Миттельшпиль (СИ) - Логинов Анатолий Анатольевич (бесплатная регистрация книга .TXT) 📗
— Разрешите, Государь? — вступил в разговор адмирал Чухнин, как начальник Морского Генерального Штаба. — По изучению вопроса о возможности вступления Британии в войну нами на основании полученных сведений сделан вывод, что сие возможно при не менее чем двукратном перевесе новейших английских линкоров над имеющимися у нас и Германии. Сейчас мы имеем по одному кораблю такого класса, готовых к бою, у нас и британцев. Остальные наши линкоры войдут в строй не ранее восьмого года и примерно в этот же срок будут готовы германские и английские линкоры. Рассматривая возможности и имеющиеся сведения по строящимся кораблям, можно предсказать, что двойной перевес у британцев будет к началу тысяча девятьсот девятого года. При этом, если Германия и мы продолжим постройку сих судов, то таковое преимущество сохранится у них не более чем на один-два года. Так что наиболее вероятным сроком возможного начала войны Морской Генеральный Штаб считает конец девятьсот восьмого — девятьсот девятый год.
— По срокам готовности наших линейных сил могу лишь заметить, что к восьмому году мы будем иметь не менее двух линкоров на Балтике и столько же на Черном море, — добавил Гильтебрандт, как морской министр. — На Тихом океане будет пятерка новых эскадренных броненосцев и два линейных крейсера.
— Дополню сведения Якова Аполлоновича, господа, — вступил в разговор Дурново. — По последним договоренностям с министерством финансов Японии завершающие выплаты контрибуции мы получаем в январе девятьсот восьмого года. После этого японские генералы и адмиралы сразу получают возможность оплатить подготовку своей армии и флота к войне против нас.
— Каковая займет у них не менее года, — заметил генерал-адмирал.
— Подводя итоги, — начал говорить Николай и все сразу замолчали, пытливо глядя на царя, — можно считать, что срок возможного начала войны — не ранее лета девятьсот восьмого — весны девятьсот девятого года. Исходя из них и будем готовить армию и флот, господа.
— Германию будем относить в стан вероятных противников? — осторожно уточнил Редигер.
— Полагаю, ситуацию Крымской войны стоит считать маловероятной, при самых неблагоприятных условиях Германию надо будет числить в благожелательно-нейтральных государствах, — ответил, не задумываясь Николай. — А чтобы не провоцировать ухудшения наших отношений, следует решить вопрос с передислокацией полевых войск. Но с непременным укреплением крепостной обороны на германской границе… На настоящий момент во враждебных нам государствах однозначно пребывают Австро-Венгрия, Османская империя, Япония, Италия и Британия. Из сего и следует исходить при составлении планов войны…
Российская империя. Петергоф. Декабрь 1905 г.
Заседание Совета Государственной обороны давно закончилось, но Николай остался в том же кабинете. Прошелся для моциона вдоль шкафов, разглядывая модели кораблей на полках и о чем-то раздумывая, потом вызвал Прошку и потребовал «закусить». Тот не растерялся и через пару минут вернулся в комнату. В сопровождении лакея, несущего поднос, на котором уютно разместились три стопочки, пара небольших графинчиков, не больше, чем по две чарки каждый[4], и несколько тарелочек с бутербродами и студнем.
— Ты карту сверни и на место на стенке повесь, — приказал Прошке царь, после чего, оценив, получившийся на столе натюрморт и число вилок, уточнил. — Что, князь и фон Валь приехали?
— Так точно-с, ждут, — ответил камердинер.
— Ну так зови. Заодно и закусим.
Вошедшие поздоровались и привычно, не чинясь, разместились у стола. Долгоруков попросил налить ему коньяк, а фон Валь предпочел хлебное вино. Прошка разлил по стопочкам из графинов шустовский финь-шампань и его же столовое вино номер двадцать один.
— Ну-с, господа опричники, — выпив и закусив стопочку водки холодцом, Николай повеселел и даже изволил пошутить, — что Нам расскажете?
«Опричники», обычно старавшиеся опередить друг друга, сегодня докладывать не спешили и переглядывались, словно никак не могли договориться, кому первым озвучивать некие неприятные новости. В результате первым не выдержал жандарм.
— Государь, следствие по делу Шаумяна доказало, что сей преступник состоял в обществе, кое воспитывает молодых людей в противуправительственном духе. Главными в сем обществе состоят люди, принадлежащие к той же организации, что и высланные ранее Карл Маннергейм и Ээро Экко. Более того, соединив вместе полученные нами сведения и сведения, добытые третьей канцелярией…, — Виктор Вильгельмович замялся, но через пару мгновений продолжил, — мы установили, что руководство сей тайной шведско-финской организацией поддерживает отношения с британскими секретными агентами. Сие следует из перехваченных ранее бумаг, захваченных вместе с курьером организации во время попытки задержания британского шпиона, некоего господина Рейли. К сожалению, арестовать его не удалось.
— Британцы, говорите, — недобро протянул Николай. Неожиданно в его памяти всплыло, четкое, словно только недавно пережитое воспоминание. Он стоит на корме карбаса, подплывающего к высоким, словно крепостные стены, бортам английского корабля. Он снова, как наяву, увидел гордое презрение, прикрытое любезными улыбками, у всех этих людей, от седобородого, с выбитыми зубами, матроса до купца, разодетого в испанский бархат… и до стоящего высоко на корме, у фонаря коренастого сурового человека в коричневых одеждах, с золотыми галунами, в шляпе со страусовым пером, в шелковых чулках. В левой руке — подзорная труба, прижатая к бедру, правая опирается на трость… Это — капитан, дравшийся с корсарами и пиратами всех морей. Спокойно глядит сверху вниз на длинного, нелепого юношу в неуклюжей лодке, на царя варваров… Так же он поглядывал сверху вниз где-нибудь на Мадагаскаре, на Филиппинских островах, приказав зарядить пушки картечью…
Николаю даже показалось, что он слышит скрип снастей корабля и мягкие шлепки волн о борт, а в кабинете вдруг запахло морем.
— Британцы, Государь, — подтвердил князь Долгоруков. — Кроме сего, нашими филерами выявлен и прослежен один из друзей преступника. Агентурными мероприятиями установлено, что он готовит покушение на лояльного властям нашим канцлера юстиции Сойсалон-Сойнинена[5]. Дело на него передано жандармскому отделению при управлении генерал-губернатора, ибо местная полиция в сих делах, политических, не только не помогает, но и препятствия чинит.
— Так и есть, Государь, — подтвердил начальник отдельного корпуса жандармов. — Нигилисты всех мастей, революционеры и бомбисты находят в Великом Княжестве безопасное убежище рядом со столицей Империи. Более того, они там практически открыто печатают прокламации подрывного характера, и собирают склады взрывчатых веществ и оружия.
— При поддержке англичан…, — зловеще протянул Николай. Василий Долгоруков, уже наученный опытом, быстро разлил по стопкам остатки напитков, и предложил одну царю. Тот привычно «намахнул» дозу и, похоже, слегка успокоился, закусив выпитое бутербродом с икрой.
— Нами также выявлены связи противуправительственных организаций финских, польских и российских не только с английской, но и австрийской разведкой. Кроме того, деньги польским и еврейским организациям поступают от части предпринимателей и финансистов из Северо-Американских Соединенных Штатов, — добавил фон Валь.
— Они с нами, как с дикарями…, — Николай на это раз говорил спокойно, но таким ледяным тоном, что Долгоруков и фон Валь невольно со страхом переглянулись. — Ну, в таком случае и мы с ним имеем право, как с дикарями поступать, — неожиданно высказал он. И пояснил недоуменно смотревшим на него собеседникам. — Коли наши соперники и противники не придерживаются цивилизованных норм и считают возможным поддерживать наших инсургентов… то мы можем с ними в ту же игру сыграть. Василий, через две недели доложи мне обо всех движениях в Британии и ее колониях, Франции, Австро-Венгрии и Америки, которые против сих правительств бороться готовы. А вы, Виктор Вильгельмович, окажите ему содействие, при необходимости заграничное отделение привлеките. И будем думать, как на сей вызов ответить…