Миттельшпиль (СИ) - Логинов Анатолий Анатольевич (бесплатная регистрация книга .TXT) 📗
Ни он, ни его сопровождающие не смотрели по сторонам, на пустынную лестницу. А между тем на лестничной площадке стоял, нервно сжимая в кармане небольшой револьвер «бульдог», молодой чиновник главного управления учебных заведений Эуген (Евгений) Шауман. Он вырос в доме своего отца-генерала в Польше, его родным языком был шведский, но говорил он на нем с сильным славянским акцентом. Это помешало ему легко освоиться в шведоязычном лицее после переезда в Финляндию. Он и без этого ощущал пренебрежение к себе, потому что у него были проблемы со слухом. У Евгения не было талантов, как у его дедушки-епископа по маминой линии или сестры-художницы Зигрид. Тем не менее, он входил в «шайку разбойников», националистически настроенное движение молодежи, похожее на появившееся в Англии движение скаутов, но управляемое членами тайной шведско-финской организации «Кагаали». В движении принимали участие и юноши, и девушки, в том числе Элин Боргстрем, в которую он влюбился со всем пылом юности. Несмотря на трудности со здоровьем, Евгений успешно учился и сдал экзамены на должность чиновника. Кроме того, он, был известен в спортивных кругах, а также входил в руководство Объединения охотничьих стрелковых клубов Финляндии.
Его любовь к Элин Боргстрем, несмотря на все его успехи и на хорошее происхождение, осталось безответной. «Никогда», − сказала ему Элен на предложение руки и сердца. Услышав этот ответ, Евгений понял, что потерял смысл жизни. Оставалось одно — уйти из жизни. Но Шауман хотел превратить свое самоубийство во что-то патриотическое. Пусть Евгений и провел детство за пределами Финляндии, но его патриотичное воспитание и участие в националистическом движении подсказывали ему «благородный» выход из сложившейся ситуации. Самопожертвование и убийство ненавистного генерал-губернатора, запретившего в истинно-финских учреждениях вести официальную беседу и документацию на шведском языке, да еще и обязавшего финнов служить в армии России, стало бы решением как политических, так и личных проблем. И потому, дождавшись, пока Николай Иванович поднимется на площадку, Эуген неожиданно заступил ему дорогу и, выхватив револьвер выстрелил. «Одна пуля попала в шею неопасно, другая контузила, попав в орден, третья — в живот», — писали потом в газетах. Пока застывшие от неожиданности чиновники в недоумении смотрели на падающего генерала и стоящего напротив убийцу, Шауман приставил револьвер к груди и выстрелил четвертый и сразу же, нажимая спуск слабеющей рукой, пятый раз…
— … Бобриков умер ночью. По донесениям полиции и филеров, в ресторанах Хельсинки открывали бутылки шампанского, радуясь его смерти. В кармане самоубийцы нашли письмо, в котором он обращается к Вам, Государь, — «в Великом Княжестве царит великая несправедливость», и чтобы рассказать об этом Вам, он приносит себя в жертву.
— Жертва, чтоб его! Бога душу, в матрену мать, гребанный Asshole! … — Николай рассердился настолько, что князь невольно испугался и слегка отпрянул от стола. — Вот что…, — грязно выругавшись, продолжил он. — Следствие забираешь себе. Привлечь Кошко и лучших филеров. Не верю, что сей юнош на преступление просто так пошел. Даже если какие-то любовные страсти или дурные болезни найдутся — не останавливать расследование. Все общества, в которых он участвовал, даже тайные, всех друзей и барышень — разыскать и разъяснить до последней запятой. Чтобы точно знать, кто его на сие деяние спроворил! Действуйте, князь!
Российская империя. Петергоф. Декабрь 1905 г.
Заседание Совета Государственной обороны государь решил провести в «Морском» кабинете. Куда и направились приехавшие по такому случаю в Петергоф генералы Редигер и Фролов, генерал-адмирал Александр Михайлович, адмиралы Чухнин и Гильтебрандт, а также канцлер Дурново.
После обмена приветствиями, дождавшись, пока все займут свои места за круглым столом, на котором в этот раз вместо скатерти была расстелена карта мира, Николай открыл заседание.
— Начнем, господа. С армии, пожалуй. Александр Федорович, вам слово.
— … начатая в прошлом году реорганизация армии несколько задерживается, ввиду неравномерного финансирования… При таких условиях армия будет готова к войне не ранее одна тысяча девятьсот десятого года. Но и тогда мы не получим полностью всего предусматриваемого новыми штатами количества пулеметов и скорострельных орудий, в первую очередь тяжелых систем и полковых. Кроме того, запас винтовок на случай мобилизации и восполнения потерь во время войны следует рассматривать как недостаточный, что также объясняется предельно малым финансированием их выработки. Модернизировать же существующий запас винтовок в таких условиях вообще получится не ранее девятьсот четырнадцатого года. Ну, и чтобы не создалось впечатление, что у нас совсем все плохо, докладываю, что формирование сибирских частей будет завершено к концу этого года… Сейчас мы имеем уже полностью сформированных восемнадцать сибирских стрелковых бригад… Боевая подготовка войск идет по плану. Готовим назначенные на август следующего года большие маневры в Киевском округе …, — доклад военного министра генерала Редигера нельзя было назвать оптимистичным, как и описанное им положение армии.
— Понятно, Александр Федорович. То есть если вдруг придется в следующем году воевать, то с чем мы окажемся? — спросил император. И тон его голоса был не слишком веселым.
— Пока с таком, Государь, — развел руками министр. — Формально переход на новую организацию мы завершим в январе-феврале следующего года. А там… будем уповать на Господа, храбрость солдат и генералов, да наш русский всемогущий авось…
— На Бога надейся, да сам не плошай, — столь же невесело отшутился Николай.
— Так воевать-то есть чем. Только в количествах недостаточных. Кои недостатки придется кровью заливать, Государь, — не стушевался Редигер. — Пусть даже и новости благоприятные, но отбрасывать возможность войны в ближайшие годы нельзя! Поэтому увеличение бюджета армии просто необходимо.
— Кровью… Не хотелось бы и, даст Бог, не придется. Вот с деньгами вопрос…, — задумчиво проговорил император. — А вы что скажете, Петр Александрович? Что нам ваше пятое делопроизводство[3] может сообщить?
— Сведениями, полученными от тайных осведомителей и военных агентов (атташе) никаких приготовлений к скорому началу войны не выявлено. Австрийское военное министерство озабочено перевооружением артиллерии на новые скорострельные пушки образца пятого года. С которыми у них пока происходят разные казусы, не дающие возможности заняться выработкой пушки в необходимом для перевооружения количестве. Сформированные в прошлом году части еще недостаточно сколочены и не могут считаться боеспособными. На повышение уровня их готовности и завершение перевооружения артиллерии, по оценкам самих австрийцев, требуется от трех до четырех лет. До того ни о какой войне и речи быть не может. Французские военные круги, напуганные заключенным нами договором с Германией, ведут закрытую дискуссию о введении четырехлетнего срока службы и снижении призывного возраста до двадцати лет, что сразу увеличит численность армии мирного времени. Но таковые меры будут неблагосклонно приняты левыми партиями и ни коим образом не могут быть утверждены правительством, в которое входят социалисты и радикалы. Сторонники сих партий до сих пор настаивают на снижении срока службы до двух лет, каковое решение буквально чудом не прошло утверждения в пятом году. Эти две причины, по нашей оценке, так же не позволят французам вступить в войну в ближайшие два — три года. Если же хотя бы одно из этих предложений будет принято, то бремя сего закона будет настолько тяжело, задачи, которые он ставит перед собой, будут настолько велики, что страна скоро запротестует и перед Францией станет вопрос или отказаться от того, что она не в состоянии будет выдержать, или в ближайшее время начать войну Что касается Германии, то заключение договора с нами не сказалось на военных планах. По нашим сведениям, германцы считают своими основными противниками французов, но никаких мер для провокации войны с ними не предпринимают. Англия… ну, в отношении ее я уступаю право высказаться моим коллегам из Морского Генерального Штаба. Ибо армия британская может считаться в европейской войне лишь приложением к ее флоту
