Балаустион - Конарев Сергей (лучшие книги без регистрации TXT) 📗
– Не хватает только тебя – подонка и убийцы, – сказал, словно выплюнул, Коршун. – Идем к нам, – он сделал приглашающий жест, погано улыбаясь.
– С удовольствием подрезал бы тебе крылышки, птенчик, – отмахнулся Леотихид, присаживаясь на перевернутый жертвенник и закидывая ногу на ногу, – да и еще кое-кому из вас, – надоели вы мне до смерти, клянусь богами. Увы, не могу – брат запретил мне якшаться с вами, плохими мальчишками. Так что сегодня, пожалуй, танцуйте без меня.
– Трус, – звучно процедил Исад как будто в сторону, но услышали все. На щеки элименарха тут же вспрыгнули два красных пятна.
– Полиад, Арсиона, – облизав губы, произнес он, – вы слышали? Этот клятвопреступник меня оскорбил. Будьте так любезны, убейте его.
– Есть, командир, – хором ответили лохаги «белых плащей».
– Я видела это во сне – и вот, пожалуйста. А говорят еще, что вещие сны – выдумка аэдов. Это будет забавная пляска, клянусь Девой, – нежно улыбнувшись, добавила Арсиона. От ее звучного, с хрипотцой, голоса мороз драл по коже.
– Знаешь, Арси, говорят, у него кровь синего цвета, – отозвался, подначивая, Полиад.
– Правда? Не может быть! Давай посмотрим! – великолепная пара, мечник и мечница, медленно двинулась вперед. Их фехтовальные спаты, длинные и узкие, казались игрушечным оружием в сравнении со зловещей номаргской махайрой Исада.
– Сын, – протянув руку, тревожно проговорил Фебид. Тот не обернулся.
– Не беспокойся, эфор, – не сводя глаз с Исада, обронил Полиад. – Это будет честный бой, ну или почти честный – нас двое и он, и никого больше. Все лучше, чем если бы твоего храброго отпрыска зарубили толпой в свалке, что вот-вот начнется. А так у него есть шанс блеснуть своим искусством.
– Напоследок, – добавила Арсиона, прищурив глаза, и завертела клинком сверкающую «мельницу». Полиад, поигрывая мечом, немедленно двинулся вправо – насколько это было возможно. К счастью для Исада, ряд колонн, ограничивающий лестницу слева, и стена продомоса справа защищали его от нападения с разных сторон.
Молодой номарг, теперь уже бывший, стоял неподвижно – напряженный, переполненный разрушительной силой как скрученный торсион осадного камнемета. Еще мгновение-другое и кошмарное напряжение, от которого едва не трескается воздух, взорвется феерией великой схватки. Галиарт дорого бы дал, чтобы поглядеть на этот бой в других обстоятельствах. И несмотря на репутацию Исада, наверное, поставил бы на «белых».
– Ну а я возьму себе того, что поздоровее! – проревел Циклоп, указывая мечом на Иамида. – У нас в отряде принято самим разбираться с предателями. Остальным – не лезть.
Двое оставшихся воинов отряда Трехсот, скрестив могучие руки на груди, демонстративно замерли по обе стороны от входа. Иамид, подобно Исаду, занял место на полшага впереди от первой ступени лестницы – так, чтобы ничто не мешало размаху руки и в то же время оставалась возможность быстро отступить.
– Как все удачно получается, – хрипло произнес Ясон, обнажая голодное загнутое лезвие великой махайры. – Пришел час все выяснить окончательно, не так ли, Иамид?
По тому, с каким выражением он это произнес, Галиарт догадался, что присутствует – как и все остальные – при развязке соперничества, возраст которого не один год.
– Ну, довольно театра. Авоэ, режьте негодяев! – досадливо глянув на номаргов, крикнул Леотихид своим. – Всех убить – никакого милосердия предателям.
Заорав, словно стая голодных демонов, «белые плащи» бросились в атаку. Их было почти втрое больше, чем защитников продомоса, и все равно последним не хватило места на неширокой, локтей десяти в ширину, лестнице. Пирр, Леонид и Лих встали на первой ступеньке, приняв на себя бурлящую волну нападавших.
Баррикада была завершена: внушительная гора мебели и самых разнообразных массивных вещей, снесенных Леонтиском и Проклом едва ли не из всех комнат второго этажа, скрыла окно и большую часть передней стены гостевой комнаты. Нападающим, даже если они приставят лестницы и выломают мечами тяжелые ставни, понадобится уйма времени, чтобы справиться с завалом, треть которого составляли предметы, размерами превышавшие оконный проем.
– Готово! – стоя на краю поваленного набок платяного шкафа, Леонтиск увенчал верхушку баррикады массивным бюстом какого-то знаменитого предка хозяина дома. Раненое плечо чувствительно побаливало, мышцы ныли от тяжелой работы, но в целом афинянин чувствовал себя значительно лучше, чем сразу после поединка с Ипполитом. – Теперь вниз, Прокл, – наши руки и мечи нужны…
Что заставило его обернуться – почти неслышный звук рассекаемого воздуха или внезапный холод Аида, дохнувший в затылок? Загустевшее время словно размазало по мгновению обезумевшие глаза привратника Прокла, его раззявленный рот, стянутый паутинками слюны, противный блеск стремительнолетящего кинжала. Не уйти от удара, не выхватить висящий на поясе астрон, не успеть, не спастись – лишь броситься навстречу этому желтому сверкающему жалу. Оттолкнувшись здоровой рукой от баррикады, неловко, боком Леонтиск рухнул на предателя, уже чувствуя, как обжигающий холод клинка вгрызается в тело, ломает ребра над поясницей…
Они рухнули на пол, при этом Прокл тяжко стукнулся затылком, вскрикнул и выпустил оружие. Леонтиск перевернулся, выдернул правую руку из-под живота, надавил локтем на шею врага, навалился всем весом.
– Почему? Почему, пес? – слова выплескивались изо рта вместе с кровью, а застрявший в боку острый осколок льда стремительно высасывал силу и жизнь. Левой рукой афинянин потянулся, чтобы нащупать этот источник мучительной боли, выдрать его из тела и вышвырнуть прочь. В этот момент враг пришел в себя, зарычал, дохнув зловонием, впился обеими руками в культю Леонтиска и скинул ее со своей шеи. Афинянин кинулся грудью вниз, но не успел – Прокл успел вставить руки. Последовал десяток мгновений напряженной возни, увенчавшийся тем, что раб дотянулся до лица противника, проехал дрожащими ногтями по его щекам, стремясь вверх. Леонтиск вовремя закрыл глаза – жесткие пальцы впились в его глазницы, словно когти. Взвыв, ослепший, обезумевший от боли молодой воин резко выпрямился, неловко потянулся левой рукой назад, нащупал липкую от крови рукоять и вырвал кинжал, застрявший между ребер. В тот момент он почти ничего не почувствовал, направив оружие вниз, туда, где должна была находиться мерзкая харя предателя-раба. Тот, однако, вовремя заметил опасность и перехватил руку афинянина двумя своими. Открыв глаза, Леонтиск увидел сквозь кровавую пелену красный блестящий лоб, оплеванную бороду и толстую сизую жилу, налившуюся на дряблой шее. И мокрый мутный глаз. В этот глаз Леонтиск и направил окровавленную вертикаль кинжала, навалившись на руки врага всей тяжестью, всей ненавистью. Одновременно правым локтем он с хрустом раздавил противнику нос. Заверещав, тот забился по-звериному и сумел-таки отвести смерть от лица назад, за голову. Кинжал глубоко вонзился в пол, и Леонтиск понял, что уже не сможет повторить такого усилия, что уже проиграл, что теряет сознание. Равнодушие смерти охватило его, голова бессильно упала на голову врага, и перед тускнеющим взором афинянина оказались уродливое, заросшее редким волосом ухо и отвратительная толстая вена, похожая на змею, забравшуюся под кожу. Уже не отдавая себе отчет, зачем, Леонтиск впился в нее зубами.
Лишь несколько звезд тускло проблескивали сквозь драное одеяло облаков, застилавших черное небо.
– А-а, люди добрые, на помощь! – это уже больше походило на птичий клекот, чем на человеческий голос. Мелеагр понял, что окончательно надорвал горло. Горожане, собравшиеся на улице, несомненно, слышали его с Эпименидом крики, но предпринимали они что-либо или же считали происходящее каким-то новым видом театрального представления, советник не знал. Близко к воротам людей не подпускала вооруженная стража, и видно было плохо. Одно Мелеагр мог сказать наверняка – народу на улице стало больше. Но стоит ли сильно рассчитывать, что это – добрый признак? Судя по звукам, доносившимся снизу, в доме уже вовсю идет бой. Скоро противники задавят эврипонтидов числом, поднимутся сюда и скинут их с крыши – бессильного старика и его, незадачливого перебежчика, умника, перехитрившего самого себя. В тощей груди Мелеагра бушевал нешуточный гнев на Судьбу, в очередной раз решившую насмеяться над самоуверенностью человека, дерзнувшего подумать, что ему дано предвидеть грядущее, и построившего на этом мнимом знании грандиозные честолюбивые планы. При этом Мелеагр по-прежнему был уверен, что поступил правильно и выбрал лагерь победителя, а эти убийцы внизу, эта тень смерти, накрывшая дом лафиропола есть не более чем глупая случайность, абсурд, событие, вообще не имевшее права случиться. И теперь ему, как и тем, что сражаются в доме, остается лишь как можно дороже продать свою жизнь, обставив отбытие в Аид со всей возможной славой.
