Жизнь - игра (СИ) - Белозеров Василий Семенович "Белз" (читаем полную версию книг бесплатно .txt) 📗
— Приказывай Владыко.
— Молодец «Жменя»! — хлопнул Егора по могучему плечу — Сделай «Клопу» всё, как я тебе, только ещё и голову ороси, чтобы впредь не мыслил худое про меня. Переговорив с ним ещё пару минут, проверил, верно ли понял он все мои приказания на будущее и дружески подмигнул на прощание. Окрылённый верой в меня, Егорша кинулся к раненым избавлять их от боли и увечий.
Возможно я способен исправлять не только свои действия, но так же события произошедшие в прошлом, даже без моего участия. Над этим вопросом следует подумать отдельно, когда представится свободное время.
В тулупе на голое тело, бегом, поднёс четыре холста к мольберту и спустя два часа, отнёс, исписанные маслом в экспрессивной манере, обратно к бричке. Не совсем завершённый картон Клеменс, снял с её мольберта. На свежекупленом подрамнике, быстро набросал этюд спящей девушки под живописно разлохматившейся медвежьей шубой. Родившуюся идею интересной композиции воплотил тут же, небрежно воткнув пару шпаг на переднем плане, уронил бутылку шампанского, чуть приоткрыл грудь и контрастно — розовое бедро. Рабочее название будет «Бивуак любви». Задним планом, едва наметил далёкое селение за знакомым изгибом Тобола на почти уже законченной картине, когда наконец проснулась модель. Поцеловав девушку, ощутил, что дурные воспоминания о пережитом недавно, вернулись к ней.
— Где они, — шёпотом спросила, прячась в шубу.
— Всё получилось лучше чем можно было ожидать, — впечатывая слова в её разум, отчеканил громко. Заметил, как облегчённо расправились её хрупкие плечи под грубой шерстью.
— Кстати, тебе причитается половина, — вручил, улыбаясь, тяжёлый кошель с двадцатью царским золотыми червонцами и десятью ассигнациями по пятьсот рублей. Предавая длиннополое пальто, попросил примерить. Сам, уже оделся в простенькую, чуть великоватую рубаху и сильно ношенные штаны. Всю эту рухлядь и деньги, полчаса назад привёз Егор, о чём конечно я не сообщил подруге. Согласно хронометру, мастерской Павла Буре, время подходило к пяти часам. Теперь, проблемой было довести семь свежих этюдов маслом, не размазав работ. Пришлось привязать подрамники снаружи откидного верха, изображая нечто вроде импровизированной передвижной выставки. Хорошо, что комаров и мошек ещё не развелось, иначе налипли бы на масло, испортив этюды. Успешно добравшись до гимназии, (без потерь «нетленок») оставил все работы в пустом, нерабочем коридоре до высыхания вонючего масла. Вернул на кухню гимназии всё, что брали для пленэра. Наконец, тепло расставшись с падающей от усталости Клим, кинулся домой, к тёте Ульяне. Не забыл по дороге забрать сдачу у Павла Мефодьевича, в обмен на расписку.
По рассказам Ольги, тётушка приезжала два раза. На моё счастье, она снова была в отлучке. Понимал, что легко могу переубедить кого угодно, в чём угодно, но на сегодня, желание напрягаться исчерпано до дна. Спокойно разнёс весь заимствованный для пикника реквизит по своим местам, включая деньги.
— Вот часы иметь такие, мне бы не помешало, — помыслил жадно, укладывая карманные часы в красивый футляр. Кстати, время приближалось к семи вечера. Мысленно представив тётю Ульяну, тут же воспринял сильный поток тревоги. Оказывается она, не выказав своего беспокойства слугам, потеряла меня уже после обеда. Вторую половину дня она металась по библиотекам, синематографам, пока не сообразила, что я не имею денег. Объездила всех знакомых и малознакомых жителей Кургана, сообщая мои приметы.
— Как в воду пропал, — думала, входя в ворота нашей усадьбы. Тут я бросился на неё обнимая и целуя в прыжке. От неожиданной радости она забыла злиться на меня, на что и рассчитан был мой приём. Затараторил, рассказывая о своих приключениях с мадемуазель Клеменс, которая ещё вчера приглашала меня к себе на уроки французского. Тётя Ульяна вспомнила этот, побудивший мимолётную гордость, момент.
Подробно расписывал, как приехав в гимназию, спросил у дворника место жительства француженки. Быстро найдя её комнату, разбудил девицу. Читали с ней книги, разговаривали, пели песни на языке Вольтера. Наконец, обратив внимание на мольберт и картины мадемуазель, упросил учительницу поехать на пленэр, попробовать творить в манере художников экспрессионистов; Моне, Мунк, Ренуар, Гоген. Мадемуазель Клеменс купила мне мольберт и краски для занятий на воздухе. Воспользовавшись нашей бричкой, тут же выехали за город. Бегая и играя в лесу, порвал и измазал в траве штаны и рубаху. Очень благодарил тётю, что она разрешила свободно использовать целое воскресенье. Показал мольберт и краски как доказательство, чем очень удивил тётю Улю.
— Где же такое видано, чтобы эта жмотка расщедрилась на такую ценную вещь, — произнесла всё ещё недоверчиво.
— Может потому, что сразу по приезду к ней воспользовался вашим советом, тётечка, — произнёс с наивозможнейшим почтением.
— Ничего я тебе не советовала, такого… чтобы вещи выпрашивать, — резко вспыхнула она, слегка раздражаясь.
— Ну как же тётенька, — продолжил умильно — А кто же меня целоваться учил.
— Так это ты, не выспавшуюся немчуру, с самого с ранья, целовать бросился, — не веря в такую храбрость, подумав, закончила — а она, расчувствовавшись, тебе подарок сделала?.
— Да ты братец — хват и дамский угодник растёшь, — засмеялась, уже полностью освобождаясь от недавней тревоги.
— Постой — ка, так это ты меня в воротах поймал со своими поцелуями и обниманиями, всё по тому же моему совету? — вдруг поняла тётя. Стоя с опущенной головой, я виновато развёл руками. Ульяна, при виде такой картины, непроизвольно хихикнула. Продолжая напряжённо думать, медленно озвучивала свои выводы:
— Сегодня ты, похоже, открыл самый главный свой талант, — управлять людьми. С самого утра овладел вниманием иноземки, о жадности которой легенды до Челябинска идут. Вертел ей как хочется весь день, научился, чёрт знает чему, да ещё ящик с красками припёр.
— Как он называется, — обратилась ко мне, — и где, то, чего нарисовал?
— Это мольберт, в нём палитра с красками… — начал я, но тётя перебила меня вопросом.
— А рисунки где? Пришлось подробно объяснять причину, по которой я не решился привезти свежие этюды, сразу, домой. Услышанное, тётя прокомментировала по своему:
— Выходит, чтобы не тащить в дом, пока ещё воняющие картинки, ты оставил их проветриваться у той же грымзы? В мыслях её, чувствовал восхищение и поиск выигрышных слов и готовых формулировок, которыми она будет разносить новую интересную сплетню по городу. Похоже, мне здорово повезло, что моей родственницей оказалась, такая опытная «ньюзмейкерша».
— Тебя не Василием, а Владимиром, надо было назвать — озвучила промелькнувшую мысль тётушка — Вон как ты овладел мной в воротах, а про бедную шаромыгу иноземную и говорить нечего.
— Положим, что теперь она, не такая уж бедная, и кто кем владел… — заметив мысленно, добавив вслух.
— Так может ей заплатить за урок, если она бедная?
— Это само собой — тут же подхватила разговор родственница.
— Хуже то, что её не расспросишь подробно, о твоих делах и успехах на выезде, немчура она худоязыкая. Я опять удручённо вздохнул и потерянно развёл руками. Оценив мои артистические движения, собеседница обняла меня, притянув к себе:
— Жулик ты и артист, каких свет не видывал, но наш.
Ужин, на этот раз, проходил в комнате тётушки. Принесла его моя Ольга, постоянно и откровенно впивающаяся в меня взглядами. Оставшись наедине, родственница ехидно подметила: — Чему удивляться, что кухаркины девки на тебя заглядываются, если ты иностранку, с постели до постели, весь день таскал как хотел. Глядя на мою довольную улыбку, умная тётя почти догадалась как я таскал француженку. Но, мысленно помолившись, отмела свои измышления как явно преждевременные. Перекрестившись на икону в углу, мы расстались до следующего утра.
