Свидетель канона (СИ) - Бобров Михаил Григорьевич (книги онлайн полные .TXT) 📗
– Зато есть нужда в добрых мечах, место героям, слава и серебро.
– Дождется ли наш дом возвращения с тем серебром? Что-то не сильно я жалею о мире сегодняшнем.
– А я не думаю, что новый мир окажется лучше, – сказал Гуннар столь же внезапно, как и проснулся посреди ночи. – Раньше викинги привозили домой славу и добычу. Сейчас мало кто ходит в викинг, еще меньше людей возвращаются. Не каждый приносит хотя бы славу. А о добыче, достойной саги, последний раз мы с тобой слышали от отцов. Так что все большее число людей служит городам или конунгу, не кладет Одину положенного, а молится Молодому Христу. Я часто думаю: не последние ли мы на Лебединой Дороге?
– Подожди, малец, – кормщик покривился, пытаясь ухватить горячий казан. – Речь пока не о том, к добру или худу переменится мир. А о том, чтобы Мидгард хотя бы не исчез совсем.
Гуннар Гуннлауг тоже почесал бороду:
– Ведь я почему еще на тинге не поверил? Можно ли судить о делах богов по рассказу Детолюба, обезумевшего тогда от одной только боли? Взаправду ли видел он чудеса?
– Взаправду! – глухо, как из бочки, вступил пленник. – Сам я жил в чертогах морского царя, и могу рассказать все, как есть. А возвратите гусли, так и спеть. Речь вашу, как вы можете слышать, я знаю неплохо. А еще я знаю "Сагу об Эгиле", и не прочь выкупить свою голову песней, как там сказано.
Гуннар поглядел на пленника с облегчением: так вот в чем твоя загадка!
– Ты не Эгиль сын Скаллагрима, – буркнул старый кормщик. – Мы не знаем, сочинишь ли ты достойную песнь.
Золотобородый взбугрил плечи, сжал и разжал пальцы:
– Но и твой хевдинг тоже не король Адальстейн, повелитель англов и бриттов. Хотя воин хороший, тут не поспоришь.
Пленник повернулся к светлеющему рассветному небу, перемолчал, но все же собрался с духом и опять заговорил с хевдингом:
– Тебе не зазорно принять мою песню, Гуннар Змеиный Язык, ты же сам скальд, и отличишь хорошее от плохого.
– Что посоветуешь, Харальд?
Кормщик прищурился на блекнущие звезды:
– Бирка и Бергенхус рядом только в тех новых писаниях, что раздают жрецы Молодого Христа. А ведь нам еще до Бергена плыть и плыть. Принимай песню, хевдинг.
– Серебра при нем все равно нет, зато полные глаза ненависти, – прибавил тут и проснувшийся Ярицлейв. – Не получится из него послушный работящий трэль.
– Хорошо, коли вы, мои друзья, желаете послушать, пусть поет, – Гуннар ухмыльнулся. – Пусть поет всю дорогу до Бергенхуса. А вы же и судите, стоит ли головы его песня. Не понравится, продадим его в Бергене, на том и делу конец.
– В Бергене надо бы послать вести домой, – прибавил Харальд. – С твоего позволения, хевдинг, я приищу гонца.
– На том и порешим, – Гуннар поднялся. – Собирайтесь, лежебоки! Церковь сама себя не разграбит!
Викинги посмеялись, но зашевелились быстрее, и уже к восходу кораблик бежал по Лебединой Дороге, подгоняемый крепким северным ветром.
Гусли свои пленник нашел в том самом плоском ящичке, по виду как для письменных принадлежностей. Только никто не сумел того ящичка ни открыть, ни взломать, а и не беспокоился о том золотобородый певец. Знал, верно, что колдовской защиты не превозмочь корабельному священнику Аслаугу, вот если бы сам епископ в Бергенхусе… И то навряд ли!
Хозяину гусли раскрылися сами, а заиграли громко и ясно – на длинной палубе всякий услышал, рабы и те спины выпрямили.
Впрочем, Гуннар и без музыки не морил трэлей голодом: с тощей овцы сколько той шерсти?
– … Ведома ли молодцам да под красным парусом песня-сказ былинная, достоверная, о купце из Господина Великого Новагорода?
– Ведома!! – ревели викинги.
– А ведомо ли молодцам да под красным парусом, сколько в песне той правды-истины?
– А откуда нам знать, что есть истина? – снова изумлялись викинги, точно попадая в мелодию. – Те ли мы жрецы ли священники?
Взлетали полосы белой пены, оседали каплями на новенькой, нецелованной солнышком, шерсти паруса, на лицах походников; старый кормщик Харальд привычно двигал правилом, не утирая соленые брызги. Подумаешь, море! И перебегали красные отсветы паруса по добротно смоленым доскам, по выскобленной палубе, и привычным звуком гудели забравшие ветер канаты… Но только пустовало место на носу, место героев. И с каждым словом выпевающего себе свободу новгородца думал Харальд: может, и прав окажется Гуннар-хевдинг? И "Черный конь" в самом деле последний рыщет на Лебединой Дороге?
– … Не имаху я золотой казны, по честным ходил пирам с гуслями, с гуслями да звончатыми! Вот как первый день да не зовут меня, не зовут второй, а и третий день!
Знали все песню, но подтягивали охотно. Половина же удовольствия – предвкушать. На каждое слово новгородца викинги добавляли кто строку, кто куплет, и так разменивали дорогу на песню. До славной битвы еще доехать надо!
– … Что соскучился, что примучился, Ильмень-озера вышел на берег, сел на камень-алатырь, заиграл тоску, песню долгую…
Викинг половину жизни путешествует. Ворочает ли тяжелое весло, топчет ли безответную пыльную дорогу, правит ли лошадью…
Или вот, как сейчас, подставив лицо теплому солнцу, а спину крепкому ветру, радуется полету "длинного корабля" по древнему морскому пути. Слева лесистые скалы материка, черные провалы фиордов. Справа острова: которые с елками, а иные лысые, ровно отец храбреца Эгиля из той саги. А за островами море Северное, а там земля скоттов и англов, а за ней пути еще дальше, на ледяной Свальбард, на теплый щедрый Винланд… Хотя бы сейчас грести не надо – радуйся, вперед не загадывай. Твое тебя не минует.
– … Говорит мне царь: ты иди в заклад, ставь головушку свою буйную. Буйную головушку бесполезную! Ставь за трижды три лавки со товарами да за вполтретьи три ладьи быстрыя, по привальный брус все груженыя!
Викинги слаженно подхватывали:
– А и ловок царь, и хитер морской! Что купец сейчас в море выведет, завтра все во чертоги царевы свалится!
Ветер держался ровный, крепкий, быстро летел "Черный конь", и холодный камень в сердце у Харальда таял понемногу, плавился под сильными голосами.
– … Говорил на то грозный царь морской: ты, гусляр, про меня брось печалиться! Я тебе сказал, а ты ставь заклад! И увидишь сам, все поправится!
Гуннар с удовольствием подпевал, благо, что не требовалось и тут грести. Норэгр – путь на север, по коему все окрестные племена их самих и зовут "норвеги". Только сейчас едут они на юг…
А почему бы не поехать, пока не старый? Воистину правду говорят служители Молодого Христа: состаришься, и препояшут чресла твои чужие руки, и поведут, куда не хочешь. У них бог потому так и зовется: Молодой. Так стоит ли носить меч на поясе, чтобы весь век просидеть в городской страже Тромсе или Уппсалы, и не видеть половины того, что видели Рагнар или Хререк? Нет более свободных престолов, заняты места в Нормандии, на Руси, даже на теплых скалах южнее самого Рима – так оно и к лучшему: никто не привяжет викинга к бабьему куту!
Места в Валгалле всегда свободны.
– … По закладу тому лавки выиграл, кораблей морских взял полтретьи пять, золотой казны взял бессчетно я. Стал я жить-поживать, инвестировать! Наживать казну да имение! Ночью зимнею шел от любушки, слышу, плачет кто али хныкает. Гляжу, ан в студеную зимнюю пору примерз малолетний бесенок к забору…
Засмеялись и рабы тоже, и даже хмурые до сих пор пленницы заулыбались. Известно же, чем помогают отлипнуть от забора в мороз!
– А как шел я от милой любушки, то подумал головою не верхнею! Как помог я бесенку малому, так до сей поры не раскаялся!
Чуть не до полудня содрогался корабль от смеха, перепевая историю бесенка эдак и так; певцу налили рог сладкого вина с берегов Рейна. Ясно уже всем сделалось, что выкупил он свою пегую голову, золотую бороду – но как не дослушать?
– … Сомутил меня тот бесенок враз. Ты поставь, сказал, на заклад велик, что товары все с торга выкупишь! Все товары с торга Новагородского! Месяц в те поры в тучу спрятался, обеспамятел я, и забыл про крест. Что про крест святой, что про род честной, все азартом тем глаза застило!
