мае сходит снег, к полудню температура поднимается до 12-и градусов по Цельсию, в болотистых долинах разрастается высокая трава, но комарoв еще нет и в помине. Сергей производил топографическую съемку местности, отмечая на карте залегание пластов каменного угля. Из тоскливых свинцовых туч, нависших над вершинами сопок, моросил холодный дождь. Он то усиливался, то затихал, заставляя работающих натягивать на себя брезентовые накидки, но все равно влага проникала через рукава и капюшоны, отчего зубы у них выбивали мелкую дрожь. Их было трое вольнонаемных в этой узкой долине, окруженной грядами пологих холмов. Теодолитом Сергей измерял углы и расстояния по рулетке, а Веретенников и еще один ассистент держали дальномерную рейку и забивали колышки. Ноги Сергея, обутые в резиновые сапоги, вязли в грязевой жиже, закоченевшие руки стряхивали дождинки с планшета, внимание его было поглощено разметкой мест для бурения разведочных скважин. «Грунт на глубине мерзлый, никогда не оттаивает и взрывчатка могла быть использована для рыхления породы», прикрываясь от редких капель дождя, записывал Сергей в свой рабочий дневник. Он устал, с утра ничего не ел и в желудке урчало. До обеда оставалось два часа, но он притерпелся — пронизывающий ветер не казался таким уж холодным и земля не слишком вязкой. Посветлело. Mоросей прекратился; тучи расходились, сквозь их разрывы брызнули ослепительные снопы солнечных лучей. Сергей сощурился и припал правым глазом к каучуковому окуляру, подкручивая резкость. С расстояния семидесяти метров появились крупные цифры на планке и небритая физиономия рабочего. Позади него из яркого тумана вплыл в поле зрения силуэт человека. Немного прихрамывая, он быстро приближался. На плечах его шинели Сергей разглядел звездочки майора; идущий решительно отмахивал руками, шаг его был широк и тверд, лихо заломленная фуражка плотно сидела на его голове. «Глебов,» Сергей оторвался от линзы. «Как он нашел меня?» Он смахнул дождевую влагу, стекающую по лицу. «Как вы здесь оказались?» спросил Сергей, когда тот приблизился. «Ищу встречу с моим старым другом,» глаза Глебова смеялись. «Но официально я выполняю служебное задание: осматриваю прилегающую к лагерю территорию на предмет укрытия потенциальных беглецов. За нами наблюдают ваши помощники,» произнес он, не поворачиваясь назад. «Мы не можем ни обняться, ни досыта поговорить.» «Верно,» Сергей взглянул на свою команду. Согнувшись, его ассистенты ковырялись в прибрежной гальке на дальней стороне ручья, там где шумели ветвями осины и тополя. «Что они могут искать?» спросил он себя, но тут же забыв свой вопрос, переключил внимание на пришедшего. «Наша встреча должна выглядеть случайной,» настаивал Глебов. «У нас имеется не более пяти минут, чтобы обменяться информацией и назначить тайник для дальнейшей связи. В противном случае, ваши сотрудники заподозрят, что мы давно знаем друг друга.» Он перевел дух и спросил, «Как вас теперь называть?» «Обухов, Геннадий Гаврилович,» Сергей отер лоб носовым платком. «Прекрасно. Вы ведь ничего не знаете. Ниязов был убит, а я чудом уцелел. Пострадала также хозяйка нашей явки; славная старушка. Скончалась от испуга. Царствие им Небесное,» произнес Глебов, но не рискнул осенить себя крестным знамением, боясь недобрых свидетелей. «Ниязов убит?» Сергей был потрясен гибелью соратника и горестно опустил голову. «Таких как Ниязов очень мало,» От скорби глаза Глебова потускнели. «Он понимал, что наша борьба это и его борьба, потому и принимал участие. Не все народы национальных окраин отдают себе отчет в том, что только совместный удар по центральной власти в Москве принесет освобождение. Если они не хотят объединиться со всеми нами и попытаются сражаться в одиночку, то скорее всего их усилия будут напрасны.» «Когда-нибудь поймут,» Сергей тяжело вздохнул. «Светлая память Мартынову, Ниязову и Прасковье Евдокимовне. Так мы теряем лучших людей.» Оба застыли в скорбном молчании. «РОВС сообщил семье Мартынова о его гибели в Москве.» «Могу представить как они переживают,» Сергею сделалось очень грустно. «Какой самоотверженный человек! Из своего безопасного существования во Франции он приехал в СССР, подвергая себя смертельному риску. Была ли польза от его подвига? Мы захватили одиннадцать папок. Одну из них Маша увезла с собой в Германию.» «Каюсь, но мы не смогли их удержать,» Глебов развел руками. «Сохранилась лишь одна папка. Перед побегом из Марьиной Рощи Ниязов и я спрятали по одному скоросшивателю под одеждой, остальные уместились в мешке. На дороге нас остановил патруль и потребовал обыск. Выбора не было. Мы начали перестрелку. Пули, попавшие в скоросшиватели, не пробивали их, спасая нас от ран, но Ниязову не повезло, он был убит выстрелом в голову. Я был оглушен, меня посчитали за мертвого и бросили в пустой грузовик. По пути я очнулся и бежал. Скрывался в Подмосковье у верных людей, установил связь с фон Лампе в Мюнхене и опять принялся за старое — борьбу с советской властью.» Лицо Глебова исказилось от тяжелых воспоминаний. Он закусил губы и брови его нахмурились. Вскоре он справился с собой; морщины на лбу и вокруг рта разгладились, печальные глаза прояснились. «Не хотели бы вы осведомиться о здоровье вашей семьи?» спросил он. Услышав это, Сергей вздрогнул, его голова слегка наклонилась набок, глаза прищурились и в них появилась боль. Жена и сын снились ему каждую ночь. Горечь разлуки раздирала его сердце. У него развивались кошмары. Вечерами он лежал, уставившись в темный потолок, и лишь к утру забывался тяжелым сном. Глебов проницательно посмотрел на него. «Я получил сообщение, что ваша супруга Мария Евгеньевна и ваш сын находятся в добром здравии. Они по прежнему живут в ФРГ, в том же городе и в той же квартире, где вы их оставили. Ваша супруга работает на заводе, а сынишка пошел в детский сад. Ганечка очень способный и говорит без акцента на обоих языках, правда иногда путается, к кому на каком языке следует обратиться.» Глебов добродушно рассмеялся. «Преподаватели его хвалят.» Вождь немного подался вперед. «Мария Евгеньевна передает поклон и желает присоединиться к вам. Как вы считаете, ее присутствие здесь целесообразно?» «Я был бы рад ее увидеть, но…» Сергей почувствовал как у него захолонуло сердце. Он не мог говорить, у него покраснели глаза. Глебов понял его. «Вы здесь задержались. Нервное напряжение изматывает. Год назад вам следовало бы вернуться на отдых в Германию.» «Ничего, я выдержу, особенно если рядом будет Маша, а после восстания видно будет.» «Восстание назначено на это лето. Наши лозунги: Долой Совдепию! Да здравствует Россия! Подготовка входит в завершающую фазу. Повсеместно, и в вашем лагере тоже, среди заключенных созданы пятерки боевиков. Оружие уже накоплено. Ожидаем сигнала из воркутинских и карагандинских лагерей. Это будет всенародное выступление против советских оккупантов. Сила его во внезапности, слаженности и дисциплине. Коммунистам не устоять. Они побегут за границу. Туда, откуда в 1917 году пришла на Русь эта красная мразь.» Услышав великую тайну Сергей вздрогнул. Не поворачивая головы, боковым зрением он уловил, что стоявший на дальней отмели возле кустов стланика Веретенников больше не разглядывает блестящие камешки на своей ладони, а подняв голову, всматривается в них. «Слишком далеко. Он не мог услышать,» попробовал успокоить себя Кравцов. Tем временем Глебов, уперев руки в бока, продолжал свои инструкции, «Связь будем поддерживать через тайник. Он установлен в культурно-воспитательной части. Туда все ходят и частые посещения не вызовут ни у кого подозрений. Вы наверняка там были и знаете о чем я говорю?» Сергей согласно кивнул. Конечно он заходил в эту библиотеку марксисткой литературы, где десятки полок от задней стены до сцены были густо уставлены томами с сочинениями классиков и теоретиков мирового коммунизма; да вот беда не слишком много страниц оставалось между солидными переплетами — листы были напрочь вырваны заключенными для использования в качестве туалетной бумаги. «Позади стола президиума на постаменте стоит большой гипсовый бюст Сталина. Тайник оборудован в его основании. Никто не осмелится посягнуть на изображение вождя народов. Туда, вы и я, будем вкладывать закодированные сообщения. Для расшифровки используйте вторую главу, шестую строчку из Апрельских тезисов В.И. Ленина. Наличие подобной литературы в ваших личных вещах не вызовет никаких подозрений. Наблюдайте за моим окном в бараке, где я живу. Красный флажок справа на подоконнике означает, что тайник загружен и пора получать извещение; красный флажок передвинутый влево означает, что ваше письмо получено.» Глебов заложил большие пальцы рук за ремень и на секунду замолк. «Справитесь?» «Так точно.» «Заболтался я. Ваши рабочие должно быть истомились без вас. Всего хорошего.» Крупными шагами он продолжил свою прогулку и вскоре исчез в чаще между холмов, где клубились клочья тумана. Небо очистилось, тучи уплывали на север, солнце зажигало капельки влаги, превращая каждую былинку в изумруд. Прохладный насыщенный хвоей воздух был чист и свеж. Подошедший к Сергею Веретенников протянул ладонь, на которой лежала горстка неровных, бесцветных кристаллов. «Вот что мы нашли на том берегу,» запинаясь от волнения сказал он. «Похоже на алмазы. Не так ли?» «Нет, Вася, к сожалению, это кварц,» сделал вывод Сергей после короткой инспекции. «В противном случае нам всем за твою находку полагалась бы государственная премия. Идем обедать. Суп стынет,» улыбнулся он и похлопал соседа по плечу. Позвав рабочего, они втроем двинулись в лагпункт; он был недалеко. «Кто этот хромой дед, с которым ты разговаривал?» «Как же ты не знаешь Торчинского? Он тебя в прошлом месяце из каталажки вызволил.» «Ааа…Я думал какие у него могут быть с нами, маркшейдерами, интересы. Чего он здесь слоняется?» «Он рыболов. Ловит здесь форель или что еще здесь водится.» «Рыболов? Я слышал, что он сказал про восстание. У меня стопроцентный слух и ветерок дунул в мою сторону. Хотя может мне показалось?» Веретенников лихо сплюнул себе под ноги и, выставив напоказ жёлтые зубы, громко заржал. «А может быть и нет,» Сергей пристально поглядел на партнера. «Дуновения ветерка причудливы и разнообразны; в них иной раз слышится то, чего никогда не было.» «Ваша правда,» согласился Веретенников. «По воздухáм дребень всякая роем носится; лучше заткнуть уши и не дышать.» Тема была исчерпана и к ней никогда больше не возвращались. Однако Веретенников услышал так много, что у него захватило дух. «Но стоит ли доносить?» вечером того же дня сидя на своей койке, раздумывал он, в то время как сосед его судачил на кухне с другими жильцами. «Конечно, социалистическое воспитание призывает меня проявить революционную бдительность и политическую дальнозоркость, но что дальше?» Он представил себя назавтра бредущим к командирскому бараку, долгие часы унизительного ожидания в прокуренном коридоре, допрос следователя и подписывание протокола. «Кто знает как там обернется? Восстание — дело серьезное, может и меня обвинят?» Веретенников пощупал синяк под глазом, который неделю назад ему поставили вохровцы. Опухоль еще не сошла и малость саднила. «Вот какие у меня проклятые уши,» тяжело вздохнул он и решил оставить все как было, ведь мог он и ослышаться.
