Сын императрицы (СИ) - Ли Владимир Федорович (полные книги TXT) 📗
Поездка на дрожках
В Тверь не въезжали, свернули с тракта налево и по проселочной дороге добрались до неширокого — чтобы только разъехаться встречным повозкам, — деревянного мостика через Тверцу и уже по той стороне реки вскоре подъезжали к усадьбе. Лексей с понятным любопытством разглядывал окрестности — он уже на своей земле, — густой лес вдоль берега и рощи поодаль, пустые, пока еще не распаханные поля, небольшая деревня вдоль дороги из двух десятков изб. Из поместной грамоты знал, что на его владениях две деревни и село при усадьбе, в которых проживают чуть больше трехсот душ, а общая площадь всех угодий составляет около пятисот десятин. По местным меркам поместье среднее, есть намного крупнее, как у князей Куракиных — более тысячи крепостных и две тысячи десятин, но много — где-то каждое пятое, — с одной деревенькой в двадцать — тридцать душ, часть дворян вообще без поместья.
Лексей прежде всерьез не задумывался о своем статусе владельца земель и крепостных крестьян — как-то проходило мимо сознания, да и заботы у него были совершенно иные. Теперь же, видя воочию, не знал, как же относиться к такому достоянию, особенно к людям, ставшим, по сути, его рабами. У них нет никаких прав, даже на жизнь — хозяин мог запороть до смерти и не нести никакую ответственность. Та же известная всем Салтычиха попала под гнет закона не из-за того, что погубила более сотни крепостных, а за покушение на жизнь дворянина. После каких-то сомнений и раздумий новоявленный помещик решил для себя — он будет добрым хозяином, но давать свободу и землю своим людям не станет, слишком неуместным и неразумным покажется всем такой поступок. Правда, вставал вопрос — как же он, находясь на службе, сможет хоть как-то повлиять на здешние дела. Так и не найдя ответа, махнул рукой — жизнь покажет, что сейчас ломать голову!
От дороги к усадьбе вела узкая дорожка, когда-то выложенная камнем. Сейчас же от него остались разрозненные куски — видно, давно не ремонтировали. Да и сами строения казались запущенными — дранка на стенах местами ободралась, черепица на крыше кое-где отлетела, окна не крашены, хорошо еще стекла на месте. Барский дом выглядел довольно заурядно — одноэтажный бревенчатый, над средней частью небольшой мезонин. Каких-либо украшений, обычных в других усадьбах — колонн на входе, барельефов, лепнины, уж не говоря о статуях или портиках, — не было и следа, похоже, прежний хозяин или не следовал общей моде или, что вероятнее, не мог позволить себе роскошества. Невольно возникал вопрос — не в убыток ли себе принял этот дар? Хотя, собственно, выбора ему не дали — вручили с баронским титулом, — но уж маменька могла порадеть за родного сына!
Дворянская усадьба
На лужайке перед входом когда-то был цветник, осталась от него дикая поросль. Парк за домом также представлял запущенность — деревья переплелись ветками, кустарники давно не стрижены, разрослись неприглядно. Лексей невольно вздохнул — это же сколько трудов, а главное, денег надо вложить в усадьбу, чтобы привести ее в приличный вид! Когда дрожки уже подъехали к парадному крыльцу, из дверей появилась немолодая пара — мужчина в потертом кафтане, знавшем лучшие времена, и женщина ему под стать — в старом, но ухоженном платье. Они поспешили к сходящему с дрожек офицеру, низко склонили голову перед ним, потом мужчина представил себя и напарницу:
— Ваше благородие, я дворецкий, зовут Никифором. А это моя супруга Матрена, она ключница, так же кухарка. Из прислуги мы только двое, остальных продали, когда имение отписали у барина за долги. Стараемся по мере своих сил сохранить как прежде, но из казны дают слишком мало — сами видите, как вокруг все ветшает.
Мичман сказал о себе: — Я новый хозяин поместья, барон Бобринский. Можешь называть меня Лексеем Григорьевичем, — после задал беспокоящий его вопрос: — Скажи-ка, Никифор, прямо, без лукавства — откуда долги? Неужели нет дохода от сих владений?
Старый слуга замялся, не решаясь сразу ответить, но под строгим взглядом барона все же вымолвил:
— Не следует слуге говорить хулу о прежнем барине, но возьму грех на душу — мот он и картежник. За десять лет прокутил и проиграл все до последней рубахи, заложил имение под проценты и не смог вернуть долг. Казна выкупила, а самого отправили в Сибирь. Хозяйство запущено, в деревнях разруха, а ведь раньше, при отце молодого барина, жили припеваючи, возили хлеб и овощи на ярмарку.
— Понятно, Никифор, — задумался новый хозяин, после высказал: — Пусть жена твоя поможет моему кучеру оправиться, после покормит, а мы с тобой обойдем усадьбу — посмотрим, что надо с ним предпринять. А потом, после обеда, объездим деревни, поговорим с людьми.
Весь свой отпуск Лексей провел в поместье — не хватило времени хотя бы на день съездить в Бобрики. Вызванные мастера из Твери приводили в порядок усадьбу, перестроил с ними фасад по своему вкусу, нанял садовника восстанавливать цветник и ухаживать за парком, посадил плодовые саженцы в будущем саду. Со старостами деревень и села определил нужные средства и материалы для вспашки и сева — от плуга до семян, — а также племенных коров и бычков для восстановления стада и еще много другого, что потеряли из-за мотовства предыдущего хозяина. Все нужное закупали на ярмарках в Твери и Торжке — Лексей сам ездил туда, — истратил все имевшиеся у него деньги, взял еще ссуду в заемном банке. Всего ушло около десяти тысяч рублей, но посчитал нужным пойти на эти траты — они должны были окупиться за два-три года. Перед отъездом оставил необходимый запас на возможные расходы и обязал старост по осени подготовить отчет — зимой, после окончания навигации, обязательно наведается и проверит.
Иногда, в нечасто выпадающий досуг, Лексей поражался себе — вел как заправский помещик! Вникал в проблемы и заботы своих владений, заглядывал во все уголки не только усадьбы, но и дальних угодий, своими ногами исходил поля и леса. Причем исполнял хозяйственные нужды с охотой, даже почувствовал вкус. Возможно, в том проявилась забота о людях, зависимых от него, или сказалась увлекающаяся натура — примерно также он загорелся морем. Как бы ни было, бросать все начатое уже не мог, дал себе зарок проследить и, может быть, развить, если выдастся время, да и нужные средства. Уже продумывал планы землеустройства по-новому, с тем же многопольем, поливными каналами, внесением удобрений, высаживанием новых культур — картофеля, помидора, кукурузы. Только понимал — сейчас реально не до того, служба важнее подобных проектов, они оставались мечтами в неопределенном будущем.
Как ни был занят молодой человек делами поместья, но случился у него роман с юной девицей — дочерью директора народного училища Сумарокова. Сам он был из незнатных дворян, даже не имел поместья, лишь небольшой дом в тихом районе Твери. Так что никакой корысти в ухаживании молодого офицера за, по сути, бесприданницей не имелось, только сердечная склонность. Встреча произошла случайно — Лексей приехал в город по своим нуждам и на одной из улиц увидел девушку, идущую навстречу по деревянному тротуару. Особо к ней не приглядывался — мало ли кто гуляет по городу, — лишь скользнула мысль: — приятная на вид, с такой не зазорно на люди выйти. Неожиданно она отступилась, едва не упала, а потом потянулась к лодыжке — похоже, подвернула ногу. Конечно, офицер не мог оставить без помощи девицу, велел кучеру остановиться, соскочил с дрожек и подал руку стоявшей на одной ноге страдалице.
— Милая барышня, давайте я вам помогу. Разрешите представиться — мичман Бобринский, можно просто Лексей. Если не против, то отвезем вас домой — только скажите, куда, — галантно обратился молодой человек, после поправился: — Хотя нет, лучше к доктору, пока нога не распухла. Вы знаете кого-нибудь из них? Сам я недавно здесь, собственно, ни с кем не знаком.
