Год Мамонта - Романовский Владимир Дмитриевич "Техасец" (читать полные книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
— Хорошо.
— Не торопитесь?
— Нет.
— Вот и отлично.
Фалкон вошел в кабинет Волшебника и прикрыл дверь.
Волшебник помещался в кресле у окна, ноги на подоконнике. На столе горели свечи и стояла бутыль с вином. Реквизит — разноцветные плащи, шляпы, кинжалы, клетки с кроликами, и так далее — присутствовал по всей комнате.
— Так и знал, что ты придешь, — сказал Волшебник.
— Навещаю старого друга, — ответил Фалкон, садясь у стола. — Не очень гостеприимного.
— Нам не о чем говорить, — сказал Волшебник.
— Тогда просто посидим, помолчим.
Фалкон налил вина в кружку.
— Не отравленное? — спросил он.
— Ты, кажется, хотел помолчать, — сказал Волшебник.
— Но все-таки?
— Пей смело.
Фалкон глотнул вина. Отменное вино. Он глотнул еще. Просто замечательное. Он помолчал.
— Как дела в доброй старой Стране Вантит?
Волшебник даже не удивился бестактности. Он просто промолчал, глядя в окно.
— Существует договор, — сказал Фалкон. — Согласно договору, души отданы тебе, а мне сердца. Согласно тому же договору, мы должны друг другу помогать, когда помощь нужна. В этом состоит главная особенность Триумвирата.
— Тебе, всесильному, нужна помощь? — удивился Волшебник, не оборачиваясь. — Тебе, повелителю сердец? Зачем же? Ты только бровью поведешь, вся страна пляшет. А мне, чтобы один-единственный амфитеатр расшевелить, нужно два часа руками размахивать.
— Это потому, что ты дурак, — сказал Фалкон. — Надо было сразу завоевывать внимание аристократии. А ты их отдал Базилиусу.
— С Базилиусом я еще разберусь, — мстительно сказал Волшебник. — Я Базилиуса еще выведу на чистую воду.
— Ты его боишься.
— Ну, боюсь. Ты бы тоже боялся. Он изначально неизвестно откуда взявшаяся особь. По Вантиту прошел — как стадо слонов пробежало. Деревья повалены, озера вскипятились. В портале такую дыру протаранил — целый обоз пройдет. Чего бы тебе с ним не поговорить.
— Может, я тоже его боюсь.
— Так тебе и надо.
— Дело не в Базилиусе, — сказал Фалкон. — Есть одна женщина.
Волшебник повернулся к Фалкону и уставился на него.
— Женщина? Тебе нужна помощь, потому что есть женщина?
— Не совсем так. Дело здесь не в пошлых любовных похождениях, дело в принципе и амбиции.
— О!
— Да, представь себе. Мне нужно, чтобы она ни под каким предлогом не смогла выехать из Астафии. Ни на какой срок.
— Приставь к ней стражников.
— Нет. Я не хочу в данном случае применять силу. Стражников я, конечно, приставлю, но не для этого. У них будет другая функция, они будут отпугивать потенциальных ухажеров.
— И это, в твоем представлении, не является применением силы, да? — спросил Волшебник. — Ладно, не обращай внимания. Я просто из любопытства спросил.
— Я не собираюсь ее любить, — сказал Фалкон. — Но она будет моей женой.
Волшебник покачал головой.
— Странный ты. И фантазии у тебя странные. А ты ведь ей совсем не нравишься. Речь идет о Великой Княгине, разумеется?
Дешевый трюк, на который так падки простолюдины, трюк, заключающийся в якобы чтении мыслей, не произвел на Фалкона никакого впечатления.
— Я многим не нравлюсь. И многих заставляю меня любить. Обычно обхожусь без твоей помощи. Но в данном случае, похоже, это невозможно.
Волшебник прикрыл глаза.
— А если я откажусь? — спросил он тихо.
— Не откажешься.
— Ты уверен?
Фалкон запустил руку в карман и выволок длинный, туго набитый кошелек.
— Пять тысяч задатка. Все должно быть исполнено послезавтра.
— Я должен буду вернуться в Вантит, — сказал Волшебник, уставясь на кошелек.
— Да. Заедешь, потом опять приедешь сюда, и получишь еще тридцать тысяч.
— Тридцать тысяч!
— Представь себе. И будешь получать еще по тридцать тысяч раз в пять лет. В последующие двадцать. Если за двадцать лет она меня не полюбит, что ж, видно, не судьба. Хотя кое-кому наверняка придется плохо. Должен же я выместить на ком-нибудь свое неудовольствие.
— Двадцать лет? — спросил Волшебник, все еще смотря на кошелек. — Далеко идущие планы. — Он взял кошелек в руки и любовно его помял.
— Золото, — сказал он. — Правы жадные попы, от него все зло. Я сделаю все, как ты хочешь. Увы.
— Увы там или не увы, мне нужно именно к послезавтра.
— Будет. В Вантит вернусь еще до утра. Обратно прибуду к полудню. А еще кого не околдовать ли? Вон у тебя самый главный поп — такой наглец, такой наглец! Хочешь, я сделаю, чтобы он тебя полюбил?
— Это я как-нибудь сам, — сказал Фалкон, усмехаясь. — Да и любовь бывает разная.
— Да, — сказал Волшебник. — Например…
— Не будем философствовать, — прервал его Фалкон. — Я пойду домой, а ты делай, чего сказано.
Волшебник развязал тесемки и вывалил содержимое кошелька на стол.
— Как, бишь, говорят выпускники кронинского заведения? — спросил он.
— Птица и камень, — сказал Фалкон.
— Вот именно. Птица и камень. Пять тысяч, одновременно. Смотри, как это они… переливаются.
— Не увлекайся, у тебя есть дело, — отрезал Фалкон и вышел.
Хок вскочил на ноги и подал Фалкону шубу.
Прямо в вестибюле своего дома Фалкон сбросил шубу и разгримировался. Потер лицо ладонью. В передней секретарь пытался гнать вон какую-то настырную бабку.
— Отец родной, — причитала бабка, — мне очень нужно его видеть. Он меня защитит. Он добрый, мне сказывали.
— Не положено, — объяснял секретарь, паникуя. — Не положено, говорю тебе. Иди домой, бабка.
— В чем дело? — спросил Фалкон, входя.
Хок улыбнулся, наблюдая, как выгибается торс секретаря — от бабки и Фалкону.
— Да вот, господин мой, — сказал секретарь. — Не уходит.
— Так ты и есть Фалкон? — спросила бабка. — Защити. Пожалуйста. Этот меня домой гонит, а дома у меня нет. Нету дома.
Фалкон присел на край секретарского письменного стола. Хок остановился поодаль. Некоторое время Фалкон расспрашивал бабку. Оказалось, жила она себе в большом доме на Улице Весенних Роз, которая ранее была запущена и грязна, а недавно вдруг, в связи с каким-то поветрием, фешенебельные кварталы сделали скачок к юго-востоку, захватив улицу. Дома на Улице Весенних Роз стали срочно скупаться у населения и переделываться в дорогие особняки. Бабка жила в каморке на втором этаже лет двадцать. Дети и внуки ее обитались на третьем этаже и радостно продали, за неплохую цену, и свое, и бабкино жилье. И переехали в новый дом, в менее импозантном районе. А для бабки в этом доме места не нашлось. Ей собирались что-нибудь снять, но были заняты переездом и меблировкой, а потом обжитием и добыванием средств. Прошло два месяца. И вот несколько человек, «чисто одетых», явились с подводами и новой мебелью. Бабкины стулья и шкафы повыбрасывали на улицу. Новую мебель занесли в помещение. И бабку попросили убраться, показав ей бумаги, в которых она не могла ничего понять — была подслеповата, да и грамоты не знала. И куда ей теперь деться — неизвестно.
— Хок, — сказал Фалкон. — По-моему, это свинство.
— Согласен, — сказал Хок.
— Люди забыли о достойном гражданском поведении. Пойдите и разберитесь, — сказал Фалкон. — Если что нужно подписать или написать, несите мне. Я сегодня буду поздно работать, так вот, когда сделаете, доложите.
— Непременно, — сказал Хок. — Пойдем, бабка.
— Повежливее, — заметил Фалкон.
— Да, прошу прощения.
На улице Хок очень вежливо открыл бабке дверцу своей кареты и подсадил ее. Ошалевшая бабка круглыми глазами смотрела на Хока и на карету. Прибыли на Улицу Весенних Роз. Хок вышел и помог выйти бабке.
— Какой дом? — спросил он.
— Да вот этот.
У подъезда торчал слуга.
— Вам чего? — спросил он неприветливо. Узнав бабку, он осклабился. — Пошла, пошла отсюда.
Хок коротко ударил его в солнечное сплетение. Слуга осел на крыльцо. Хок ухватил его за воротник и рывком поднял на ноги.
