Крылья Тура. Командировка [2 том, c илл.] - Языков Олег Викторович (читаемые книги читать TXT) 📗
— Удачи, Дед!
— Все, я пошел…
Не насилуя двигатель, я перешел в пологое снижение, набирая скорость. Быстрее, быстрее домой. Какое-то неприятное чувство, как ноющий больной зуб, сидишь – и не знаешь, а вдруг сейчас полыхнет? Нет, высоту терять нельзя, а то прыгнуть не смогу. Все, ушел… Это уже точно наша территория… Еще минут пять – и надо высматривать аэродром. Наконец-то, вот и он!
— Это Дед, иду с дымом, прошу посадку…
— Полоса свободна, садись сразу, Дед. Медпомощь нужна?
— Нет, я цел.
Проскрипели выпущенные закрылки, с характерным стуком вышли шасси. Я подправил положение самолета… еще… еще… Все! Я на земле! Теперь не страшно – помогут, если что. Истребитель катился по полосе с каким-то неприятным скрежетом, его тянуло влево. Черт, что еще случилось?
Мне махали руками, приказывая сойти с полосы и заглушить двигатель. Приказывают – надо подчиняться. Двигатель, чихнув, замолк. На крыло вскочил Антоха, лицо белое, глаза чумные.
— Виктор, ты как? Цел?
— Да цел я, Тоха, цел. Я не ранен, а вот "Дедушка"…
— Тьфу, черт! Главное – ты цел, а "Дедушку" мы быстро подлечим. Ну, давай, помогу с ремнями.
Я оперся на борт кабины, неуклюже вылез на крыло, сбросил парашют. Руки ощутимо дрожали. Перенервничал, черт… Не заметили бы… Стыдоба.
Технари облепили "Дедушку", дружно навалились, и он, скрипя шасси и покачивая крыльями, пополз к стоянке. Моментом были сброшены капоты, техники, как доктора больного, окружили мой самолет и залязгали гаечными ключами.
— Вот, Виктор, накинь полушубок, простынешь… — Антоша сунул мне в руки теплый полушубок, и, на ходу раздавая команды, полез в самую кучу механиков-любителей. Дело закипело…
Еще минут через десять подошли и произвели посадку пять истребителей под командованием старшего лейтенанта Хромова. Все вернулись живы – здоровы. Штурмовиков тоже не потеряли. Боевой вылет прошел хорошо.
Оживленные ребята, переговариваясь и смеясь, потянулись на доклад. Я сбросил чужой полушубок, натянул свою остывшую на холоде куртку, и побежал за ребятами.
Вечером, после ужина и ста граммов за боевой вылет и уничтоженный зенитный автомат противника, довольный и сытый, я дошел до стоянки. Техники уже заканчивали, сматывали шнуры от переносок и одевали на мотор капоты.
— Антоша, ну что там, не томи?
Оказалось, что ничего, в общем, страшного не произошло. Пуля разбила какой-то коллектор, если я правильно понял, или патрубок в маслорадиаторе, вот он и дымил. Благо – что лететь было совсем близко, возгорания не получилось. В общем – все обошлось. Несколько пуль прошили плоскости, их уже привели в порядок. А вот одна пуля попала в диск колеса шасси и вывела его из строя. То-то истребитель скрежетал при пробеге, и вело его на полосе. Нужного колеса не было, его заказали, завтра привезут машиной или на ПО-2. А пока мне летать не на чем. Вот так-то… Изуродованную пулеметную пулю из шасси Антоша преподнес мне, но я ее с отвращением выбросил. Что я мазохист, что ли, эту гадость собрать. Хватит и осколков из госпиталя…
А утром – снова звонок из дивизии, снова сборная группа. Мне разрешили взять самолет комиссара, благо – он был с рацией и передатчиком. Да, чувствуется отличие "Як-1" от "Як-1б", здорово чувствуется. Но, ничего. Летать можно…
На этот раз я летал в паре с Демычем, у него тоже был "Як-1". Пара была равноценной. Погода стала немного получше, и мы сделали уже два вылета на сопровождение горбатых.
А на третьем вылете меня сбила зенитка…
Произошло все обыденно и просто. Сам ведь говорил – не надо снижаться, держаться надо на тысяче метров. А то по илам бьют, а по нам попадают. Нет, все-таки полез вниз. Штурмануть захотелось, по немцам пострелять. Илы бы без меня не разобрались бы с немцами…
Только я нацелился зажечь какой-то грузовик с пушкой на прицепе, как услышал резкий, звонкий удар, как будто сломался или, точнее говоря, лопнул стальной стержень, и мотор как обрезало… Тишина, лепота, только свист разрезаемого воздуха. Земля приближается, а на земле – рассвирепевшие немцы, которые меня с нетерпением ждут, чтобы прижать к своим тевтонским грудям. Ага, и придушить в объятиях… Маневрировать нельзя, нужно беречь каждый метр высоты, да и куда маневрировать? Слишком далеко мы от наших, мне не долететь… Мне бы отлететь от дороги хоть на пару километров.
— 22-й, я Дед. Сбит зениткой, иду на вынужденную. Я не ранен… Ждите – скоро прибегу.
Ага, скоро! Но – не вешать нос, гардемарины! Не будем рыдать в эфире, это не телепередача…
Скосив глаза вправо, я наблюдал за своей тенью на снегу. Метра два… еще потянем, еще… полметра… Я уперся левой рукой в приборную доску. Черт, черт! Бам, бац, бумбарахт! Истребитель окутался снежной пылью, его ударило в брюхо, самолет подпрыгнул, жестко приземлился, прополз еще немного, закрутился и… Встал. Наконец-то! Я жив! Смертельный номер, один раз в сезоне! Да уж, чаще и не надо! И один раз – это совершенно лишнее.
Вдруг по бронеспинке защелкали пули, противно завизжал рикошет. Я инстинктивно дернулся вниз, пряча голову. Скорей, скорей! Расстегнуть привязные ремни, расстегнуть парашютные лямки, приготовиться… Стреляли, вроде бы, слева. Ну, да, я же уходил от дороги чуть наискось, значит – сзади, слева будет хвост колонны. Приготовиться… еще одна очередь. Теперь я услышал стук пулемета и шум двигателя. По самолету застучали пули… Как только они отгремели, я рыбкой прыгнул вправо, как в воду, даже руки вперед вытянул. И сразу – за мотор. Его пулеметом не пробьешь… Ну-ка, осторожно выглянем, что за дела у нас тут?
А дела, дорогие мои детишечки, были, прямо скажем, хреновые. На мой распластавшийся в сталинградской степи самолет нагло пер немецкий броневик. Ну, этот… "говномаг", одним словом. Который своим корпусом на гробик похож. Но как его не позорь, а все равно – в степи "Ганомаг" с пулеметом МГ-34 явно сильнее сбитого летчика с "Вальтером Р-38" в руке…
Я лихорадочно выщелкивал 9-мм патроны из обоймы пистолета в руку. Семь… восемь, все. Теперь зарядить их, зарядить, как следует. Не пристало барону, рыцарю и летчику скупердяйничать на подарки камрадам… Все – вам, все для вас, дорогие немецкие друзья, подходите… Семь, восемь. Все патроны встали в обойму, обойма – щелк, затвор – клац. Готово, я жду…
Тут я услышал нарастающий, давящий гул авиационного мотора. А ну-ка, поглядим, что там такое… Со стороны горящей в нескольких местах колонны, на бронетранспортер неспешно заходил Ил-2. Все немцы, кто еще мог стрелять, палили по илюше из всего, что может стрелять. Мне стало страшно – Ил шел в сплошном бисере трассирующих пуль. Светящиеся трассы создавали вокруг него какое-то фантастическое марево. Мать твою, хорошо, что летчики этого в бою не видят – поседеть ведь от страха можно. Да-а-а, упаси меня Перун, я уж лучше на истребителе…
Ил, не обращая на интенсивный ружейно-пулеметный обстрел ровно никакого внимания, чуть шевельнул капотом, и в Ганомаг ударил сходящийся веер пушечных и пулеметных трасс. Разрывы 23-х миллиметровых снарядов запрыгали по бронетранспортеру, как горсть китайских петард. Ганомаг дернулся, его развернуло, потащило под уклон, и, наконец, он вспыхнул дымным пламенем. Из огня уныло свисало вниз тонкое жало пулемета.
Спасибо, крылатый, мы с тобой одной крови! Я помахал Илу рукой. За Илом надо мной пронеслась пара истребителей. Все в порядке, ребята! Я жив! Я скоро буду с вами!
Так, скоро-то скоро, но отсюда надо линять. Что-то тут жарко становится. Стоп! Самолет! Я обернулся к Яку. Извини, крылатый, я не могу помочь тебе взлететь… Прости и прощай. Я подбежал к кабине, выхватил из планшета карту, какие-то бумаги, бросил в кабину. Где НЗ, ведь Антоха мне показывал, а вот он! Перемотанные матерчатой изолентой плитки шоколада и пачка галет. Это в освободившийся планшет… Все? Все! Я отскочил, в кабину полетел клубочек. Пыхнуло, жар опалил лицо.
