Proxy bellum (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич (бесплатная регистрация книга .txt, .fb2) 📗
Это злило.
Это бесило.
Но что можно было сделать, когда вооруженные люди тебя выдавливали с площадей. Открывая огонь на поражение в случае неподчинения. К счастью боевиков, способных стрелять в безоружных, у поднятых против Бенито сил, оказалось немного. Из-за чего он еще держался. Хоть и вяло. Просто на ярости близкой к бешенству своих сторонников.
И тут им привезли «армянского коньяка». Пару контейнеров.
Отчего на площади Италии внезапно не стало душно. Потому как его ребята стали туда выходить до зубов вооруженные. И сходу открывая огонь на поражение воздавать за недели… а то и месяцы унижения. Уж у них-то после того, что пришлось перед этим испытать, моральных проблем с нажатием на спусковой крючок не наблюдалось. А учитывая критическое превосходство в вооружениях — это сразу стало сказываться на общей политической обстановке.
Сначала были подавлены крупные постоянные митинги. И по улицам городов, за которые шла борьба, покатились грузовики, набитые до зубов вооруженными людьми. В качестве патруля.
А потом малые отряды сторонников стали вламываться в издательства, что все эти дни поливали их помоями. Без всякого стеснения и зазрения совести. И доводить до них принципы свободы слова самым летальным образом.
Да и вообще пошел дым коромыслом. Из-за чего курия даже обратилась к армейскому руководству, чтобы оно вступилось. Но то не спешило с активными действиями. В том числе и потому, что все это время довольно хмуро наблюдало за тем, как Бенито и его люди дерутся практически без оружия против этих вот… которые подозрительно напоминали предателей Родины. Да — деньги. Да — гарантии. Да — угрозы личным накоплениям в банках. Только это и останавливало многих генералов от вмешательства. Тогда. Сейчас же они тыкали курию носом в условиях договора и с нескрываемой улыбкой говорили о том, что они верны своему нейтралитету…
Часть 2. Глава 3
1931, июнь, 28. Москва
Семен стоял у окна и курил.
Знал, что вредно. Об этом везде плакаты теперь висели. Но привычка — великое дело. И просто так отказаться он не мог. Чай из беспризорников и курить начал раньше, чем читать и писать.
Было как-то пусто.
Выходной день.
А делать-то особенно и нечего. Если бы не плавающий график, то он был с коллегами что-то организовал. А так… один. Один в большом городе.
В кинотеатр идти? Так там он уже все видел. Новые фильмы далеко не каждую неделю появлялись. И не каждый из них оказывался интересным. Даже по названию.
В театр? Как-то неловко. Он там чувствовал себя чужим и лишним. Да и дорого этого. Жена раз-два в год заставляла туда ходить из-под палки. Чтобы быть не хуже других. И было, о чем с подругами судачить. Сам же он добровольно туда вряд ли отправился бы.
На балет? Еще хуже.
В музей? Не интересно. Он там, правда, ни разу не был. Но коллеги по работе рассказывали, что ничего интересного там нет. И курить во время нахождения внутри не разрешают.
Что еще?
Скачки. Скучно. Он не азартный человек. Да и лошади… Как-то пришел посмотреть, но так и не понял, чего все так оживленно обсуждают. А ставки делать не решился — денег жалко.
Спорт? Еще хуже. Побегать самому, попинать мячик или как-то порезвиться он всегда был охоч. А смотреть за другими — скука. Да еще в окружении какой-то орущей толпы. Куда это годиться?
Вот и выходило, что особо и пойти ему было некуда. И он готовился к тому, что весь свой выходной день проведет, маясь от безделья.
Докурил.
Потушил сигарету в импровизированной пепельнице из консервной банки. Кидать за окно уже отучился. Бешенная старушка со второго этажа, что возился с цветочками у дома, его как-то за этим поймала. И, улучив момент, огрела лопатой по спине. Потому что слова ее он проигнорировал.
И что ему делать? Драться с ней? Засмеют. Ждать очередной удар из-за угла? А старушка прям лютая была и била от всей души. Вот, поразмыслив, он и перестал окурки на улицу выбрасывать. Из любви к своей спине. А то ведь неровен час и развалиться она после очередного удара черенком.
Мазнул взглядом по книге. Анна Каренина с закладкой странице не то на десятой, не то на одиннадцатой. Она там у него уже почти год уже. Специально кто-то дал почитать. Чтобы просвещался. А он… он не мог это читать. Заумно. Скучно. Нудно. И жизнь такая далекая, что тошно.
Подошел к радио.
Включил его.
Шла традиционная уже утренняя передача. Физкультурная. Сейчас пожужжат со своими махами и приседаниями, да начнут следующую — поинтереснее. Байки станут травить. Поэтому оставив ее, он усмехнулся и пошел готовить завтрак. Какой-нибудь… есть хотелось не сильно, но надо было себя чем-то занять, чтобы время не текло так медленно и вязко…
Но не успел он и заняться этими делами, как раздался звонок в дверь. От чего Семен крайне удивился. Он ведь гостей не звал и не ждал. Да и кому он мог понадобиться в такую рань? Может что на заводе случилось? И за ним прислали? Что было бы неплохо. Уж чего-чего, а скучать там никто не даст.
Подошел к двери.
Открыл замок.
Толкнул дверь, открывая и… замер. Там, в проеме стоял генеральный секретарь собственной персоной. Вот прямо как с фотокарточек газетных или портретов.
— Доброго утра. Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро. Тарам-парам, тарам-парам. На то оно и утро. — произнес Фрунзе с добродушной улыбкой. — Стихоплет из меня не важный. Но надеюсь, судить строго не будите.
— Так вы в гости? — как-то растерянно спросил Семен.
— В гости, конечно. Примете?
— Отчего же не принять? Проходите. — произнес, посторонившись рабочий и давая проход гостю.
И генсек вошел, оставляя в коридоре своих охранников.
Осмотрелся молча. И направился на кухню.
— Не с пустыми руками я. Неприлично с пустыми ходить. Вот, держите. — сказал он и поставил на стол тряпичную сумку с чем-то. — Это небольшой гостинец к столу. Как ваша жена поживает? Детишки?
— Так вроде бы хорошо. К маме деревню они поехали.
— А вы что же? Отдохнуть от них решили?
— Да не. Я бы поехал. Всяко лучше, чем вот так киснуть. Но отпуска не дают. Война. Заказов много.
— Ну да, ну да. Дело серьезное. Ну да ничего — супостата разгоним и снова все наладится.
— Может и наладится. Дай та Бог. — отметил рабочий и дернулся было перекрестится на красный уголок, да икон там не обнаружил. Оттого руку и опустил. Верно старая крестьянская привычка аукалась.
— Вы меня узнали?
— Так как же вас не узнать Михаил Васильевич?
— Я о другом. Помните, мы с вами в кабаке письмо сочиняли?
— Как не помнить, — засмущался Семен Иванов. — Вы тогда еще в … как его?
— Гриме?
— Да, в гриме были и вызвались сами себе писать послание от всех рабочих. Я, когда узнал, чуть со стыда не сгорел.
— Отчего же? Мы разве что-то дурное делали?
— Так… — не нашелся что ответить рабочий.
— С жильем же все решилось положительно?
— Еще как! Я о лучшем и мечтать не мог.
— Вот — а вы боялись. — добродушно улыбнулся Фрунзе. — Чтоб вы знали, я такие вылазки постоянно делаю. С простыми людьми общаюсь. О невзгодах их узнаю.
— А как же ваши… ну эти… как их? Они что же не говорят вам? Отчего сами то ноги топчете?
— Говорят. Но есть простое и очень действенное правило. Доверяй, но проверяй. Во всем. Всех. Вот я и проверяю. Вдруг падла какая завелась? Вдруг глаз замылился? Вдруг еще какая беда случилась? Я ведь в кабак не просто так зашел. Тоже поговорить с простыми людьми хотел. Послушать, что они говорят и какими бедами живут.
— А я говорил! — расплылся в улыбке рабочий. — А мне не верили. Говорили, что я все выдумываю.
— А и пусть болтают. Что нам с того? Собаки лают караван идет. В конце концов не на Фомах неверующих стоит этот мир.
— Тоже верно.
— Как на работе? Не притесняют? Директор то по шапке тогда знатно получил, что не уследил по жилью. Иной бы выждал, когда о вас наверху забудут, да тихо отомстил.
