Прогулки по Аду (СИ) - Клепаков Андрей (первая книга TXT) 📗
Я велел лодочнику подплыть поближе. На корме вяло колыхался какой-то флаг. Что за флаг? Черт его знает. По разбойничьим рожам команды, мелькавшим над бортом, национальность тоже определялась плохо. Я понадеялся, что все-таки не испанцы, и заорал что есть силы:
— Is there anybody who can speak English on this old tub?
Сразу же над бортом появились две головы и с удивлением уставились на меня. Лодочник тоже, открыв рот, смотрел на меня.
— Ты знаешь язык наньмань? — изумилась Асука.
— Нет, — ответил я ей. — Но я знаю язык, который могут знать они.
— What do you want? — наконец сподобился ответить один, и негромко добавил. — Yellow ass.
Я сделал вид, что не расслышал про жопу.
— I wish to speak to the captain of the ship, — проорал я с лодки.
— He can't get on the deck.
— Rum? — спросил я.
No, brandy, засмеялся моряк.
— And the mate too? — поинтересовался я.
— Here I am.
— Ok, — кивнул я.
— What? — не понял меня он.
— Good, — повторил я. — I'll speak to you. I need a cabin for two to China.
Из дальнейшего разговора выяснилось, что судно голландское. Завтра-послезавтра снимается с якоря. Идет в Макао. Что каюту они могут предоставить, но надо обсудить цену. Я ответил, что плачу золотом или жемчугом. Договорились, что завтра утром я должен быть на палубе.
— О чем ты с ним разговаривал? — спросила Асука, когда мы плыли к берегу.
— Забронировал нам каюту до Макао. Завтра отплываем, сегодня было бы неплохо избавиться от жемчуга.
— Что такое каюта?
— Комната на корабле.
— Разве на корабле может быть комната? — удивилась Асука.
— Может, — я оглянулся на корабль. — Вон, посмотри, у него на корме целый дом. Там комнаты и есть.
По дороге в гостиницу Асука начала загибать пальцы.
— Ты знаешь язык наньмань, и ты знаешь, как устроен их корабль, — загнула она первый палец. — Ты оделся как самурай и присвоил себе меч, — загнула она второй. — Ты не боишься сёгуна, ты украл его жемчуг и убил его людей, — загнула она третий. — Ты один убил целый отряд. И когда ты их убивал, ты смеялся. Мне было очень страшно смотреть на тебя, — Асука загнула четвертый. — Ты умеешь скакать на лошади, — и она посмотрела на свой сжатый кулачок.
— Я знаю тебя со своего рождения. И я знаю, что ты никогда не уезжал из деревни, не ездил верхом и не упражнялся с мечом. Ты всю жизнь искал жемчуг, — Асука стала загибать пальцы на другой руке. — Ты относишься ко мне не так, как мужчина может относиться к женщине, не так, как отец к дочери, и даже не так, как мог бы относиться слуга к своей госпоже. У тебя все это смешано, и ты все делаешь неправильно, — Асука загнула сразу три пальца, подумала и два распрямила назад. — Ты никого не боишься. Ни людей, ни духов, ни богов. Тебе просто плевать на них! Тебе было наплевать на дом и на лодку. Ты их бросил, как бросают черепки разбитого кувшина, — и Асука снова загнула палец. — Когда ты на меня смотришь, мне кажется, что я вижу твою душу и что я умру только ради одного твоего взгляда, — Асука посмотрела на торчащий мизинчик. — Кто ты? — спросила она и ткнула меня пальцем. Жест совершенно невозможный в средневековой Японии между женщиной и мужчиной, даже если предположить отношения между ними.
Я остановился, обнял ее и поцеловал.
— Ты тоже сильно изменилась за этот год, освобожденная девушка Востока.
— Ты не человек, — прошептала Асука, загнув мизинец и показав мне кулак. — Кто ты?
— Я твоя судьба, — шепнул я ей на ушко. — И хочу быть твоей судьбой как можно дольше. По крайней мере, до смерти.
До вечера, обегав все ювелирные лавки в городе, я продал приблизительно половину имевшегося у нас жемчуга. Мешочек с золотом существенно потяжелел.
Утром, подплыв к галеону, я постучал рукояткой катаны по борту. Сверху сбросили штормтрап.
— Полезай, — сказал я Асуке.
— Я боюсь. Мне страшно.
— Ты мальчик, сын самурая. Тебе не может быть страшно. Полезай.
— Давай я после тебя.
— С ума сошла! Я должен видеть, что с тобой все в порядке. Полезай, полезай. Я сразу за тобой. Если свалишься, я поймаю.
Стоя в качающейся лодке, я ухватил конец веревочной лестницы:
— Лезь давай. Я держу.
Асука вздохнула, уцепилась за веревки, оглянулась на меня и полезла вверх. Я успел поцеловать мелькнувшую у моего лица щиколотку. Асука пискнула и полезла быстрее.
Я повесил мешок с вещами на плечо, бросил серебряную монету лодочнику, оглянулся на берег:
— Ну, прощай, страна Япония, — и стал подниматься следом за девочкой. Катану я держал в руке на всякий случай. Викинг шевелился у меня в затылке.
Нас встречал помощник капитана, стоявший рядом с ним матрос бросил вниз веревку.
— Скажите лодочнику, чтобы привязал веревку к сундуку. Мы поднимем ваш багаж, — сказал старпом.
— У нас ничего нет, вот только мешок. Omnia mea mecum porto, — автоматически брякнул я.
— В Японии уже преподают латынь? — спросил старпом. Матрос рядом чихнул и закашлялся.
— Не боитесь порезаться? — моряк покосился на обнаженную катану в моей руке. — И, кстати, где вы так хорошо выучили английский?
— Неудобно было лезть, за борт цепляла, — ответил я, вкладывая меч в ножны. — А английский? Старая история. Я был мальчишкой, когда недалеко от нашего дома после шторма нашли на берегу человека. Это был англичанин. Из Портленда, — начал я рассказывать приготовленную историю. — Я запомнил, потому что он все время пел: «Когда воротимся мы в Портленд…».
— Так вот, — продолжил я, — его не убили, взяли в дом. Он прожил у нас пятнадцать лет. Вот он меня английскому и научил. Очень тосковал по родине. И в той песне были еще такие слова: «Да только в Портленд воротиться нам не придется никогда».
— Ну надо же, — удивился моряк, — представляете, я тоже англичанин. И тоже из Портленда.
— Его звали Джон Сильвер, и у него была деревянная нога. Не слышали о таком? — спросил я.
— Нет, — покачал головой старпом. — Ужасная судьба прожить жизнь на чужбине и умереть далеко от родины.
— У него еще был попугай. Очень противный, и все время орал: «Пиастры! Пиастры!», — как говорится, «Остапа понесло».
— Попугая тоже выбросило море? — спросил моряк.
Не знаю, — я пожал плечами. — Наверное, попугай летел, а когда уставал, то мог садиться и отдыхать на его деревянной ноге. Кстати, попугай жив до сих пор.
— Вы рассказали удивительную и очень печальную историю, — старпом покачал головой.
— Да, — кивнул я. — Что тут скажешь? Судьба. Fortuna — non penis, in manus non recipe.
Помощник капитана секунду молчал, потом громко заржал:
— Вы совсем не похожи на японца.
Я пожал плечами.
— Пойдемте, вы покажете нам нашу каюту. А то де… мальчик устал. У нас было непростое путешествие.
— Да, — кивнул моряк, — когда люди отправляются в дорогу без багажа, это говорит о том, что решение покинуть дом, скорее всего, было внезапным и принималось очень быстро.
Я засмеялся.
— Вы проницательны, сэр.
— Адам Смит, — представился старпом, не сэр, — улыбнулся он.
— Ясуши Томашивари, — поклонился я. — Тоже не сэр. Мальчика зовут Асука, он по-английски не говорит.
Услышав свое имя, Асука встрепенулась. Я обнял ее за плечи.
— Можете звать меня просто Адам, — предложил старпом. — Ваша каюта рядом с капитанской. Это лучшее, что у нас есть. Окна выходят прямо на корму. Капитана зовут Роже ван дер Вейден. Он иногда бывает шумным, — пояснял по дороге Адам Смит. — Отплываем прямо сейчас. Стюард пригласит вас в кают-компанию на завтрак после отплытия. Там и познакомитесь с капитаном и другими офицерами.
Навстречу нам попались двое матросов, они оба кашляли.
«Да что у них тут грипп, что ли, в такую жару?» — удивился я и сказал:
— Меня вы можете называть Суши, я думаю, так для вас будет привычней. Да, а сюда вы не из Гонконга пришли?
— Гонконг? Это что? Не знаю такого. Мы из Макао и туда возвращаемся. Потом идем на Гоа, а потом домой в Голландию.
